"Мовист номер один"...Памяти Анатолия Гладилина

В Париже на 84 году жизни умер русский писатель и диссидент советской эпохи Анатолий Гладилин. Знакомые и поклонники прощаются с кумиром своей юности.

Сергей Баймухаметов Его смерть не вызвала громкого отклика даже в литературной среде. А ведь Гладилин – основоположник. Он стал знаменитостью и - как показало время - вошел в историю литературы в 21 год. В тот день, когда в 1956-м, в сентябрьском номере журнала «Юность», вышла его повесть «Хроника времен Виктора Подгурского». Тут нельзя не поразиться. Почему хроника? Какая ж это хроника – несколько месяцев из жизни вчерашнего десятиклассника, неудачника, не поступившего в институт, страдающего от несчастной любви, что-то камерное, личное, не несущее никакой «общественной тематики». Никакой там хроники нет. Ну разве что указывается один раз 1953 год. Только не в связи с тем, что вы подумали – со смертью Сталина - а с невиданным в тот год конкурсом при поступлении в вузы. Тогда и не попал в институт Подгурский. На самом деле камерная маленькая повесть – настоящая хроника. Отображение времени, коренных его событий. Виктор Подгурский и его друзья – наверно, первое более или менее свободное поколение, выросшее в сталинской советской казарме. Какая бы она ни была, а время брало свое. Вот и появились в городах новые молодые люди – легкие, веселые, образованные, остроумные. Они уже ездили по стране, шумными группами, в общих вагонах, не «по призыву», не на «освоение» чего-нибудь, а просто так, по своему влечению, интересу – начинался «самодеятельный туризм». Они бродили по Хибинам – по скалам Кольского полуострова, острили: «Раньше были синантропы – а теперь хибинантропы», пели песни под гитару, потом, в 1961-м, появилось знаменитое визборовское: На плато Расвумчорр не приходит весна, На плато Расвумчорр все снега да снега… Только сама-то повесть вовсе и далеко не о Хибинах и песнях у костра. Тогда о чем? Уже написал – о том, что звезда школы, «король вечеров» Виктор Подгурский провалился на экзаменах в институт. А его школьная любовь (романтическая, платоническая, даже первого поцелуя у них не было) Нина Истрина – поступила. Не куда-нибудь, а, разумеется, в МВТУ, который на вступительных экзаменах расшифровывали: «Мы Вас Тут Угробим». В то время и долго еще после самыми интересными для молодежи (огромный конкурс!) были не финансово-экономическая «Плехановка» или сулящий загранкомандировки МГИМО, а технические вузы - МИФИ, ФизТех, МВТУ, МАИ… И теперь у Нины – новая, другая, увлекательная жизнь, а Виктор – он цепляется за их прошлое, за десятый класс, когда они были вместе… Но это ведь хоть и прекрасное, но вчерашнее, и постоянное возвращение Виктора в прошлое - уже скучновато, в то время как у нее в МВТУ… яркая жизнь бурлит. Все понятно, отстал от поезда, грустно, печально. Для него, Виктора. А читать – было необыкновенно интересно, захватывающе. Другой язык, другие герои, близкие, сегодняшние. Как вспоминал сам Гладилин о том времени и той литературе: «Эти книги рассказали о том, что на самом деле происходило с современной молодежью... Мы писали языком, которым говорила молодежь. Но только потом - через несколько десятилетий - я понял, что мы действительно были счастливчиками. Нам дико повезло - мы оказались в нужном месте в нужное время». Проза Гладилина, его герои и в нашей, уже середины 1960-х годов, читательской оценке назывались «современными». Ведь мы продолжали жить в казарме. Конечно, далеко не в такой, как сталинская, но вполне идеологически скучной, казенной. А тут – живое слово, живая жизнь. «Современное» - было излюбленным нашим словом в 1960-е годы. Все мы хотели быть «современными». То есть раскрепощенными, умными, остроумными. Непременно – остроумными. Как его герои: «Погода странная, в стиле "дворника в раздумье". Неизвестно, солнце будет или дождь, поливать улицу или нет? Вот. И в такую погоду ты умрешь. На твоей могиле поставят дамскую туфлю размера... Какой у нее размер?» «Хроника времен Виктора Подгурского» была знаменательной не только для ровесников Гладилина, не только для нас, рожденных в конце сороковых - начале пятидесятых. Вот сегодняшнее свидетельство: «Я читала ее через двадцать лет после выхода (то есть в 1976-м! – С.Б.); мне было десять, журнал, сохранившийся, а точнее — сохраненный специально на даче, пах осенью, старым домом и сыростью. Но страницы! Что было на них, какая свежесть! Наверное, я не поняла тогда и половины, не измерила глубину написанного точно, но засунула журнал под подушку, не в силах с ним расстаться. Что это было, эта повесть? Какая-то фантастически искренняя исповедь, как сказать иначе». Сказать, наверно, невозможно. Только прочитать и прочувствовать. С «Хроники времен Виктора Подгурского» началось явление в литературе, названное «городской прозой», «исповедальной прозой». Почему-то оно вызывало противодействие не только в чиновно-государственной, но и в литературной среде, в некоторой ее части. Тогда же зародилась и советская «деревенская проза». Прекрасная литература. Но отдельные апологеты-критики почему-то начали противопоставлять ее «городской». Одна из самых громких статей конца 60-х так и называлась – «Земля и асфальт». Почему-то «духовность» и «нравственность» отдавались исключительно деревне и «деревенской прозе». И, наконец, стали утверждать, что «исповедальная проза» - вовсе не литература, это «дурновкусие», «они просто не умеют писать». Возможно, тогда Валентин Катаев и придумал в «Святом колодце», 1967, мовизм - как иронический ответ на эти выпады. Он написал о встрече в Техасе не то с реальной, не то выдуманной им старой вдовой, интересующейся художественным творчеством: «Она обрадовалась, как дитя, и даже захлопала в ладоши, узнав, что я являюсь основателем новейшей литературной школы мовистов, от французского слова mauvais – плохой, – суть которого заключается в том, что, так как в настоящее время все пишут очень хорошо, то нужно писать плохо, как можно хуже, и тогда на вас обратят внимание; конечно, научиться писать плохо не так-то легко, потому что приходится выдерживать адскую конкуренцию, но игра стоит свеч, и если вы действительно научитесь писать паршиво, хуже всех, то мировая популярность вам обеспечена. – Вообразите, я об этом до сих пор ничего не слышала, – в отчаянии воскликнула она, – наш Техас в этом отношении такая жуткая провинция! Мы обо всем узнаем последними! Но вы действительно умеете писать хуже всех? – Почти. Хуже меня пишет только один человек в мире, это мой друг, великий Анатолий Гладилин, мовист номер один». Гладилин смеялся и гордился, высоко ценил звание «мовиста номер один». Потом была долгая и сложная жизнь – эмиграция в 1976-м, работа в парижском бюро радио «Свобода», новые книги. В истории литературы (по крайней мере - на сегодняшний день) его имя и его жизнь связаны прежде всего с повестью «Хроника времен Виктора Подгурского». Ее героиня Нина Истрина, вчерашняя десятиклассница, пела у пианино осенью 1953 года: ...Как давно уже я не был здесь! Разрешите рядом мне присесть?.. ...Это было так давно, Что грустить уже смешно, Ну, а если грустно, все равно... Листья осыпаются в саду. По привычке к вам я забреду И, как много лет назад, Поведу вас в листопад, В тихо осыпающийся сад. Анатолий Гладилин умер. Листья осыпаются в саду… Прощай, кумир нашей юности.