Так загубили науку в СССР

СЕГОДНЯШНЯЯ наука представляет для России что угодно, только не эффективный инструмент получения знаний. О том, что привело ее к этому, размышляет член Академии образования, историк и социолог Игорь БЕСТУЖЕВ-ЛАДА.

ЛЕТ десять тому назад у меня заболела теща. Как члена семьи доктора наук ее можно положить в академическую больницу. Звоню главврачу, мне говорят: начинаются выборы в Академию, подождите неделю. Я спрашиваю, при чем здесь моя теща, она в выборах не участвует. Мне терпеливо объясняют, что на время выборов в больнице резервируют морг и целый этаж, потому что баллотирующиеся мрут как мухи и сплошные инфаркты и инсульты...

Лычки

ПРОФАНАЦИЯ науки в России началась, пожалуй, с того момента, когда она получила эпитет "советская". В 1934 г., когда Академия наук одним из самых последних госучреждений была перевезена из Ленинграда в Москву, она насчитывала всего несколько десятков человек, включая уборщиц.

А между тем уже надвигалась война и остро стояла задача создать военно-промышленный комплекс, который был бы вровень с европейским. Для того чтобы люди пошли работать в новую для них сферу, нужен был какой-то особый стимул. Сталин, который, кроме военного дела, ничего толком не знал, и науку полностью уподобил армейской иерархии.

Вспомним не такие уж далекие от нас 50-70-е годы. Когда молодой человек приходил после школы в НИИ, ему давали звание "младшего сержанта", то есть младшего лаборанта. Оклад - 72 руб. Затем "сержант" (лаборант) - 84 руб. и "старший сержант" (старший лаборант) - 96 руб. По тем временам это были приличные деньги, потому что рабочий получал рублей 60.

Защита диссертации в корне меняла ситуацию. Зарплата вырастала сразу до 200. Несколько лет просидел тихо, не ругаясь с начальством, и ты уже "майор", то бишь старший научный сотрудник, и получаешь аж 300. Защитил докторскую - у тебя 400. Создал научный коллектив - профессор. На твоей голове появилась незримая полковничья папаха.

Одни и те же мысли и слова стали кочевать из одной кандидатской в другую. В Ленинской библиотеке даже запретили выдавать рукописи диссертаций, потому что их брали мгновенно и так же мгновенно передирали. Все понимали: просидишь так полгода-год, наскребешь чего-то на "диссер", защитишься и потом всю оставшуюся жизнь зарплата, и немалая, будет идти уже автоматически.

Тут же создалась мафия, которая за 1500 руб. могла за три месяца создать кандидатскую в любой отрасли науки. За пять тысяч - любая докторская. Но даже если человек писал сам, на никому не нужную писанину тратил лучшие годы своей жизни, когда он способен быть генератором идей. По статистическим данным на конец пятидесятых, только 4% кандидатов наук защищались в возрасте до 30 лет, только 4% докторов было моложе сорока.

Механизм льгот

НУ ВОТ человек всеми правдами и неправдами стал наконец доктором наук. Для большинства это было потолком, но многие мечтали стать членкорами и даже, чем черт не шутит, академиками. Здесь подлость состояла в том, что все доктора делились на две неафишируемые категории: выдвигаемые и невыдвигаемые. Невыдвигаемые - это: беспартийные, с хромающим "пятым пунктом", имеющие не тех родственников или плохие отношения с начальством.

Выше всех стояла так называемая "большая академия", то есть АН СССР. Она приравнивалась к министерству, и на ее долю падало всего 8% научных работников. Далее шли академии отраслевые: при Минздраве, Минсельхозе, при Минпросе и т. д. Было непонятно, чем, скажем, медик хуже историка. Последний, будучи академиком АН СССР, имел зарплату на треть выше, чем у члена Академии медицинских наук. Еще ниже рангом были академии республиканские.

Избрание в членкоры отраслевой академии давало прибавку к зарплате в 150 рубликов. За членкорство в большой академии полагалось уже 250. Избрание в действительные члены АН СССР прибавляло 500. Суммируя все доходы, академик получал до 1200 руб. Ему полагалась 4-комнатная квартира и бесплатно построенная за госсчет дача. Полагались также две машины с шоферами: "самому" - "ЗИМ", а жене - "Победа".

Когда-то крах должен был наступить. Он и наступил в начале девяностых годов. Выяснилось, что все научное хозяйство примерно на 80% было ориентировано на оборонку. Еще какие-то проценты были ориентированы на идеологическую работу. С другой стороны, выяснилось, что на научную приманку у нас клюнуло полтора миллиона человек: каждый четвертый научный работник в мире был советским. Но в реальности научную отдачу давали, по разным оценкам, от 10 до 40% научных работников, хотя отдача эта была ничуть не хуже американской.

Следует признать, что науку реформировать так и не собрались. А между тем поставить науку на рыночные рельсы можно. Для начала надо перестать платить за звания и направить эти деньги на финансирование перспективных научных направлений. Иначе наше отставание даже в тех научных отраслях, где мы всегда имели приоритет, станет необратимым.