Маршальский жезл «колонеля Малино»
120 лет назад родился выдающийся советский полководец Родион Малиновский. От рядового до маршала и министра обороны СССР — его жизненный путь до сих пор приводят в пример молодым военнослужащим как воплощение «солдатской мечты». Были в карьере полководца и взлеты, и падения, но со своего пути он никогда не сворачивал.
Георгиевский кавалер в 16 лет — таких случаев в российской истории очень мало. В начале Первой мировой войны пятнадцатилетний Родион сбежал из дома. Так в 256-м Елисаветградском пехотном полку появился юный военнослужащий. На удивление, молодого человека, у которого даже не было документов, не прогнали.
На западном фронте
Подносчик патронов к пулемету, вскоре — уже пулеметчик. За точную стрельбу Родион Малиновский получил свою первую боевую награду, тот самый Георгиевский крест. Потом было ранение, полгода молодой человек промаялся по госпиталям, а по выздоровлении в составе 1-й бригады экспедиционного корпуса Русской армии отправился к союзникам — во Францию. Опять ранение, первая иностранная награда — французский Военный крест (Croix de guerre).
Именно эта вторая рана, воспалившаяся в конце лета 1917 года, уберегла пулеметчика Малиновского от смерти: в сентябре произошло восстание русских солдат в лагере Ла-Куртин, которое французы жестоко подавили.
Во всем виноваты большевики — примерно так пишут многие авторы. В действительности агитаторы РСДРП(б) ни при чем, солдаты и младшие офицеры взбунтовались совершенно по иной причине. Французы с самого начала относились к русским как к «пушечному мясу», бросая союзные полки в пекло. Согласно оценкам историков, из 40-тысячного корпуса боевые потери составили не менее четверти, солдаты называли службу за границей «французским адом». И как только власть в России поменялась, военнослужащие решили покончить с беспределом. Однако фронт трещал, и Франция отказалась удовлетворить требование русских.
Три дня шли самые настоящие бои, была подтянута артиллерия, и началось уничтожение восставших. Сколько погибло там русских солдат, никто точно не знает.
Русский экспедиционный корпус был распущен, но Родион Малиновский не сразу вернулся на родину. Молодой человек завербовался в Иностранный легион, где прослужил два года. В звании ефрейтора (к тому времени исполнял обязанности комвзвода — офицерская должность) за бои на линии Гинденбурга он заработал второй Croix de guerre, а также Георгиевский крест III степени. Правда, о русской награде он узнал в конце 1919-го, когда уже вернулся на родину. Причем добираться домой пришлось кружным путем — через Владивосток.
«Очень часто задают вопрос, почему Малиновский не отправился домой сразу. Ведь мог бы это сделать еще в 1917-м. Ответ на это довольно прост: будущий полководец решил поднабраться опыта на реальной войне, в условиях крупномасштабной кампании, чтобы потом использовать его на благо своей страны. Он чувствовал в себе силы и обладал отменной прозорливостью», — считает историк и писатель Сергей Кремлев.
Испанский полигон
Гражданская война, школа младшего комсостава, рост по службе, Академия имени М.В. Фрунзе — в 1936-м, после введения персональных званий Малиновский — уже полковник. На хорошем счету, имеет репутацию одного из грамотнейших штабистов, аккуратен, пунктуален, широко мыслит. Именно его командование РККА отправило в Испанию — помогать республиканцам сражаться с мятежниками-франкистами.
В ходе той войны СССР получил неплохие дивиденды. Например, весь золотой запас Испании переместился на территорию нашей страны. Но главное — удалось обучить множество солдат в условиях реальных боевых действий с применением современной для тех дней техники.
«Подход советского правительства был вполне прагматичным. Немцы, между прочим, занимались там тем же — испытывали в боевых условиях новые самолеты и танки, а также тренировали офицеров. Плюс смотрели на то, чем «порадует» потенциальный противник, — на технику прежде всего, — отмечает историк и писатель, полковник КГБ в отставке Арсен Мартиросян. — СССР пропустил через Испанию несколько тысяч человек, боеспособность РККА это резко повысило. Хотя, стоит отметить, далеко не все выводы, сделанные в то время, оказались правильными».
Все красные командиры официально не воевали — значились «советниками», «техническими специалистами» и «консультантами». «Колонель Малино» — так испанцы звали полковника Малиновского — сначала был советником командира 3-го корпуса, затем — командующего Маневренной армией Арагонского фронта, а потом и советником командующего всем Арагонским фронтом.
«В самый разгар сражения на Хараме в мою дивизию прибыл полковник Малино — Родион Малиновский, позже ставший Маршалом Советского Союза и министром обороны СССР. На мой командный пункт, расположенный почти на передовой, дождем падали снаряды, летели пули. Когда мы знакомились, в его полуизумленном и полунасмешливом взгляде я прочел осуждение за то, что держу командный пункт в таком месте», — писал в своих воспоминаниях «Наша война» испанский коммунист Энрике Листер.
Воевать с республиканцами было трудно, этот факт отмечают все советские командиры, прошедшие Испанию. Армии как таковой не было, в отрядах повстанцев царили анархистские настроения. С политической точки зрения тоже были проблемы, прежде всего с троцкистами. В частности, один из лидеров местных «красных», Андреу Нин, создал альтернативную «антисталинистскую» компартию.
«Управление войсками в ходе боя у фашистов, судя по ходу боев и операций, также слабое, хотя лучше, чем у республиканцев», — так оценивал будущий маршал противника. И не видел перспектив победы. Вместе с тем из этой чужой войны полководец вынес многое, в частности понимание необходимости радиосвязи на всех уровнях. Сейчас это кажется нам вполне очевидным, но тогда некоторые краскомы выступали против радиофикации РККА. Во-первых, сказывалось наследие Тухачевского: тот считал, что приказы должны доносить посыльные и... связные собаки. Во-вторых, образованных людей даже в генералитете не хватало.
Огненное лето 41-го
Ордена Ленина и Красного Знамени — так были оценены испанские заслуги Родиона Малиновского, получил он и очередное звание — комбрига. По возвращении из «загранкомандировки» военачальник начал писать отчет, обобщающий опыт этой кампании, а также преподавать в Военной академии РККА имени Фрунзе и заниматься научной работой. Диссертацию завершить не удалось — вскоре после переаттестации, в ходе которой он один из немногих стал генерал-майором (большинство — снова полковниками), Родион Малиновский получил под командование 48-й стрелковый корпус в Одесском военном округе. Именно там он был, когда началась Великая Отечественная.
О заслугах Малиновского в первый год войны известно немного. Но одно то, что Одесский военный округ встретил врага во всеоружии, говорит о многом. Приказ от 18 июня 1941 года о приведении войск западных округов в боевую готовность к отражению немецкого удара, существование которого рядом историков до сих пор отрицается, там был выполнен. Утром 20 июня под видом учений штаб округа перебрался на резервный командный пункт — через двое суток все части занимали свои участки обороны. Сам Родион Яковлевич также был в войсках. Пока оставалась возможность, его корпус успешно держал оборону, потом отступил, сохранив матчасть и личный состав. Для первого лета войны — прекрасный результат.
Победу Малиновский встретил маршалом и военачальником мирового уровня. В копилке его побед было немало операций, среди которых особо выделялись Ясско-Кишиневская и Венская. Славился тем, что берег солдат, знал в совершенстве три иностранных языка и имел репутацию своеобразного «рабочего маршала войны» — не гений, как Рокоссовский, и не легенда, как Жуков.
«Передо мной был командующий 2-й гвардейской армией — великолепный образчик профессионального военного, в полевой обстановке одетый даже элегантно, красивый брюнет, смуглое лицо которого несло печать некой глубинной интеллигентности, что было совершенно нетипично для всех русских полководцев, с которыми довелось встречаться. И что особенно поразило — какая-то врожденная деликатность, скромность, полнейшее отсутствие солдафонства, которое так и выпирало из большинства русских военачальников даже самого высокого ранга», — писал в книге «Россия в войне 1941–1945» английский корреспондент Александр Верт.
Министр-шахматист
После капитуляции Третьего рейха маршала отправили на Дальний Восток — воевать с Японией. Копилка его побед пополнилась рейдом через пустыню Гоби, в результате которого удалось выйти сразу в центральную часть Маньчжурии и застать противника врасплох. Операция требовала высочайшего уровня организации, прежде всего с точки зрения транспорта и логистики, но Малиновский справился. Там, на Дальнем Востоке, маршал остался на 11 лет, продолжая теоретические изыскания, осмысляя опыт прошедшей мировой войны. В марте 1956-го Георгий Жуков позвал его в Москву — заместителем министра обороны и главнокомандующим сухопутными войсками СССР. А через полтора года Малиновский сам занял министерское кресло.
Родиону Малиновскому нередко ставили в вину, что он, в отличие от коллег-маршалов Константина Рокоссовского и Александра Голованова, во второй половине 50-х допускал критику Сталина. Но сегодня всерьез винить за это кажется странным. Ко всему прочему, Малиновский оказался неплохим политиком, он умел мыслить на несколько ходов вперед (не зря считался хорошим шахматистом). Отступал, потом снова атаковал. И все действия в итоге сводил к пользе страны.
На посту главы всего военного ведомства Малиновский занялся любимым и знакомым делом — новыми вооружениями. Увлекшись ракетным оружием, Хрущев запретил все разработки по ствольной артиллерии. Ряд проектов стратегических бомбардировщиков и иного перспективного оружия тоже положили под сукно. Родион Малиновский прикрывал конструкторов, многие работы продолжались втайне от Кремля.
Увы, все он спасти не смог. Например, ракетоплан «Буря» уничтожили, хотя в перспективе он имел все шансы стать не только военным аппаратом, но и средством дешевой доставки на орбиту различных грузов.
«Группа главных конструкторов обратилась с письмом к Хрущеву с просьбой разрешить продолжение работ. Эту просьбу поддержали научный руководитель тем «Буря» и «Буран» академик Келдыш и министр обороны Малиновский. Хрущев заявил, что эта работа бесполезна», — писал в своей книге «Ракеты и люди» великий конструктор Борис Черток.
С приходом Леонида Брежнева ряд проектов удалось реанимировать — в частности, возобновились работы по артиллерии. Но тогда маршал уже тяжело болел и не мог успеть везде.
В 1966 году с его подачи были запущены исследования по проекту аэрокосмической системы «Спираль»: со спины гиперзвукового носителя в верхних слоях атмосферы стартует космоплан, позже получивший наименование БОР, в варианте орбитального истребителя, бомбардировщика, транспортника или разведчика.
«Родион Яковлевич видел все научно-технические вызовы времени. Стоит отметить, что именно при нем наши вооруженные силы стали ракетно-ядерными. Малиновский работал над их совершенствованием. У «Бури» по сравнению с Р-7 был недостаток — меньшая дальность. Имелось и важное преимущество: в отличие от королевской ракеты, которую нужно несколько часов готовить на стартовой позиции, ракетоплан взлетал моментально. Шла работа по поиску оптимального варианта», — рассказывает Сергей Кремлев.
Под конец жизни военачальник, как и многие его коллеги, занялся осмыслением богатого опыта. Книга «Солдаты России» («Воениздат», 1969) вышла уже после его смерти — это единственные в СССР мемуары, посвященные Первой мировой войне. По политическим причинам министру обороны пришлось писать от чужого имени, в воспоминаниях фигурирует Иван Гринько.
Маршал Советского Союза Родион Малиновский умер на боевом посту, до последних своих дней он продолжал руководить Министерством обороны. Превозмогая страшные боли — у него был рак — пошел на парад 7 ноября 1966 года. 31 марта 1967-го его не стало.
В армии его до сих пор вспоминают с большой теплотой, с гордостью. Не только как полководца, но и как человека, очень многое сделавшего для вооруженных сил на посту министра.
Наталья Малиновская: «Судьба отца похожа на авантюрный роман»
Рассказать о легендарном маршале «Культура» попросила его дочь Наталью Малиновскую, переводчика, автора статей об испанской литературе и искусстве XX века, преподавателя кафедры истории зарубежной литературы филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.
— Юбилей папы кажется невероятным — 120 лет. Для страны это огромный срок. Почти 50 лет его жизни прошли без меня, 20 — со мной. После этого минуло еще полвека. Знаете, что меня поразило? Его жизнь и то, что он оставил после себя — это не архив, а злободневный материал. Его судьба похожа на авантюрный роман. Помню, ему было около 60 лет, он занимал высокую должность, но, когда приходил домой с работы, ужинал и вместо отдыха садился за роман о войне. Представляете, какая увлеченность жизнью. Он писал свою историю каждый будний день, вечерами и по выходным.
Роман не о Великой Отечественной, которая моему поколению была ближе, а о Первой мировой. Это была первая для папы война. Для меня же тогда казалась глубокой древностью. На мой вопрос, зачем, отвечал: «Начинать надо с самого начала». Сложно понять, как складывается человек на войне. Позже я нашла созвучие его слов с цитатой Ортега-и-Гассета «Я есть «я» и мои обстоятельства».
Его роман издавался и при советской власти, но с комментариями «Воениздата», а я издала так, как было на самом деле. Я ведь нашла 11 тетрадок-рукописей и сама все проверила. Папа называл свои записи черновиком, но, знаете, как опытный редактор могу вам сказать, что если это черновик, то как должен выглядеть чистовик, я уже и не знаю. У него нет ни одной помарочки, ни одной неточности. Сейчас я работаю над расшифровкой его мемуаров о начале Великой Отечественной. Это не просто отпечаток того времени, там много ниточек, связывающих то время с современностью.
В 60-е годы, когда речь шла о реформировании армии, он делал пометки в записной книжке : «Как воздух нам необходима военная интеллигенция. Нужны люди, обладающие не только знаниями, но и могучим нравственным интеллектом. Мы находимся на пороге войны, в которой не может быть победителей». Я не знаю слов, которые звучали бы злободневнее.
Меня часто спрашивают, что мне передалось от отца. Думаю, терпение и умение держать себя при любых обстоятельствах. Недавно я лежала в больнице и писала мемуары о моих домашних животных. Когда мои соседки по палате, некоторые из которых тяжелобольные, спорили, кто круче из героев моей книги — кошка Квазимодка или спаниэль Нафаня, — для меня это лучшая награда.
Подготовила Наталья МАКАРОВА
Фото на анонсе: Фотохроника ТАСС