"Сытым русским из КХЛ в НХЛ тяжело. Не хватает терпения - уезжают в Россию". Огненное интервью Никиты Задорова

Игорь Рабинер из Сан-Хосе

Редко доводится видеть, чтобы фамилия человека до такой степени совпадала с его характером. Никита Задоров — действительно очень задорный. Этот большущий, под два метра, и открытый парень таков, что тебе спустя несколько минут после начала разговора начинает казаться, что знаком с ним всю жизнь. Он обязательно превратится в любимца прессы, а я, признаюсь, отныне стал его персональным поклонником. Таких, как Задоров, в наше достаточно закрытое и циничное время — единицы.

У него шикарное чувство юмора, причем совмещенное с молниеносной реакцией. Собственно, наш разговор с ним, большим поклонником футбола (о чем я знал от его агента Дэна Мильштейна), начался с моего вопроса:

— Лучший бомбардир в истории российского футбола Александр Кержаков любил говорить: «Бил, бью и буду бить»? Можете сказать то же самое о себе, только в другом смысле — силовых приемов?

Задоров отреагировал моментально. Да так, что я чуть под стол не свалился:

— Ну да. Только я попадаю в игроков!

— Он тоже иногда попадал. Иначе лучшим снайпером не стал бы.

— А я — всегда!

Родители соперников кричали: «убейте Задорова!»

— Прошлогодние 278 хитов — крутой показатель для современной НХЛ. Такое количество силовых приемов — ваша личная инициатива или требование главного тренера Джареда Беднара? — переходим к хоккею и к главной задоровской «фишке».

— Требование есть. Тренер хочет, чтобы я действовал в силовой манере. Он считает, что именно так я показываю свой лучший хоккей. И это правда. Но такой стиль игры — инициатива не только Беднара, но и моя собственная. Ведь это — моя визитная карточка.

— С какого возраста?

— С детства. Лет с восьми-девяти мне нравилось всех дубасить. Я всегда был крупнее всех, даже в те годы. Но сейчас для такой игры у меня есть не только габариты, но и катание. Все игроки в нынешней НХЛ юркие, тяжело под кого-то подкатиться и поймать. Сделать силовой прием не у борта, а в средней зоне. Для этого мастерство нужно.

— Как к вашей любви «всех дубасить» относились детские тренеры, а также родители соперников — сначала во времена «Белых медведей», а потом школы ЦСКА?

— Родители соперников кричали: «Убейте Задорова!» А моему первому тренеру Сергею Суяркову, конечно, нравилось. Ни он, ни кто-либо другой из тех, с кем я работал, никогда не говорил мне: «Не делай этого».

— Ваш бывший партнер по молодежке Илья Любушкин, который, видимо, вдохновился вашим примером и сейчас идет по графику четыре силовых приема за игру, рассказывал мне, что с ним над хитами в Ярославле дополнительно работал Петр Воробьев. А у вас такие тренеры были?

— Нет. Считаю, что это либо дано, либо нет. Мне кажется полным бредом, когда над силовыми приемами специально работают. У борта воткнуться — это все в НХЛ могут. А вот встретить в центральной зоне на полной скорости, причем сделать это по правилам — для этого и катание хорошее нужно, и понимание игры, и чувство момента, чтобы тайминг поймать. Этому невозможно научить.

— Однажды вы сказали: «Любой хит требует и физических, и моральных затрат». Насколько болезненно для организма играть в таком ключе?

— В прошлом сезоне у меня была операция на плече. А второе плечо вообще не поднималось. В плей-офф попытался в Емелина въехать и травму получил — из-за этого пришлось все оставшиеся кубковые матчи на уколах играть, а потом по той же причине отказаться от поездки на чемпионат мира. У нас очень контактный вид спорта, тут не предугадаешь, когда травму получишь. Правильно в песне говорится: «В хоккей играют настоящие мужчины, трус не играет в хоккей». Но мы получаем за это хорошие деньги, так что грех жаловаться.

Не считаю Уилсона грязным хоккеистом

— Правильно ли говорить, что ваша прямая обязанность — защищать супертройку Ландескуг — Маккиннон — Рантанен?

— Нет. Это вообще не так. Сейчас в хоккее такого нет, чтобы кто-то был чьим-то личным телохранителем. Времена таких тафгаев ушли. Тот же Ландеског сам легко может за себя постоять. Да и все трое — большие ребята.

— Но бывали случаи, когда вы кого-то наказали за грязную атаку на вашего игрока?

— Помню, с Макэвоем из «Бостона» подрался. Он грубо толкнул в спину у борта Тайсона Джоста, и наш 18-летний новичок, у которого был первый сезон в НХЛ, получил травму. Такого спускать было нельзя.

Но в целом сейчас все выходят в хоккей играть. Чтобы перед кем-то стояла задача кого-то «убить» — это все осталось в прошлом, тем более что лига за все дисквалифицирует. Никто исподтишка тебя не ударит. Если бы я играл в НХЛ лет 10−15 назад, наверное, вступаться за своих игроков приходилось бы намного чаще.

— А вам не жалко, что не играете в НХЛ 90-х — начале 2000-х? Ваша манера игры тогда была больше востребована.

— На самом деле я сейчас больше востребован. По статистике раньше в лиге было в три или четыре раза больше игроков с моим ростом и весом, чем сейчас. Это уходящий стиль, но я-то тут остаюсь. А чем меньше нас здесь, тем больше каждый из нас востребован.

— Вы говорите, что хоккей стал намного чище, и сейчас никто не ударит исподтишка. А как же, например, Том Уилсон из «Вашингтона» с его репутацией? Он же и вас однажды прилично «отоварил».

— Когда Уилсон провел хит на мне — он мстил за юниорку. Когда я в «Лондон Найтс» был, мы играли в плей-офф друг против друга, и как-то раз я его сильно встретил в средней зоне. За три года, что прошли между моим ударом и его ответом, он не успел этого забыть. Тут все друг друга знают и все друг другу запоминают.

— Считаете Уилсона грязным игроком?

— Нет! Уверен, что он не грязный хоккеист. Да, он жесткий форвард силового плана, но в этом нет ничего плохого. Иногда, когда хитуешь, с адреналином во время игры, голова у тебя не думает, чисто идешь на силовой прием или нет. Ты просто идешь и бьешь, и иногда выходит грязно.

Я видел по-настоящему грязных игроков — фамилий называть не буду, не просите. Раньше люди клюшками били друг друга по шее, наносили удары исподтишка. Но Уилсон — не такой. Просто так получается, что за пару приемов его дисквалифицировали, и у лиги он оказался на особом счету. Но это не его вина, а дело случая.

— Чувствуете на примере Уилсона, что лига стала жестче относиться к любым хитам?

— Не к любым. У нас была встреча с Джорджем Пэрросом, главой комитета по безопасности игроков, и он говорил, какие хиты нельзя проводить, объяснял, что грязно, а что нет. Так, идет жесточайшая борьба с ударами в голову. Еще лиге не нравится, когда хиты идут, как тут выражаются, по линии Восток — Запад. То есть человек уходит в центр, а его бьют сбоку. Такие вещи надо слушать внимательно. И наматывать на ус.

— У вас когда-нибудь случались дисквалификации за силовые приемы?

— Нет. Тьфу-тьфу-тьфу.

— А что за травма у вас была в конце декабря — начале января, когда вы пропустили пару недель?

— Дернул пах с «Монреалем». Ничего серьезного.

На льду друзей нет. Наших ребят тоже не жалею

— Бывает, что бьете звезд — Кросби, Кейна, Макдэвида и других? Помнится, был у вас мощный силовой против Марка Шайфли из «Виннипега», после чего завязалась драка.

— С Шайфли тогда повезло, что он голову не поднял, а я подкатился хорошо. Такие силовые приемы раз в год бывают, и то если повезет. Все-таки звезды — игроки умные, их тяжело ударить, они сразу пас отдадут и сгруппируются. На открытом льду, в середине поля, в основном получаются хиты против игроков третьих-четвертых звеньев и молодых, неопытных. Плюс к тому, ты не будешь рисковать, чтобы пойти «убить», например, Макдэвида, потому что знаешь: он тебя просто «завяжет» и забьет гол.

Но силовые приемы очень заводят команду и стадион — если играешь дома. Арена ликует, болельщикам нравится, когда я это делаю. Кстати, в том же эпизоде с Шайфли мы уступали 2:3, а благодаря моему силовому получили большинство, потому что на меня напрыгнули. И сравняли счет.

— Помните, как на Олимпиаде в Ванкувере Александр Овечкин в центре льда так по правилам встретил Яромира Ягра, что тот аж в воздух взлетел?

— Помню. Ягр там голову не поднял и на шайбу засмотрелся — вот так все и вышло. А самое главное, что Семин в той же смене забил гол. Вот для чего все и делается.

— Недавно вы сказали, что на разных аренах НХЛ по-разному считают хиты. Где-то и занижают.

— А кое-где — завышают. На некоторых аренах нужно человека убить, чтобы получить хит, а на других — просто дотронуться. В Филадельфии, Лос-Анджелесе, в гостях у «Айлендерс» много дают, у нас тоже. Арен, где мало дают, немного, три-четыре. В Оттаве, в «Мэдисон-Сквер-Гарден».

Люди, которые считают удары, — не роботы, что-то пропускают. Предположим, статистики сидят на трибуне. А хиты — это не голы и не передачи, повторы с ними, если только речь не идет о самых эффектных силовых приемах, показывать не будут. Как посчитали, так и дадут.

— В российских суперзвезд — Овечкина, Малкина, Кучерова — втыкаетесь? Или своих хоть немножечко, но жалеете?

— На льду друзей нет. После матча поболтаем. А в игре, конечно, воткнусь. Наши — одни из лучших хоккеистов в НХЛ, против них нужно жестко действовать. По-другому нельзя — накажут, забьют голы. Так что не бывает такого, чтобы я кого-то жалел.

— Ваша цитата: «Если я бью, 80 процентов игроков падают». А когда этого не происходит?

— Рядом с бортом. Борты же сейчас такие мягкие, как батут.

Урок кулачного боя от Тая Доми

— У вас нет опасения, что тренеры начнут относиться к вам слишком, что ли, узко? При том что вас в середине первого раунда драфта выбрали, бросок страшенный. Многие помнят два ваших решающих гола за 59 секунд при 2:3 американцам в четвертьфинале МЧМ-2014.

— Да, иногда такая мысль проскакивает. Но я второй по голам в команде из защитников (Задорова с пятью голами опережает только Тайсон Бэрри с шестью, — Прим. И. Р.), вторым был и в прошлом сезоне. Тогда, правда, занял второе место и по передачам, а сейчас с этим не получается немного. Но тренеры видят, что у меня есть атакующие навыки и что я вперед бегать люблю, пас отдать. Все знают, что я двусторонний защитник.

— Обидно, что не дают играть в большинстве и пользоваться убойным щелчком?

— Конечно, обидно. Я могу там быть. Но есть другие ребята, которых специально брали под большинство, — Бэрри, Жирар. Это их работа, их хлеб. У каждого свои задачи.

— Когда вас драфтовали — сравнивали с Ши Уэбером. По-прежнему надеетесь стать русским Уэбером или русским Здено Харой?

— Конечно. Мне же всего 23 года. Вся карьера и вся жизнь впереди. Будем прогрессировать, работать над этим. Хочется стать лучшим из лучших. Все будет!

— Драться вас тоже лишний раз заставлять не надо. Какой бой был самым памятным?

— Да не было такого. Приходилось драться, и я был не против. Всегда отвечу, если кто-то предлагает. Это не то, что мне нравится и что я хочу делать, но это часть игры.

— Иной раз не только вас приглашают на драку, но и вы тоже. Припоминаю известное видео (а главное, аудио) с Пи Кей Суббаном, который у борта осыпал вас многоэтажными проклятиями, но признавал, что не захотел с вами драться. Как это было?

— Я его не вызывал — просто сказал пару ласковых. Знал, что драться со мной он не будет. Пьер Магуайр, известный тележурналист, сидел между скамейками. Я был на одной стороне от него, а Суббан — на другой. И телекомпания NBC не выключила микрофон. В это время я кричал разные интересные вещи ему, а он — мне. Все это пошло в прямом эфире.

— Продолжение получило?

— Мы с Суббаном поугорали на следующей игре. Я спросил: «Ты без микрофона сегодня?» — «Без!».

— Вам же еще в юниорской лиге, в канадском Лондоне, лично Тай Доми дал урок кулачного боя, верно?

— Да. У меня как раз первая игра была, и я подрался. Техника боя, мягко говоря, хромала. А у нас в команде играл Макс Доми, сын Тая. На следующий день Тай перед тренировкой вышел, коньки надел: «Пойдем на лед». Показал, как хвататься за майку, как держать, как от ударов уворачиваться. Думаю, мне это помогло.

— Каков в жизни легендарный тафгай?

— Очень крутой! Нам, молодым пацанам по 16−17 лет, все время подсказывал, на ужины водил, вообще во всем помогал. Дружелюбный и хороший человек. До сих пор, когда с ним вижусь, наши встречи проходят на замечательной ноте. На самом деле большинство тафгаев в жизни — самые добрые люди.

Клюшка от Айзермана

— Кто из защитников был для вас в детстве образцом для подражания?

— Мне никогда защитники не нравились. Если бы мог выбирать — стал бы нападающим. Но с моим ростом тренер с отцом, видимо, правильное решение приняли. А любимым игроком всю жизнь был Стив Айзерман. И только уже когда приехал сюда, стал следить за «Оттавой» из-за Эрика Карлссона. Мы похожи по типу игры (смеется).

— Айзермана встречали?

— У меня на драфте было интервью с «Тампой», там и познакомились. Но еще до того был очень памятный для меня эпизод. Когда мне было лет 10, в Москве прошел прощальный матч Игоря Ларионова. Российские звезды играли с «Детройт Ред Уингз», и у нас несколько ребят пошли купили билеты. Потому что в те времена все за «Детройт» с Русской Пятеркой болели. Так туда и попал. И Айзерман дал мне там клюшку через стекло! Представляете, какая радость? Я ему эту историю на драфте рассказал. Он посмеялся.

— А вы тоже болели за «Детройт»?

— Как чуть подрос и начал НХЛ смотреть — за «Ванкувер». У «Кэнакс» как раз Седины на пике формы были, а команда тогда «Бостону» в финале Кубка проиграла. Я и в приставку всегда за «Ванкувер» играл.

— Сколько вам было лет, когда отец с тренером Суярковым решили, что вы станете защитником?

— Сразу. Пришел в хоккей я позже других — в семь с половиной. Все уже катались лицом и спиной, а я еще со стулом по льду ходил. А как только начал кататься — тут же и решили.

— Почему вас в хоккей раньше не отдали?

— Мы жили на Ленинском проспекте и как раз в тот год переехали в Химки. А в хоккей на самом деле случайно пошли. Отец с другом отдыхали на Старый Новый год, у них с утра болели головы. Они пошли продышаться на ближайший каток и просто кинули меня на лед. А мне понравилось. Это была «Умка», дворец, где играла детская команда «Белые медведи». Так и началась моя карьера.

А еще раньше, на шестой день рождения, мне шлем подарили. Дом на Ленинском, где мы жили, был старый, коридор очень узкий. И я маленьким всегда бился головой о стену. Вот друг отца и вручил шлем. Пришлось его использовать!

— Отец же у вас гребцом был?

— Да. Выступал в юниорской и молодежной сборных СССР. А потом встал перед выбором — спорт или институт. В итоге он поехал из родного Конакова, что под Тверью, в Московский пищевой институт и потом работал на московском хладокомбинате. А последние десять лет трудится в компании по производству пластиковых коробок для еды.

В школе ЦСКА Кучеров не уходил со льда по восемь часов

— Видел в вашем Инстаграме фото Сергея Гимаева и пост в память о нем, когда Сергея Наильевича не стало. Какую роль он сыграл в вашей жизни?

— Во-первых, Гимаев, работавший тогда директором школы ЦСКА, пригласил туда из «Белых медведей» моего тренера Суяркова. Мне было тогда лет десять. И Суярков потом привел всех нас — Толчинского, Голдобина, Зыкова, Шарова, Воробьева, меня. Еще Барбашев немного у нас был, потом в «Динамо» перешел. Пять человек из той до НХЛ дошло! И Григоренко, и Кугрышев, и Филатов — это все тоже Гимаев. Вся молодежь в ЦСКА поднялась благодаря ему.

Во-вторых, Сергей Наилич всегда помогал, ходил к руководству, выпрашивал деньги, чтобы мы на все возможные турниры поехали. И постоянно поддерживал Суяркова во всем. Приходил к нам в раздевалку, подсказывал. И даже когда я после «Красной Армии» в «Лондон» уехал, а летом вышел в ЦСКА покататься, Гимаев говорил, что я не так делаю, что нужно поправить. Когда услышал, что его не стало, поначалу не мог поверить. Как говорится, забирают самых лучших…

— В сезоне-2011/12, вашем последнем в России, вы играли в «Красной Армии» с двумя другими Никитами — Кучеровым и Гусевым. Каким тогда был Кучеров? Можно ли было вообразить, что он вырастет в лучшего бомбардира НХЛ?

— Можно. Потому что человек с арены ЦСКА не уходил. В семь утра приходил и был там до трех часов дня, при том что из этих восьми часов тренировка у нас длилась полчаса. Постоянно работал, бросал, делал клюшки, еще чем-то занимался. Он жил и до сих пор живет хоккеем. В интервью говорит — когда забить не может, идет в гараж и шайбы бросает. 40 голов за сезон в НХЛ — это он «забить не может»! Этим все сказано.

Кучеров выделялся и в «Красной Армии», и в ЦСКА, когда его поднимали в КХЛ. Это было видно. Он принял правильное решение, когда уехал в Канаду в юниорку. И вот где Никита сейчас.

— При этом, когда он уезжал, ему в ЦСКА предложили делать операцию на одном плече за свой счет, а на втором сделали как бог на душу положит. И у него было полнейшее ощущение, что он там никому не нужен.

— В ЦСКА времена были нелегкие. Спонсор менялся, «Роснефть» только пришла. До этого денег вообще не было. И тренеров меняли каждый год. Когда Никита там был, первую команду тренировал Юлиус Шуплер, общего языка они, кажется, не нашли, и поэтому он полсезона играл опять в МХЛ. И Гусь тоже. Когда мы уезжали, Брагин пришел, но уже поздно было.

Кучеров мечтал играть в НХЛ, а туда самая верная дорога — через юниорские лиги. При этом уезжал он в «Квебек Рэмпартс» к Патрику Руа, а это не хухры-мухры. Одна из лучших юниорских команд в мире. «Тампа» могла следить за всем, что с ним происходило, и это было Никите на руку.

— Если бы он остался в ЦСКА, все могло сложиться для него гораздо хуже?

— Почему? Панарин же остался, гораздо позже в НХЛ приехал. Нет такого, чтобы был какой-то гарантированный путь к успеху. Есть много вариантов, как попасть в НХЛ, и у каждого — свой. Нужно только работать. И все равно не каждый попадет.

— С Кучеровым пересекаетесь?

— Да, семьями общаемся. Обязательно встречаемся, когда с «Тампой» играем. Летом я в Майами квартиру снимаю, а он остается в Тампе. Они с женой приезжают к нам на ужин.

— Андрей Василевский в интервью сказал мне, что Кучеров — лучший в мире и круче Макдэвида. Согласитесь?

— Это разные игроки. Все равно что Лео Месси и Криштиану Роналду сравнивать. Вот кто лучше?

— Я больше люблю Месси.

— А вот почему? Потому что он ярче индивидуально. А Роналду — лучше для команды. Криштиану — лидер, а у Месси лидерских качеств нет.

— Зато Месси — это фантазия. Никогда не поймешь, что он сделает в следующую секунду, и невозможно не влюбиться в это ощущение постоянного чуда.

— Вот так же и Макдэвид с Кучеровым. Это разные стили игры. Так же нельзя ставить на одну доску и Овечкина с Кросби, которых сравнивают с первых дней карьеры в НХЛ, а делать это невозможно. Все они — великолепные игроки. А кто лучше? Кому кто больше нравится. Мне нравится Кучеров.

В североамериканский менталитет вошел как нож в масло

— Вы говорите, что у каждого свой путь. Почему сами решились уезжать в 17 лет после сезона в «Красной Армии»?

— Потому что контракт с ЦСКА нужно было бы подписывать на три года. И при этом никто не давал гарантии, что я буду играть в КХЛ. А тогда я хайлайты юниорских лиг любил смотреть: Хохлачев, Гальченюк, Якупов, Кабанов — все играли в CHL. Мне почему-то очень хотелось сюда приехать, нравилась эта атмосфера канадского юношеского хоккея. Это была мечта.

— Сергей Федоров, возглавивший ЦСКА, не отговаривал?

— Отговаривал. И с ним общался, и с Брагиным. Все просили остаться. Я извинился, но сказал, что решение ехать — окончательное.

— Не было моментов, когда пожалели?

— Ни одного. Честно. Такой кайф там получал! Лондон — не город, а деревушка, но для юниорского хоккея — мегаполис. Зрителей к нам приходило по девять с половиной тысяч на каждую игру! За три месяца надо было билеты покупать. Тренировал нас Дэйл Хантер, легенда. Он в таком порядке, что ты просто получаешь удовольствие, когда у него играешь. И команда у нас в первый год была такая, что мы выиграли 24 матча подряд, установив рекорд CHL. И в регулярке победили, и потом в Мемориальном кубке.

С пацанами из той команды до сих пор общаемся. Крутой коллектив. О чем тут жалеть? И я сразу в этот канадско-американский менталитет как нож сквозь масло вошел. Все было легко, ребята помогали. И хотя уезжал вообще без английского, через три месяца разговаривал спокойно. Вообще не скучал.

— Других русских не было?

— До меня был Влад Наместников. Пару недель он помогал освоиться, а потом уехал в АХЛ, и я остался один. В плане английского это было только к лучшему. В раздевалке звучала только английская речь. Я парень не стеснительный — и переспрашивал, что-то или иное слово значит.

— Кучеров рассказывал, что в России по сравнению с Северной Америкой к играм нормально не готовились, «дурака валяли». Когда он приехал в первый тренинг-кемп, в «Тампе» ему сказали, что у него больше всего жира в команде.

— В МХЛ для того возраста и уровня мне казалось, что готовились нормально. Тренеры старались, какое-то видео показывали. Но вот такого правильного питания, как здесь, точно не было. Отсутствовало понимание, насколько важно подготовить свое тело к игре.

Это больше всего отличает НХЛ. Чтобы держать себя на высоком уровне, надо правильно питаться. Нужно четко понимать, какая предматчевая рутина подходит лично тебе: что есть за день до игры, что и когда — в день матча. Когда пасту, когда рис.

— Судя по общению со многими, ваше поколение в этом плане более профессионально, чем предыдущие.

— Да. На самом деле ситуация начала меняться лет пять назад. А сейчас — повально. У нас одни профессионалы, хотя «Колорадо» — команда очень молодая. Даже когда я в «Баффало» приехал, ветераны не разминались. Сидели, кофе пили, телевизор смотрели — и на лед, играть. Сейчас это невозможно.

А жировая прослойка и у меня в «Лондоне» оказалась больше, чем у остальных. Я же мамин борщ всю жизнь ел — и думал, что это нормально. Приехал толстый, сказали — нет, нельзя так питаться. Жиры убрать, воду сладкую не пить и так далее. Это тоже подготовило меня к НХЛ, стало гораздо больше профессионализма. Только летом могу себе позволить расслабиться — русскую еду на самом деле очень люблю.

— Вернемся к отъезду в Северную Америку. Родители в этом решении вас поддержали?

— Более того, мама со мной уехала, первый год вместе жили, квартиру снимали. На второй год я сказал — все, уже взрослый мальчик. А потом уже будущая жена ко мне приехала.

— Вы женились рано, в 20 лет. Как с Александрой познакомились?

— Через интернет. А потом приехал на сборы перед юниорским чемпионатом мира в Уфе, и меня отцепили прямо перед него началом. У меня было дней семь в Москве. Встретились пару раз, влюбились. Потом я поехал в Канаду доигрывать сезон, и несколько месяцев мы общались по скайпу каждый день.

Когда на драфте меня выбрал «Баффало» и я поехал на начало сезона в этот город, она приехала ко мне. Жили вместе в отеле, пока я играл перед тем, как меня назад в Лондон отправили. Когда поняли, что надо будет провести там еще полгода, сняли квартиру, и жена переехала в Северную Америку.

— Почему дочку назвали Софи?

— Красиво звучит!

Генменеджер «Коламбуса» на драфте спрашивал, сколько я могу выпить водки

— Вы надеялись быть в первой десятке драфта, а выбрали вас только 16-м. Это из-за «русского фактора» — ведь тогда, в 2013 году, из-за щедрых зарплат в КХЛ высоко драфтовать русских еще боялись как огня?

— Думаю, да. По крайней мере, 11-м я точно должен был уходить.

— Меня порадовала ваша шутка в одном из интервью: «Я-то хотел 99-й номер, но почему-то не разрешили». 16-й у вас случайно не в честь номера драфта?

— Нет, у меня он с семи лет. Потому что папин любимый игрок — Владимир Петров, а он играл под 16-м.

— Сейчас в «Колорадо» вы под ним и выступаете. Почему в «Баффало» были и 61-м, и 51-м?

— Там под сводами арены висит майка с 16-м номером Пэта Лафонтэна, в звене с которым Александр Могильный рекорд по голам и очкам за сезон для русских всех времен установил. 61-й — это 16-й наоборот. А на второй сезон пришел взрослый игрок, который играл под 61-м, и его у меня забрали.

— Лафонтэн при вас был директором «Баффало» по хоккейным операциям?

— Нет, он пришел после моего обмена. А когда я был в «Сэйбрз», он работал как раз в комитете НХЛ по безопасности игроков, которая дисквалифицирует за удары. Лафонтэн был одним из тех, кто больше всего пропагандирует борьбу с ударами в голову. Потому что у него как раз из-за сотрясений карьера рано закончилась.

— Перед драфтом, я читал, кто-то из генменеджеров спрашивал вас о водке. Это кто же?

— Финн, генеральный менеджер «Коламбуса» (Ярмо Кекяляйнен, — Прим. И. Р.). Впрямую спросил, сколько водки могу выпить. Я растерялся, не знал, что ответить. Похоже, он знает русских игроков (смеется).

— А кто спрашивал, не вернетесь ли при случае в КХЛ?

— Все!

— Сами уверены, что в ближайшие десять с лишним лет этого не произойдет?

— Когда будет локаут — конечно, приеду. Но на все остальное время такого в голове нет. НХЛ — лучшая лига в мире, и ты хочешь здесь играть, сколько сможешь. Пока не выгонят.

— Ужин новичков в «Сэйбрз» чем запомнился?

— Как и у любого новичка в любой команде — тем, что я прилично попал. Парни заказывали дорогое вино, не стеснялись. Еще взрослые ребята сами писали шутки в адрес одноклубников, а мы должны были их зачитывать. Шутки с подковыркой, естественно. Кто-то обижался, кто-то смеялся.

— Вы с ходу столкнулись с весьма колоритными тренерами, и относились они к вам по-разному. С индейцем Тедом Ноланом в «Баффало», при котором в 19 лет провели 60 матчей, и с Патриком Руа в «Колорадо», сославшем вас в фарм-клуб.

— Мог и больше 60 провести. Где-то совершал ошибки — один раз проспал, другой — не прилетел вовремя. Из-за этого какие-то игры пропускал. Но Тед Нолан все равно мне доверял. Вообще, он честный тренер. Если видит, что ты лучше другого хоккеиста, то ему по фигу, какая у него и у тебя зарплата, сколько лет ему и тебе. Он тебя поставит, и будешь играть. Очень хороший мотиватор: когда перед матчем заходит в раздевалку, тебе энергия от его речей передается.

— Ваш обмен в «Эвеланш» не был связан с тем, что Нолана на тренерском мостике сменил Дэн Байлсма?

— Нет, причиной было то, что «Баффало» очень сильно хотел Райана О'Райлли. А «Колорадо» сказало — о'кей, тогда давайте Задорова. Я об обмене узнал на Мальдивах. Телефон, оказывается, трезвонил всю ночь, но я так крепко сплю, что даже не слышал. Проснулся, прочитал все сообщения и пару дней ходил в растерянности. В мои планы это не входило. А потом — все нормально. Почему нет? Новая страница в жизни.

— В ней нарисовался Патрик Руа. Непростой человек?

— Да. Он moody, человек настроения. В один день улыбается, все супер. В другой — сносит все, что на его пути. Всех убивает. Ураган! И ты не знаешь, что ожидать завтра. Даже после выигрышей в команде была такая атмосфера, что все в пол смотрели, боялись слово лишнее сказать. Всем страшно было.

— Вы как-то сказали: «У Патрика лучше лишний раз ничего не спрашивать».

— Да. Если ты что-то переспросишь — значит, ты не слушал. А это еще хуже. Так что лучше подождать и потом уточнить одноклубников, если чего-то не понял.

— Руа и отправил вас больше чем на полсезона в АХЛ. По делу?

— Не думаю, что те защитники, которые остались тогда в «Колорадо», играли лучше меня. Психологически было очень трудно. Это не та лига, где кто-то хочет быть. До сих пор думаю, что та ссылка никак не помогла моей карьере. Этот кусок предпочел бы из нее вырезать, если бы это было возможно.

Два года назад над нами смеялись. При Беднаре — перестали

— У Беднара характер легче, чем у Руа?

— Он очень прямой и открытый человек. Если что-то тебя волнует, не нравится в команде, в твоих взаимоотношениях с ним — спокойно можешь подойти, поговорить, и никаких негативных последствий не будет. Тренер всегда все объяснит. И он такой же, как Нолан — честный. Ты играешь, если… ты играешь.

— Обсуждали с ним, почему у вас в этом сезоне на четыре минуты игрового времени меньше и вы часто выходите в третьей паре?

— Да. Последние 7−8 матчей играю больше. Может быть, он меня услышал. Поживем — увидим. Важно и то, что с тренером по защитникам, Ноланом Прэттом, мы хорошо находим общий язык. Он помогает постоянно, все видео, связанное с обороной, смотрим вместе. Это касается всех защитников, и мы видим, что относятся к нам объективно.

— Пару лет назад «Колорадо» был худшей командой НХЛ. Что смог изменить Беднар?

— Убрали пару человек, которые тянули нас вниз. А главное — за что-то играть стали. За год до этого над нами смеялись. «А, “Колорадо”? Опять десять шайб накидаем». Но перед прошлым сезоном главный тренер смог нас очень сильно мотивировать. Объяснил, что мы играем за себя, за свое имя, честь и репутацию. И мы показали всем, что люди были не правы на наш счет. И стали получать удовольствие от игры.

— Особенно его получает ваше первое шведско-канадско-финское звено Ландеског — Маккиннон — Рантанен. Судя по тому, что двое из них входят в шестерку лучших бомбардиров сезона, а забили все вскладчину 82 гола и набрали 206 очков.

— У нас лучшее звено в мировом хоккее! На этих парней круто смотреть каждый день, тренируясь и играя с ними. Они великолепные хоккеисты — что по отдельности, что вместе. И дополняют друг друга. Что еще важно — они друзья. Все трое. Постоянно общаются, вместе смотрят видео, думают, как сыграть в том или ином моменте. Когда у людей есть постоянное желание играть друг с другом, это делает их сильнее. И радует нас всех.

Маккиннон — наш лучший игрок. Что он творит в последние два сезона! Рантанен в прошлом году набрал 80 очков, в этом — уже 75. Человек со светлой головой, так еще и огромный, сильный. У него шайбу в углах никто отобрать не может, да еще и катается он быстро. Он будет звездой в этой команде и в этой лиге, причем долгие годы. Мир услышит о нем еще больше.

А говорит из них больше всех Ландеског, капитан. Постоянно кому-то втыкает в раздевалке, но по делу и с уважением. Потому что у нас очень сплоченная команда, в которой каждый четко знает, что от него требуется, и нет деления на канадцев, европейцев, русских. Все общаются со всеми, и это помогает нам выигрывать. С таким первым звеном, уверен, мы способны на многое, в том числе и в плей-офф. Оно помогает побеждать в таких матчах, когда ты уже думаешь, что это невозможно. Тройка Маккиннона выходит, забивает пару голов и переламывает игру.

— Вы говорили, что вам нравится американский футбол. Интересно, сплоченная команда &laqu