Дети войны
Знаете, чем отличаются дети войны от обычных детей? Они лишены безмятежного детства, они сразу становятся взрослыми
Я приехала на всероссийский конкурс творчества детей, проходивший на берегу моря. Было грандиозное, праздничное открытие. Новые знакомства, конкурсы, соревнования, концерты. Куда ни кинь взгляд – везде детские улыбки, смех, крик, радость, веселье. Взрослые организовали замечательный праздник для детей. Были даже слезы. Слезы побед и поражений, слезы радости и огорчения. Лагерь жил праздником и был отдан детям, которые в нем были главными героями.
На третий день конкурса в лагерь приехали автобусы и привезли новых детей в сопровождении взрослых. Они сильно отличались от нас. Усталый вид, ни намека радости на лицах. Глаза, полные слез и тоски. Взрослые суетились рядом с ними. Их сразу повели в столовую, где были для них накрыты столы. В полной тишине они с равнодушным видом проглатывали пищу. Многие просто ковыряли вилкой в тарелке, всхлипывая мокрыми носами и вытирая вдруг набежавшую слезу.
Вновь прибывших поселили в отдельный, дальний, корпус и старались помочь им разместиться. Бросилось в глаза то, что у детей было мало вещей, у многих они вообще отсутствовали. Маленькие – плакали, взрослые пытались их успокоить. Они были не похожи на нас и, уж точно, приехали не на конкурс.
Вечером за ужином нам объяснили, что в соседнем государстве – война, и этих детей еле успели вывезти из пылающих, разрушенных городов. Про войну мы знали только по книжкам и кино да по рассказам наших бабушек и дедушек.
На следующий день после приезда вновь прибывшие с неохотой, оглядываясь по сторонам и вглядываясь в голубую даль безоблачного неба, стали выходить из корпуса. Отдельными группами они бродили по лагерю, не принимая участия в конкурсах и увеселительных мероприятиях. Мы старались не навязываться им. Говор у них был своеобразный, не похожий ни на один наш акцент. Встречались незнакомые слова, но все равно мы понимали, о чем они разговаривают.
Я сидела на скамейке в дальнем уголке лагеря. Слезы отчаяния сами собой накатывались на глаза. Платка не было, и вся тушь, конечно, размазалась по щекам. Мне было обидно, что первое место в конкурсе досталось не мне. Рядом никого не было, и я отдалась своей беде без остатка. Слезы душили изнутри.
- Шо ты ревешь, блажная? – неожиданно раздался незнакомый голос.
- Тебе какое дело?.. Что, мало лавок рядом? – не поворачиваясь, ответила я, но все же перестала всхлипывать и повернулась к незнакомке.
Около меня стояла моя ровесница. Обычная девчонка, с большими голубыми глазами. Только в ней было что-то не так. Я извинилась за свое поведение и предложила присесть на лавочку.
- Да ты не винись, я думала ты из наших.
Я сразу поняла про кого она говорит.
- По пустому слез не проливай, дуреха. Радуйся тому, что есть, что ты – жива. Возьми платок, вытри лицо, а то, похоже, что ты из печи вылезла: всё лицо – в саже… Давай знакомиться, меня зовут Майка, а як тебя называть?
В её голосе слышались простота и добродушность, отзывчивость к чужому несчастью. Она не прошла мимо слез, мимо чужого горя. Откуда столько душевности и неподдельной искренности?
В тот день Майка была моей отдушиной. Мне хотелось поделиться своими проблемами, излить обиды. Она терпеливо, не перебивая, все выслушивала, изредка кивая мне головой или пожимая плечами. Мне стало легче. Даже во время обеда мы не расстались. Сели за один стол, и никто не сделал нам замечания, хотя все должны были сидеть со своим отрядом. После обеда мы гуляли по территории лагеря, знакомились с тихими уголками, закоулками, где никто не мог бы помешать нам наслаждаться одиночеством. Ни мне, ни Майке не хотелось участвовать ни в каких игровых мероприятиях, хотя нас и приглашали.
- Ты уже все мои тайны знаешь, а про себя ничего не рассказываешь. Так нечестно!.. – с нескрываемой обидой пробормотала я.
- Не обижайся, мне пока трудно рассказывать про себя, да и не хочется. Правда – страшная, а приукрашивать зверства не умею.
Общение с Майкой становилось все интересней. Взрослые рассуждения из ее уст говорили о многом. Ее лицо выражало постоянную озабоченность - ни тени улыбки. Только когда пролетали самолеты, на лице появлялся страх и ненависть. Большие глаза впивались в голубую высь, стараясь найти, с какой стороны идет звук. Майкино худое тельце жалось ко мне.
Светлая, теплая, южная ночь уносит все твои страхи, все твои переживания. С первыми лучами, солнце окончательно отгоняет хмурые мысли – и новый день несет надежду.
За завтраком мы вновь сидели вместе и болтали о всяких пустяках. Иногда я не успевала понять о чем она говорила, так быстро Майка тараторила, употребляя незнакомые мне слова. Когда Майка вспоминала про свое детство, края губ ее пытались улыбнуться, но улыбка не получалась. Голубые глаза наполнялись слезами воспоминаний. Ей было трудно, грустно и одиноко.
После завтрака я ей предложила пойти на море искупаться и позагорать.
- Ни, я не пийду. Да зараз и купальника не мае.
- Я свой тебе дам. У меня их три.
Майка разнервничалась и в разговоре всё чаще употребляла непонятные слова.
- Ни, не пийду я на пляж, и не треба мне твои купальники.
- Да мне самой не очень хочется валяться на песке и купаться в грязной воде, – спешно поменяла свое мнение я, чтобы угодить Майе.
Она сразу повеселела, но глаза оставались грустными. Я старалась во всем ей потакать, чтобы хоть как-то отвлечь ее от пережитого.
- Ну шо ты усе время пидстраиваешся под мэнэ, у тэбэ не мае своего мнения? – без злобы и укора обратилась ко мне Майка. В ее голосе чувствовались интерес и обдуманность каждого слова.
- Мне хочется больше времени проводить с тобой. Друзьями я тут не обзавелась, а с тобой интересно. Ты не такая, как все приехавшие с тобой. Они какие-то диковатые, отстраненные, неконтактные…
- Ты права, мы здесь все – чужие, никому ни нужные люди. Хотя все относятся доброжелательно, стараются помочь, но скоро мы надоедим и будем только мешать. Мы уже вас потеснили. Это из-за нас набили вас в комнатах, как «кильку в банке». Скоро приедут еще, потом еще, и тогда вы нас возненавидите.
Майка говорила хладнокровно, четко выговаривая каждое слово:
- На нас смотрят с жалостью, а меня не нужно жалеть. Я давно от этого отвыкла. Жалеть нужно стариков, которые остались там одни в подвалах, детей, играющих в прятки во время бомбежки. Остальным нужно помогать, кто чем может. Там необходим каждый из нас, а мы бежим с Родины вместо того, чтобы защищать ее. Я там необходима, а нас сюда эвакуировали. В минуты затишья мы разносили еду, и на нас смотрели, как на равных. Все дружески благодарили, каждый видел в нас своих детей и каждый знал, за что сражается. На нас смотрели с восхищением и благодарностью, никто не смел жалеть.
Чем больше Майка рассказывала – тем эмоциональнее становилась ее речь. Вновь проскальзывали непонятные слова, но мне было все понятно.
- Мы боремся за землю, где родились и живем, за землю, где похоронены наши деды и прадеды, за свой любимый, хоть и разрушенный край, за свою истерзанную Родину. Каждый из нас верит, что будем жить так, как мы хотим, а не так, как нас заставляют. И таких, как мы, становится все больше и больше. Даже приезжают из других стран, чтобы вместе с нами защищать наш выбор. Плечом к плечу они обороняются от извергов, которые танками, орудиями, самоходками жгут и разрушают наши города, оскверняют наши святыни, уничтожают наш народ. За что они нас ненавидят и убивают?! Обстрелы не прекращались даже ночью. Каждый день самолеты, вертолеты, минометы кидали, сбрасывали, бомбили, уничтожали и выжигали нас.
- Страшнее всего, что нас убивают свои же военные, которые нас должны защищать. Откуда столько ненависти, злобы за то, что мы хотим у себя на родине дружить с кем мы хотим, разговаривать на языке наших отцов и дедов, ходить в церковь и молиться тем богам, в которых мы верим! А не тем, которых нам навязывают.
Майка говорила не по-детски осмысленно, еле сдерживая слезы. Голубые глаза налились слезами и потускнели. Сколько горя вынесло это детское сердце, сколько насилия и смерти видели эти глаза! Я старалась понять, где скрыта та сила ее души, не давшая огрубеть и очерстветь к чужому горю. Где прячется в этом худеньком тельце столько любви и доброты? Где скрывается столько ненависти к убийцам, и чего больше - добра или зла – теперь в Майке?
- Майка, что случилось, ты на себя не похожа? – задала я вопрос.
- Извини, что нагружаю тебя своими проблемами, просто мне плохо. С родителями связи нет, они остались там, в горящем, безлюдном городе, пожираемом смертью. Там, где идет война, где под бомбежкой и градом пуль гибнут бывшие граждане, бывшей своей страны, теперь не нужные своей Родине. У нас просто отбирают Родину. Кто-то ищет тихую жизнь в других странах; кто-то принимает то, что ему навязывают. Мы строим и защищаем свою Родину, строим свою страну, в которой хотим и будем жить.
- У вас здесь тихо и мирно, но это все же - чужая страна, чужая Родина. Как нас только не называют у вас! Беженцы, переселенцы, а за глаза, наверное, - нахлебники и дармоеды. Я не обижаюсь, это – правда. У нас есть своя родная, растерзанная Отчизна, которую необходимо спасать. Мы бросили ее, – нет, не беременные женщины или старики, а здоровые мужики с набитыми барахлом джипами и лимузинами. Остались лишь те, кому дороги могилы прадедов. Мои родители остались там. Мать - в разбитой больнице помогает раненым. Отец -простой водитель. Его автобус с пассажирами разбомбили, он чудом уцелел. Теперь на блок-посту, с оружием защищает нас. Правительственные войска обещают расстрелять или повесить тех, кто помогает ополчению. Мне страшно за них. Не знаю, что с ними и где они.
Первый раз я увидела Майкины слезы, они лились ручьем, сыпались градом, их нельзя было остановить. Про все ужасы она рассказывала с ненавистью к войне и без сожаления к врагу. Все свое детство Майка оставила в первые дни обстрела, в подвале, прячась от бомбежки с остальными беспомощными людьми. В мокрых, холодных подвалах она поняла, что они не нужны никому в мире - ни своей стране и никакой другой. Свою страну нужно защищать самой, своими руками. Майка помогала в больнице маме и насмотрелась на лужи крови. Ее тошнило от вони гноившихся ран и разложившихся трупов в морге, от запаха гари. Она резала кем-то принесенные простыни и перевязывала раны. Перевязывала легкораненых на блокпостах и встречалась с защитниками своей страны, такими же простыми людьми, как ее отец и мать. Если не они, то кто защитит немощных стариков и детей, которым некуда бежать? Без еды и воды, без лекарств и света ополчение сражается и будет сражаться с самой смертью. Их не поставят на колени и не заставят молить о пощаде. Потерявшие родных и близких, нахлебавшихся смерти нельзя заставить уйти от родных могил на родной земле. Они будут защищать свою Родину для своих детей, внуков и правнуков, как защищали свое Отечество их отцы, деды и прадеды.
Воронежская девятиклассница Дарья Иванова
Дарья Иванова,
ученица 9-го класса средней школы № 28 г.Воронежа
Я приехала на всероссийский конкурс творчества детей, проходивший на берегу моря. Было грандиозное, праздничное открытие. Новые знакомства, конкурсы, соревнования, концерты. Куда ни кинь взгляд – везде детские улыбки, смех, крик, радость, веселье. Взрослые организовали замечательный праздник для детей. Были даже слезы. Слезы побед и поражений, слезы радости и огорчения. Лагерь жил праздником и был отдан детям, которые в нем были главными героями.
На третий день конкурса в лагерь приехали автобусы и привезли новых детей в сопровождении взрослых. Они сильно отличались от нас. Усталый вид, ни намека радости на лицах. Глаза, полные слез и тоски. Взрослые суетились рядом с ними. Их сразу повели в столовую, где были для них накрыты столы. В полной тишине они с равнодушным видом проглатывали пищу. Многие просто ковыряли вилкой в тарелке, всхлипывая мокрыми носами и вытирая вдруг набежавшую слезу.
Вновь прибывших поселили в отдельный, дальний, корпус и старались помочь им разместиться. Бросилось в глаза то, что у детей было мало вещей, у многих они вообще отсутствовали. Маленькие – плакали, взрослые пытались их успокоить. Они были не похожи на нас и, уж точно, приехали не на конкурс.
Вечером за ужином нам объяснили, что в соседнем государстве – война, и этих детей еле успели вывезти из пылающих, разрушенных городов. Про войну мы знали только по книжкам и кино да по рассказам наших бабушек и дедушек.
На следующий день после приезда вновь прибывшие с неохотой, оглядываясь по сторонам и вглядываясь в голубую даль безоблачного неба, стали выходить из корпуса. Отдельными группами они бродили по лагерю, не принимая участия в конкурсах и увеселительных мероприятиях. Мы старались не навязываться им. Говор у них был своеобразный, не похожий ни на один наш акцент. Встречались незнакомые слова, но все равно мы понимали, о чем они разговаривают.
Я сидела на скамейке в дальнем уголке лагеря. Слезы отчаяния сами собой накатывались на глаза. Платка не было, и вся тушь, конечно, размазалась по щекам. Мне было обидно, что первое место в конкурсе досталось не мне. Рядом никого не было, и я отдалась своей беде без остатка. Слезы душили изнутри.
- Шо ты ревешь, блажная? – неожиданно раздался незнакомый голос.
- Тебе какое дело?.. Что, мало лавок рядом? – не поворачиваясь, ответила я, но все же перестала всхлипывать и повернулась к незнакомке.
Около меня стояла моя ровесница. Обычная девчонка, с большими голубыми глазами. Только в ней было что-то не так. Я извинилась за свое поведение и предложила присесть на лавочку.
- Да ты не винись, я думала ты из наших.
Я сразу поняла про кого она говорит.
- По пустому слез не проливай, дуреха. Радуйся тому, что есть, что ты – жива. Возьми платок, вытри лицо, а то, похоже, что ты из печи вылезла: всё лицо – в саже… Давай знакомиться, меня зовут Майка, а як тебя называть?
В её голосе слышались простота и добродушность, отзывчивость к чужому несчастью. Она не прошла мимо слез, мимо чужого горя. Откуда столько душевности и неподдельной искренности?
В тот день Майка была моей отдушиной. Мне хотелось поделиться своими проблемами, излить обиды. Она терпеливо, не перебивая, все выслушивала, изредка кивая мне головой или пожимая плечами. Мне стало легче. Даже во время обеда мы не расстались. Сели за один стол, и никто не сделал нам замечания, хотя все должны были сидеть со своим отрядом. После обеда мы гуляли по территории лагеря, знакомились с тихими уголками, закоулками, где никто не мог бы помешать нам наслаждаться одиночеством. Ни мне, ни Майке не хотелось участвовать ни в каких игровых мероприятиях, хотя нас и приглашали.
- Ты уже все мои тайны знаешь, а про себя ничего не рассказываешь. Так нечестно!.. – с нескрываемой обидой пробормотала я.
- Не обижайся, мне пока трудно рассказывать про себя, да и не хочется. Правда – страшная, а приукрашивать зверства не умею.
Общение с Майкой становилось все интересней. Взрослые рассуждения из ее уст говорили о многом. Ее лицо выражало постоянную озабоченность - ни тени улыбки. Только когда пролетали самолеты, на лице появлялся страх и ненависть. Большие глаза впивались в голубую высь, стараясь найти, с какой стороны идет звук. Майкино худое тельце жалось ко мне.
Светлая, теплая, южная ночь уносит все твои страхи, все твои переживания. С первыми лучами, солнце окончательно отгоняет хмурые мысли – и новый день несет надежду.
За завтраком мы вновь сидели вместе и болтали о всяких пустяках. Иногда я не успевала понять о чем она говорила, так быстро Майка тараторила, употребляя незнакомые мне слова. Когда Майка вспоминала про свое детство, края губ ее пытались улыбнуться, но улыбка не получалась. Голубые глаза наполнялись слезами воспоминаний. Ей было трудно, грустно и одиноко.
После завтрака я ей предложила пойти на море искупаться и позагорать.
- Ни, я не пийду. Да зараз и купальника не мае.
- Я свой тебе дам. У меня их три.
Майка разнервничалась и в разговоре всё чаще употребляла непонятные слова.
- Ни, не пийду я на пляж, и не треба мне твои купальники.
- Да мне самой не очень хочется валяться на песке и купаться в грязной воде, – спешно поменяла свое мнение я, чтобы угодить Майе.
Она сразу повеселела, но глаза оставались грустными. Я старалась во всем ей потакать, чтобы хоть как-то отвлечь ее от пережитого.
- Ну шо ты усе время пидстраиваешся под мэнэ, у тэбэ не мае своего мнения? – без злобы и укора обратилась ко мне Майка. В ее голосе чувствовались интерес и обдуманность каждого слова.
- Мне хочется больше времени проводить с тобой. Друзьями я тут не обзавелась, а с тобой интересно. Ты не такая, как все приехавшие с тобой. Они какие-то диковатые, отстраненные, неконтактные…
- Ты права, мы здесь все – чужие, никому ни нужные люди. Хотя все относятся доброжелательно, стараются помочь, но скоро мы надоедим и будем только мешать. Мы уже вас потеснили. Это из-за нас набили вас в комнатах, как «кильку в банке». Скоро приедут еще, потом еще, и тогда вы нас возненавидите.
Майка говорила хладнокровно, четко выговаривая каждое слово:
- На нас смотрят с жалостью, а меня не нужно жалеть. Я давно от этого отвыкла. Жалеть нужно стариков, которые остались там одни в подвалах, детей, играющих в прятки во время бомбежки. Остальным нужно помогать, кто чем может. Там необходим каждый из нас, а мы бежим с Родины вместо того, чтобы защищать ее. Я там необходима, а нас сюда эвакуировали. В минуты затишья мы разносили еду, и на нас смотрели, как на равных. Все дружески благодарили, каждый видел в нас своих детей и каждый знал, за что сражается. На нас смотрели с восхищением и благодарностью, никто не смел жалеть.
Чем больше Майка рассказывала – тем эмоциональнее становилась ее речь. Вновь проскальзывали непонятные слова, но мне было все понятно.
- Мы боремся за землю, где родились и живем, за землю, где похоронены наши деды и прадеды, за свой любимый, хоть и разрушенный край, за свою истерзанную Родину. Каждый из нас верит, что будем жить так, как мы хотим, а не так, как нас заставляют. И таких, как мы, становится все больше и больше. Даже приезжают из других стран, чтобы вместе с нами защищать наш выбор. Плечом к плечу они обороняются от извергов, которые танками, орудиями, самоходками жгут и разрушают наши города, оскверняют наши святыни, уничтожают наш народ. За что они нас ненавидят и убивают?! Обстрелы не прекращались даже ночью. Каждый день самолеты, вертолеты, минометы кидали, сбрасывали, бомбили, уничтожали и выжигали нас.
- Страшнее всего, что нас убивают свои же военные, которые нас должны защищать. Откуда столько ненависти, злобы за то, что мы хотим у себя на родине дружить с кем мы хотим, разговаривать на языке наших отцов и дедов, ходить в церковь и молиться тем богам, в которых мы верим! А не тем, которых нам навязывают.
Майка говорила не по-детски осмысленно, еле сдерживая слезы. Голубые глаза налились слезами и потускнели. Сколько горя вынесло это детское сердце, сколько насилия и смерти видели эти глаза! Я старалась понять, где скрыта та сила ее души, не давшая огрубеть и очерстветь к чужому горю. Где прячется в этом худеньком тельце столько любви и доброты? Где скрывается столько ненависти к убийцам, и чего больше - добра или зла – теперь в Майке?
- Майка, что случилось, ты на себя не похожа? – задала я вопрос.
- Извини, что нагружаю тебя своими проблемами, просто мне плохо. С родителями связи нет, они остались там, в горящем, безлюдном городе, пожираемом смертью. Там, где идет война, где под бомбежкой и градом пуль гибнут бывшие граждане, бывшей своей страны, теперь не нужные своей Родине. У нас просто отбирают Родину. Кто-то ищет тихую жизнь в других странах; кто-то принимает то, что ему навязывают. Мы строим и защищаем свою Родину, строим свою страну, в которой хотим и будем жить.
- У вас здесь тихо и мирно, но это все же - чужая страна, чужая Родина. Как нас только не называют у вас! Беженцы, переселенцы, а за глаза, наверное, - нахлебники и дармоеды. Я не обижаюсь, это – правда. У нас есть своя родная, растерзанная Отчизна, которую необходимо спасать. Мы бросили ее, – нет, не беременные женщины или старики, а здоровые мужики с набитыми барахлом джипами и лимузинами. Остались лишь те, кому дороги могилы прадедов. Мои родители остались там. Мать - в разбитой больнице помогает раненым. Отец -простой водитель. Его автобус с пассажирами разбомбили, он чудом уцелел. Теперь на блок-посту, с оружием защищает нас. Правительственные войска обещают расстрелять или повесить тех, кто помогает ополчению. Мне страшно за них. Не знаю, что с ними и где они.
Первый раз я увидела Майкины слезы, они лились ручьем, сыпались градом, их нельзя было остановить. Про все ужасы она рассказывала с ненавистью к войне и без сожаления к врагу. Все свое детство Майка оставила в первые дни обстрела, в подвале, прячась от бомбежки с остальными беспомощными людьми. В мокрых, холодных подвалах она поняла, что они не нужны никому в мире - ни своей стране и никакой другой. Свою страну нужно защищать самой, своими руками. Майка помогала в больнице маме и насмотрелась на лужи крови. Ее тошнило от вони гноившихся ран и разложившихся трупов в морге, от запаха гари. Она резала кем-то принесенные простыни и перевязывала раны. Перевязывала легкораненых на блокпостах и встречалась с защитниками своей страны, такими же простыми людьми, как ее отец и мать. Если не они, то кто защитит немощных стариков и детей, которым некуда бежать? Без еды и воды, без лекарств и света ополчение сражается и будет сражаться с самой смертью. Их не поставят на колени и не заставят молить о пощаде. Потерявшие родных и близких, нахлебавшихся смерти нельзя заставить уйти от родных могил на родной земле. Они будут защищать свою Родину для своих детей, внуков и правнуков, как защищали свое Отечество их отцы, деды и прадеды.
Воронежская девятиклассница Дарья Иванова
Что за слова - РОДИНА, ОТЧИЗНА, РОДНОЙ КРАЙ, ОТЧИЙ ДОМ? Почему люди отдают свои жизни за эти простые слова? Что они значат для них? Чем они наполнены? Или от людей зависят эти слова? Почему люди убивают друг друга? От кого зависит, защитник ты или завоеватель, патриот или убийца? От матери, от школы, от улицы или от страны, где воспитывался? Где берутся те тончайшие ниточки, которые накрепко соединяют тебя с Родиной? В каком возрасте происходит неразрывное воссоединение тебя с твоей Родиной и твоей Отчизной? Неужели обязательно сначала нужно разрушить страну, чтобы понять, как мы ей нужны? Неужели нужно потерять Родину, чтобы понять, как она нам необходима?
Майка говорила и говорила – все спрашивали и спрашивали… А я, глядя на Майку, завидовала ей. Даже здесь, под мирным небом, она думала о своей горящей, разрушенной стране. Она всей душой рвалась туда, где ее родители и братья, чтобы быть рядом с РОДИНОЙ, чтобы помочь ей…