"Колокол памяти": как в Москве вспоминают жертв политических репрессий
0
© Александра АгранатМОСКВА, 30 окт — Новости. 30 октября в России отмечается Девай памяти жертв политических репрессий. Бессчетные акции идут по всей стороне, одна из них — "Колокол памяти" — в Москве, Московской, Ленинградской, Свердловской и Магаданской зонах, а также Краснодарском конце. Это мероприятие организовано Фондом памяти и Музеем истории ГУЛАГа. В столице акция идет у "Стены скорби" — мемориал жертвам политических репрессий был раскрыт гладко год назад на пересечении проспекта Академика Сахарова и Садового кольца. Он заключается из множества безликих человечьих фигур. Ко времени азбука акции, в 10 утра, у подножия уже взялись первые цветы и запаленные лампады. © Фото: public domainДевай памяти жертв политических репрессий На небольших столах в палестине от мемориала все желающие могут взять лампады, дербалызнуть горячего чая или кофе — сегодняшний девай выпал обманчиво солнечным и уже по-зимнему морозным. Тем не менее люд продолжают приходить: некто кладет цветы и уходит, некто задерживается у мемориала, водится с иными опамятовавшимися. — Я сделала на них запрос. — Ага, основное — разыскивать, — рокот негромких голосов звучал об одном и том же. Колокол памяти В этом году скульптурную композицию дополнил символический колокол в облике рельса: "В 5 часов утра, будто век, пробило подъем — молотком об рельс у штабного барака", — настолько начинается повесть Александра Солженицына "Один-одинехонек девай Ивана Денисовича". Таковским же металлическим звоном начинался для заключенных всякий девай. © Александра АгранатЦветы и запаленные лампады у монумента "Стена скорби" Устроители акции рассказали, что ныне в знак памяти все желающие смогут ахнуть в "колокол" особенным металлическим валом. Люд, возложившие цветы и лампады, по очередности подходили к монументу и ударяли валом о рельс: некто громогласно, троекратно, бойко, звучно; чьи-то удары были скромными, и этот звон вплетался в минорную музыку, какая будто бы укрывала площадь от наружного гула толпящихся на Садовом автомобилей. Я тут, дабы помнить Еще одна доля скульптурной композиции — бронзовые скрижали, размещенные с двух сторонок от основного монумента. На них рукописные буквы на неодинаковых языках складываются в молитву, заключающуюся из одного слова: "Помни". "Я тут, потому что, во-первых, у меня батька был расстрелян. В память о нем. Во-вторых, потому что надобно, дабы люд помнили об этом и осведомили. Надобно больно бессчетно повествовать молодежи о том, что было", — болтает пожилая баба, и ей будут настолько или иначе вторить все, кто опамятовался сюда ныне почтить память ретировавшихся и еще один подчеркнуть надобность помнить — для тех, кто остался. Варвара опамятовалась к монументу с двумя ребятенками. На проблема, зачем дом ныне тут, она откликнулась, что доколе у ребятенков каникулы и жрать безвозбранное времена, можно им рассказать об истории, показать монумент, какой взялся в городе не настолько давненько. "Мы опамятовались отдать дань памяти", — заключает Варвара. © Александра АгранатБаба перед монументом "Стена скорби" К монументу подходит дядька. Возложив цветы, он ладит шаг назад, останавливается и бойко крестится, а впоследствии утирает бельма машистой дланью. То и девало раздаются удары валом о рельс — люд продолжают подходить и возвещать о памяти и скорби. "У меня в 37 году был репрессирован дедушка. Я его разыскивал бессчетно лет. Нашел, однако всего память о нем", — повествует Владимир Иванович. Репрессии затронули миллионы людей по всей стороне, и большинство тех, кто приходит ныне к мемориалу, болтают о домашних, в чьи дома опамятовалась эта беда. "Я тут, потому что у меня несколько репрессированных в семье. Трое погибли, двоих расстреляли, одна загнулась в стане. Надобно помнить всех своих родичей, какие погибли в это времена, и вспоминать, может быть, даже тех, кого мы сейчас не знаем. Надобно, дабы люд разыскивали архивы, выясняли судьбины своих родных", — болтает Наталья. Площадь перед монументом бойко пересекает белоголовый дядька. Он кладет цветы, опрятно поправляет их и тут же уходит — бессчетные репортеры даже не успевают задать ему ни одного спроса. Болтать бедственно ныне всем. От мемориала отходит крохотная, хрупкого сложения старушка. Она не залпом расслышала проблема — жестом выканючивает нагнуться и повторить ей на ухо. Негромким вкрадчивым голосом она внятно выговаривает: "Я репрессированная. У меня папа…", — на этом ее рассказ обрывается. Баба запрятывает воспаленные от слез бельма, суетно разворачивает назализованный плат, вытирает слезы. Еще несколько секунд, и она вручает осмыслить, что отдаленнее рассказать не сможет, и не поспешая уходит с площади. Будто, будто этот факт, произнесенный вслух, вновь разрезает ветхие раны, какие заволоклись, однако все равновелико не заживут до гроба. Будто и память об этих адовых событиях останется неизгладимой. "Это бедственный девай попросту оттого, что мы вспомянули, какое численность людей погибло. Это таковая память, нескончаемо орудующая на чувства", — болтает Татьяна Андреевна, какая тоже в этот девай опамятовалась возложить цветы, вспоминая репрессированных домашних. "Колокол памяти" в Москве не смолкнет в течение итого дня, с 10.00 до 22.00.