Генерал Чанышев. «Встреча на Эльбе» – это про его войска
Иосиф Сталин лично внес фамилию татарского командира в расстрельный список, но позже отменил приговор. Часть 2-я
Герой сразу трех войн — двух мировых и одной гражданской — генерал-лейтенант Якуб Чанышев был одним из двух советских генералов-татар времен Великой Отечественной. Последнюю из своих книг-воспоминаний он завершил в 95 лет. «БИЗНЕС Online» предлагает узнать подробнее из нее, а также из других исследований и публикаций, от людей, хорошо его знавших, почему Якуб Джангирович боролся с Султан-Галиевым, как уцелел в подвалах «Черного озера» и за что его наградили высшим военным орденом США.
СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ ПРОТИВ САМОГОННЫХ «ЗАВОДОВ»
Прямо с Туркестанской кампании по борьбе с местным басмачеством комиссар 1-й отдельной Приволжской татарской стрелковой бригады Якуб Чанышев был командирован на Х съезд РКП (б), который проходил с 8 по 16 марта 1921 года в Москве. 29-летний опытнейший уже к тому времени фронтовой командир и политработник с восторгом внимал речам, выступлениям своего большевистского кумира Ленина, и даже довольно подробно с ним говорил. Съезд принял резолюцию «Об очередных задачах партии в национальном вопросе», поставил задачу ликвидировать государственную, хозяйственную и культурную отсталость угнетенных в прошлом народов, оказать им помощь в развитии. Уклоны к великодержавному шовинизму и местному национализму были решительно осуждены.
Военком возвращается в Среднюю Азию и, вдохновленный ленинскими интернациональными планами, снова активнейшим образом продолжает устанавливать здесь Советскую власть. В чем это проявлялось? Вот что пишет по этому поводу будущий генерал в своей книге «Вспоминая былые походы»: «Путь от Джалалабада до Пишпека (сейчас — Бишкек, столица современной Киргизии — прим. ред.), отнял у нас три долгих месяца. Единственным утешением было обилие продовольствия в русских поселках, там и сям разбросанных вдоль дороги. Да, в то время, как вся страна голодала, кулачество в таких отдаленных от железной дороги поселках, как Черняево, Беловодское, Троицкое, придерживало огромные запасы муки и мяса. Повсюду стояли сотни скирд необмолоченного хлеба. У каждого кулака имелась своя выездная тройка, большой дом в 3–4 комнаты, полный хлев телят и овец, много крупного скота и — обязательно — свой самогонный «завод». Поселки были окружены плодородными землями и размещались по берегам рек, озер и прудов.
Вольготное житье местного кулачества после Февральской революции являлось результатом политики эмиссаров Временного правительства, всячески потакавших мироедам. Эти эмиссары, оказывая «помощь» Семиречью (в дореволюционном административном разделении Семиреченская область — географический район, включающий юго-восточную часть Казахстана и северный Кыргызстан –прим. ред.), на деле помогали не нуждающимся, не бедноте, а кулачеству, баям и националистам… Отряды Красной армии помогали местным коммунистам подавлять многочисленные кулацкие восстания, однако контрреволюция не унималась. И хотя к нашему прибытию в Семиречье отряды Анненкова, Семенова, Щербакова в основном были уже разгромлены, тем не менее эти атаманы, бежав за границу (в Китай), оттуда руководили кулацким и басмаческим движением, продолжая организовывать налеты на города, села, аулы Киргизии и Казахстана».
Вверенная Чанышеву Татарская бригада выполняла две задачи: ликвидировала остатки белого казачества, басмачей и помогала органам Советской власти проводить земельную реформу, укреплять их авторитет среди населения. «Красноармейцы во всех гарнизонах оказывали трудовую помощь беднякам во время посевных и хлопкоуборочных работ. Серьезную поддержку оказывал наш политотдел партийным организациям Пишпека, Токмака, Копала и других городов в пропагандистской работе, проведении ленинской национальной политики, разъяснении решений X съезда партии», — пишет в своих воспоминаниях генерал.
«В ИХ БОЕВОЕ СНАРЯЖЕНИЕ ВХОДИЛИ КНИГИ И ГАЗЕТЫ»
«Борьба с басмачеством — это главная часть биографии Чанышева, ее кульминация, — считает казанский историк Азат Ахунов. — Факт, несомненно, исторический, не подлежащий сомнению. Но все же… Странно то, что об этом много говорит и пишет сам отставной генерал, но попробуйте найти что-нибудь о Чанышеве в иных, русских и зарубежных, источниках. Понятно, что в советское время вся слава досталась командующему Туркестанским фронтом Михаилу Фрунзе (Михаил Васильевич Фрунзе — революционер, советский государственный и военный деятель, один из наиболее крупных военачальников Красной армии во время Гражданской войны, военный теоретик –прим. ред.). Дело привычное, зачем акцентировать внимание на какой-то татарской бригаде, если победу ковал весь советский народ?»
Интересно, что в Узбекистане Якуба Чанышева знали и уважали. Власти Андижана присвоили ему звание почетного гражданина города. Не кто иной как небезызвестный первый секретарь ЦК КПСС Узбекской ССР Рашидов (Шараф Рашидович Рашидов, 1917–1983 — первый секретарь Центрального комитета Коммунистической партии Узбекской ССР с 1959 по 1983 год. В поздние советские годы имя Рашидова для многих олицетворяло коррупцию и кумовство –прим. ред.) поздравил его с 70-летием в 1962 году: «Трудящиеся Узбекистана высоко ценят огромную работу, которую Вы провели в Туркестане в годы Гражданской войны по борьбе с контрреволюцией, по разгрому басмаческих банд и укреплению советской власти», — писал хозяин Узбекистана в своей телеграмме. «Оно и понятно: кем бы был тот же Рашидов, если бы к власти пришли не большевики, а басмачи? — задается риторическим вопросом Азат Ахунов. — Несомненно, Якуб Чанышев сделал много для становления Советской власти в Средней Азии, проявляя личный героизм и мужество. Татарский командир совершенно искренне верил в то, что он и его боевые товарищи выполняют важную миссию, несут свет просвещения и цивилизацию народам Востока. Он прекрасно знал о том, что его предки на протяжении многих лет обучали, воспитывали, культурно развивали казахских, киргизских, узбекских детей по всей территории огромного Туркестана. Он считал себя своего рода культуртрегером, не принимал солдафонства, грубости, никогда не занимался шапкозакидательством». «Они привезли с собой не только винтовки и пулеметы для борьбы с врагами революции. В их боевое снаряжение входили книги и газеты, лекции политработников, красноармейская художественная самодеятельность… Красноармейцы, командиры и политработники быстро усвоили язык местного населения, близкий к татарскому, что облегчило понимание друг друга», — писала газета «Андижанская правда» в 1969 году.
«БИТЬ И ДОБИВАТЬ СУЛТАНГАЛИЕВЩИНУ»
К началу 1923 года все крупные группировки басмачей в Фергане и Бухаре были ликвидированы. По решению партии после их военного подавления в Туркестане многие политработники, в том числе и Чанышев, были направлены в Москву на учебу в военные академии. «Я оказался в ВАКе (так сокращенно называли в те годы курсы усовершенствования высшего начальствующего состава при Военной академии РККА — прим. ред.). В 1924 вернулся в родную мне Казань, и здесь был назначен командиром полка, а затем командиром Первой Казанской дивизии. Этот период длился в моей жизни восемь лет. За такой, я считаю, короткий срок успел многое», — полагает генерал в своих записках.
Да, в тот казанский период карьера Чанышева, и не только военная, стремительно идет в гору. Кроме как командовать крупнейшим соединением республики он избирается членом бюро обкома партии, членом президиума Татарского ЦИК, чуть позже — ВЦИК, а также чуть не становится членом Верховного суда ТАССР. «29 ноября 1922 г. состоялось заседание пленума СНК Татарской АССР, — сообщает по этому поводу научно-документальный журнал „Гасырлар авазы — Эхо веков“ государственного комитета РТ по архивному делу, — на котором был заслушан доклад наркома юстиции республики Г. Богаутдинова о деятельности республиканского комиссариата юстиции. В своем выступлении Г. Богаутдинов отметил необходимость создания в республике своего Верховного суда. В постановлении пленума было указано: „Для ходатайства в центре о Верховном суде Татарской республики назначить комиссию в составе товарищей Богаутдинова, Недагина, Чанышева“. Однако центральные власти не торопились решить этот важный для республики вопрос, и Верховный суд в республике был учрежден только в 1937 году». Так что участие в делах судебных комдив в эти приснопамятные годы все же принял, но только находясь уже «по ту сторону барьера».
Но об этом — чуть позже, а пока он бодро рапортует, что «принимая, в частности, активное участие в партийной жизни Татарской республики, боролся против султангалиевщины, за осуществление ленинской национальной политики». Заголовок его статьи, опубликованной 31 октября 1929 года в главной партийной газете республики «Красная Татария» говорит сам за себя: «Бить и добивать султангалиевщину».
На вопрос корреспондента «БИЗНЕС Online»: «Не носила ли чего-то личного эта по-военному решительная борьба Чанышева против его давнего, еще по Уфе, „хорошего знакомца“ Султан-Галиева (Мирсаид Хайдаргалиевич Султан-Галиев, 1892–1940, — видный татарский революционер и политический деятель, репрессирован, расстрелян, реабилитирован посмертно в 1990 году –прим. ред.), который всего несколько лет назад чуть было не отправил его на эшафот?», известный казанский историк, академик АН РТ Индус Тагиров, довольно близко знакомый с генералом, ответил так: «Во времена, когда Султан-Галиев уже был репрессирован (после печально знаменитого IV совещания ЦК РКП (б) с ответственными работниками национальных республик и областей 8–12 июня 1923 года, которое получило в истории еще одно название — „Дело Султан-Галиева“ — прим. ред.), Чанышев хотел, конечно, как-то отделить себя от него, как это сделало большинство видных членов партии. Может, и присутствовали в этой ситуации какие-то человеческие чувства: непрязнь, антипатия после упомянутой „уфимской истории“ 1918 года, но в любом случае в разногласиях с Султан-Галиевым главную роль играла политическая позиция Чанышева, искренне воспринявшего „основной курс“ партии по национальному вопросу как единственно верный. И не было здесь превалирующего мотива присоединения к всеобщей травле Султан-Галиева из какого-то чувства самосохранения и, тем более, — трусости или мести. Это — не о Чанышеве».
О ВРЕДЕ КАСТОРКИ ДЛЯ «ГЛАВАРЯ ВОЕННО-ФАШИСТСКОГО ЗАГОВОРА»
После триумфального казанского периода комдива в 1932 году снова направляют учиться в Москву, на этот раз — в Военную академию имени Фрунзе. После успешного ее окончания в 1934-м он — командир уже 68-й Туркестанской Краснознаменной горнострелковой дивизии Среднеазиатского военного округа, дислоцированной в Термезе. А в мае 1937 года в Ташкенте комдив был арестован. Основанием для ареста послужили показания некоего В. М. Примакова о вербовке им Чанышева в 1932 году в антисоветскую троцкистскую организацию. В ходе следствия арестованный «признал себя виновным, дал показания на себя и других лиц об участии в антисоветской организации». Понятно, какими методами они выбивались…
О том периоде жизни опального военачальника корреспонденту «БИЗНЕС Online» поведал известный казанский ученый, профессор истории Булат Султанбеков, который тоже бывал дома в Москве у генерала и многое слышал от него самого. «Он интересно рассказывал и об истории, и о том, как он жил и воевал, ну и, конечно, о репрессиях. В качестве подследственного он содержался в Казани, в печально известных подвалах Черного озера в одно время с участниками «военно-фашистского заговора» в Казанском гарнизоне, а также с группой ученых-химиков, обвиненных в попытке «по заданию гестапо» подготовить массовое истребление населения Казани боевыми отравляющими веществами в случае начала войны с Германией. Самого Чанышева обвиняли в том, что он якобы был руководителем этого самого «военно-фашистского заговора». Сидели все они понятно что в ужасных условиях и обращались с ними соответственно.
Но среди всего прочего генерал рассказал следующий эпизод. Чанышев всегда и везде был и оставался человеком военным, к тому же большим командиром — комдивом. И вот подследственный этот комдив как-то вдруг обратил внимание на то, что сапоги у него совсем рассохлись, и их надо бы хорошенько смазать, чтобы привести в порядок. Ну, а чем тогда в тюрьме можно было смазать сапоги? И он решил сделать это с помощью касторового масла. Постучал в дверь камеры, вызвал надзирателя и пожаловался на то, что у него болит живот: «Касторки бы мне!» Как ни странно, «заказ» быстренько выполнили, лекарство было доставлено, вот только надзиратель приказал комдиву выпить эту самую касторку прямо при нем во избежание всяких неприятностей. «Пришлось выпить, а что делать? — не без юмора рассказывал Чанышев. — Неделю потом маялся известными последствиями, а сапоги так и остались рассохшимися и нечищеными…»
ЕГО И ДРУГИХ ОТ РАССТРЕЛА СПАС КОПЕРНИК
Это при том, что Сталин, Молотов и Жданов лично внесли фамилию Чанышева в так называемой специальный список 1-й категории [расстрел] под номером 182. Всего в списке от 12 сентября 1938 года по этой «категории» числилось 197 человек из Татарии. О том, как прибывший в Казань в декабре 1938 года сотрудник военной прокуратуры СССР, военюрист 1-го ранга (полковник) с весьма знаковой фамилией — Коперник, специальный посланец грозного даже по тем временам прокурора СССР Андрея Вышинского, спас от верной гибели и самого Чанышева, и более двух десятков других подследственных — людей видных не только в масштабах республики, но и всей страны, «БИЗНЕС Online» уже писал. На судебных заседаниях Военного трибунала Приволжского военного округа, состоявшихся 1–4 декабря 1939 года, Чанышев не признал себя виновным и заявил, что показания, данные в ходе предварительного следствия, не соответствуют действительности и даны им в результате неправомерных действий со стороны следствия. По материалам дела суд вынес оправдательный приговор, признал обвинения недоказанными. Якуб Чанышев и другие лица, проходившие по делу, всего 8 человек, были освобождены из-под стражи в зале суда. Булат Султанбеков в журнале «Гасырлар авазы — Эхо веков» уточняет, что «многие (но не все) из 197 приговоренных по первой категории по списку от 12 сентября 1938 г. уцелели, их дела передали в спецколлегию Верховного Суда ТАССР, различные трибуналы Красной Армии и войск НКВД, и они получили вместо расстрела различные сроки лагерей. Группа военных во главе с комдивом Я. Чанышевым и бригадным комиссаром Н. Еникеевым была освобождена, а некоторые, как комбриг Я. Дзенит и видный практик и теоретик танкового дела полковник И. Дубинский (рукопись его книги „Танки в прорыве“ следователь при авторе бросил в печь на Черном озере) получили сравнительно небольшие сроки заключения. Не был расстрелян, но отсидел около 20 лет полковник ГРУ Адип Маликов, блестящий разведчик, осуществлявший многие закордонные операции, в том числе и в контакте с турецкой разведкой в Иране. В течение года были выпущены и некоторые государственные и партийные деятели из этого списка, в частности нарком просвещения Г. Бакиров, арестованный в январе 1938 г., через три месяца после назначения, „за слабое выявление врагов народа среди учителей“. Даже простой перечень фамилий, попавших в эти роковые списки, показывает степень того ущерба, который нанесли сталинские репрессии стране, ее интеллекту».
Многие (но не все) из приговоренных по первой категории по списку от 12 сентября 1938 г. уцелели, их дела передали в спецколлегию Верховного Суда ТАССР, различные трибуналы Красной Армии и войск НКВД, и они получили вместо расстрела различные сроки лагерей. Группа военных во главе с комдивом Я. Чанышевым и бригадным комиссаром Н. Еникеевым была освобождена, а некоторые, как комбриг Я. Дзенит и видный практик и теоретик танкового дела полковник И. Дубинский (рукопись его книги «Танки в прорыве» следователь при авторе бросил в печь на Черном озере) получили сравнительно небольшие сроки заключения. Не был расстрелян, но отсидел около 20 лет полковник ГРУ Адип Маликов, блестящий разведчик, осуществлявший многие закордонные операции, в том числе и в контакте с турецкой разведкой в Иране. В течение года были выпущены и некоторые государственные и партийные деятели из этого списка, в частности нарком просвещения Г. Бакиров, арестованный в январе 1938 г., через три месяца после назначения, «за слабое выявление врагов народа среди учителей». Даже простой перечень фамилий, попавших в эти роковые списки, показывает степень того ущерба, который нанесли сталинские репрессии стране, ее интеллекту.
ОРДЕН «ЛЕГИОН ПОЧЕТА» ЗА «ВСТРЕЧУ НА ЭЛЬБЕ»
В 1940–1941 восстановленный в правах, званиях и должностях Якуб Чанышев годах занимал должность начальника курсов Военной академии имени Фрунзе. Весть о начале Великой Отечественной войны застала его на полевых учениях в районе города Гродно. После чего началось его непосредственное участие в битвах Второй мировой… Началось под Москвой, продолжилось под Харьковом, Воронежем, Сталинградом, на территории Польши и завершилось в Берлине. Генерал-лейтенант оставил свой автограф на одной из колонн рейхстага. За храбрость и умелое командование — именно так было написано в приказах — Чанышев получил в награду 22 ордена и медали Советского Союза, 4 польских награды и высший орден США — орден «Легион Почета» (Legion of Merit), вручаемый своим, а также военнослужащим дружественных государств за исключительные и выдающиеся заслуги и достижения по службе в чрезвычайной обстановке. «А знаете, что это была за «обстановка»? — с хитрецой экзаменует корреспондента «БИЗНЕС Online» профессор истории Султанбеков. — Это была та самая историческая встреча советских и американских союзных войск, о которой снят знаменитый наш послевоенный фильм «Встреча на Эльбе». Эти советские войска как раз и были корпусом Якуба Чанышева, одного из двух генералов-лейтенантов из татар во время Великой Отечественной войны (о другом герое Сталинградской битвы Ганее Сафиуллине, чье имя носит одна из казанских улиц, командире 38-й стрелковой дивизии, читайте подробнее на «БИЗНЕС Online»).
В 1946–1957 годах Чанышев являлся старшим преподавателем кафедры оперативного искусства Высшей академии Генштаба, начальником курса Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова (Академии Генштаба Вооруженных Сил СССР). Затем вышел в отставку.
«Чанышев нередко приезжал в Казань со своим другом Адипом Маликовым, бывшим военным атташе в Иране. Они очень гордились Муллануром Вахитовым, общались с простыми людьми, выступали по телевидению и в печати, — вспоминает Рафик Нафигов, академик АН РТ. — Мне посчастливилось встретиться в Москве и с семьей генерала. Я был рад познакомиться с его супругой — М. [Марьям Галиевной] Чанышевой, двоюродной сестрой Мулланура Вахитова.
Генерал прожил долгую жизнь и вобрал в себя мудрость поколений. С ним было интересно беседовать, он многое знал, радовался восстановлению доброго имени Галимджана Ибрагимова; ожидал он 800-летия Казани, любил балет, театр, песни Поля Робсона, рисунки мастеров из Вьетнама; его привлекала поэма Кол Гали «Кыйсса и Юсуф». Он любил музыку Салиха Сайдашева, почитал талант Галии Кайбицкой.
Главным же было его всегдашнее напоминание о борьбе с «сановниками», бюрократами, теми, кто дискредитировал своим поведением и действиями Советскую власть. Гневно бичевал культ личности и надеялся, что этого более не повторится.
На встрече генерального секретаря ЦК КПСС Ю.В. Андропова с ветеранами партии 15 августа 1983 года смелый и прямой генерал говорил, что не надо либеральничать с теми, кто не об общем благе думает, не о работе, а только о личном благополучии, о своей корысти. Андропов обещал исполнить пожелание ветеранов…»