Битва при Доггер-банке: история одной провокации
15 (2 по ст. ст.) октября 1904 года российская 2-я Тихоокеанская эскадра под командованием контр-адмирала Зиновия Рожественского (через два дня ему присвоили звание вице-адмирала) вышла из Либавы на подмогу осажденному Порт-Артуру. Начальный путь эскадры на Дальний Восток проходил из Балтики через Датские проливы, далее через Северное море к Ла-Маншу…
Весь день 21 (8) октября шли в густом тумане, к вечеру видимость улучшилась, через облачность проглянула луна. Огибая оживленные торговые пути, два отряда эскадры пошли через Доггер-банку, обширную песчаную отмель в 50–60 милях от британского берега в Северном (или, как его тогда еще именовали, Немецком) море, излюбленное английскими рыбаками место лова сельди и трески. А потом транспорт (плавучая мастерская) «Камчатка», отставший из-за поломки машины, радировал: веду бой, атакуют неизвестные миноносцы! На кораблях пробили боевую тревогу, выставили усиленную вахту, последовал приказ командующего ожидать атаки миноносцев. Дежурная смена у орудий, остальная прислуга рядом, 47-мм и 75-мм орудия заряжены боевыми.
Последующая радиограмма «Камчатки» вызвала подозрение: она просила броненосец «Князь Суворов», флагман эскадры, указать свои координаты – широту и долготу и обозначить место эскадры прожектором! С флагмана запросили «Камчатку» об имени, отчестве и дне рождения ее старшего механика, и радиообмен тотчас прекратился.
Около 23.20 транспорт уже шифром сообщил, что миноносцы удалились, затем радиограммы перестали поступать, и на флагмане решили, что «Камчатка» уже на дне моря. Около полуночи эскадра вошла в район Доггер-банки, слегка изменив курс, чтобы обойти рыбачью флотилию.
В 00.55, обнаружив силуэты атакующих кораблей, «Князь Суворов» включил боевое освещение, в луче которого наблюдатели четко идентифицировали быстроходные миноносцы, по которым и был открыт огонь, поддержанный остальными броненосцами.
Как свидетельствуют документы и очевидцы, экипаж броненосца «Князь Суворов» занял свои места по боевому расписанию четко и стремительно, стрельбу его канониры открыли лишь по приказу, вели ее организованно, без суматохи. Как, впрочем, и комендоры броненосцев «Император Александр III» и «Бородино», что свидетельствует о прекрасной выучке и слаженности команд этих кораблей. Даже транспорт «Анадырь» из своих малокалиберных скорострельных орудий вел огонь спокойно и четко. Некая сумятица царила лишь на броненосце «Орёл»: его команда была самой неопытной.
«Мы опять ясно видели (ночь была ясная, лунная) три миноносца, – свидетельствовал старший артиллерийский офицер «Князя Суворова» лейтенант Пётр Владимирский. – Они появились сзади эскадры и догоняли ее, но как только на концевом корабле открыли прожекторы, так миноносцы поспешно повернули и скрылись».
Огонь велся не более 10 минут и был прекращен по приказу адмирала. Миноносцы исчезли столь же внезапно, как и появились, по мнению наблюдателей, как минимум один из них получил серьезные повреждения, прилетело и другому. По своей тактике все это один в один походило на атаку японских миноносцев на русские корабли в Порт-Артуре в ночь на 27 января (9 февраля) 1904 года. Вот только под раздачу попали и английские рыбаки из рыбачей флотилии, приписанной к порту Гулль (Hull): один рыбачий баркас был потоплен, погибли два и были ранены шесть рыбаков. Инцидент, именуемый с тех пор гулльским, едва не привел к вооруженному конфликту между Британией и Россией, что означало бы войну уже европейскую, а значит – и мировую, ведь на Дальнем Востоке война уже шла. С тех пор прошло чуть более 110 лет, однако событие по-прежнему загадочно: ясности, что именно произошло, нет и на слуху лишь заданный еще Ульяновым-Лениным пропагандистский штамп о «глупом адмирале», учинившем сражение с рыбацкими лодками. Чуть более пристойная версия гласит, что военных моряков так застращали сказками про японские козни, что стоило где-то и чему-то померещиться, как они тут же и открыли беспорядочную пальбу. Да вот только если бы померещилось и пальба была беспорядочной, так от рыбачьей флотилии и головешек не осталось бы!
БРОНЕНОСЕЦ «ОСЛЯБЯ»
ВЕЛИКАЯ АРМАДА
Сформировать эскадру для посылки ее на Дальний Восток император Николай II решил в конце апреля 1904 года, когда японцы уже господствовали на море, а Тихоокеанская эскадра, понесшая тяжелые потери, была заперта в Порт-Артуре. Эскадру, получившую наименование 2-й Тихоокеанской, формировали на Балтике, а во главе ее был поставлен начальник Главного морского штаба контр-адмирал Зиновий Рожественский. Ура-патриотическая «общественность», жаждя отмщения «коварным японцам», настойчиво призывала отправить на Дальний Восток абсолютно все, что было способно держаться на воде, вплоть до антикварной рухляди.
Как едко заметил впоследствии в своей книге «Расплата» один из флагманских штурманов 2-й Тихоокеанской эскадры капитан II ранга Владимир Семёнов,
«наши мудрецы утверждают, что, перемножив между собою пушки, арбузы, мужиков, фиктивные скорости и т.д. … они получат боевой коэффициент эскадры, не многим уступающий таковому же эскадры адмирала Того. Но это – не более как обман несведущей, сухопутной публики. Обман злостный».
Собирали 2-ю эскадру долго, да и задачу сформулировали лишь 7 сентября (25 августа) 1904 года: деблокировать запертые в Порт-Артуре остатки 1-й Тихоокеанской эскадры, перехватить инициативу у японцев, разгромив их флот у их же берегов, и завоевать господство на море. К тому моменту японцы уже вели планомерную осаду Порт-Артура, эскадре же еще только предстояло собраться и пройти 18 тысяч миль, чтобы с ходу вступить в бой после многомесячного похода! Все это предстояло проделать фактически во враждебном окружении, без баз и даже угольных станций. Как писал жене в одном из писем сам Рожественский,
«поползем на кораблях, которые способны передвигаться в штиль не далее как на 1500 миль; будем голову ломать, как перешагивать с ними станции в 2000 и в 2300 миль длиной»
Как справедливо отмечали морские историки, эскадра к моменту выхода в море представляла собой не слаженный боевой организм, а плохо управляемую армаду из 37 разномастных судов с 12 тысячами человек на борту (позже за счет присоединившихся кораблей численность экипажей возросла до 16 тысяч). Причем команды на две трети состояли из неопытных новобранцев или призванных из запаса.
БРОНЕНОСЕЦ «ОРЁЛ»
«РАЗВЕДКА ДОЛОЖИЛА ТОЧНО…»
Между тем данные российской тайной политической полиции, на которую возложили контрразведывательное обеспечение прохода эскадры у берегов, мягко скажем, не очень дружественных, неоспоримо свидетельствовали: японцы готовят акции в европейских водах, чтобы воспрепятствовать походу эскадры. Об этом же свидетельствовали и донесения российских дипломатов, военно-морских и военных агентов (атташе) из Дании, Швеции, Китая, Франции, Гонконга, Турции, Египта, Сингапура, Великобритании. Но особенно красноречивы сами японские шифротелеграммы, которые, как и шифр, были добыты агентами, внедренными в японские миссии.
Так 21 (8) сентября 1904 года посол Японии в Гааге Митцухаси телеграфировал в Токио:
«Мы имеем людей, расположенных в разных местах, которые должны нам сообщать о всех движениях и по возможности препятствовать им. эскадра, которая должна идти на выручку, выйдет в море в этом месяце; поэтому мы приняли все меры, чтобы помешать этому. Конечно, Ваше превосходительство понимаете, что мы должны быть очень осторожны, чтобы не возбудить подозрений неприятеля и других наций. Во всяком случае, все, что возможно будет сделать, будет испробовано».
Спустя неделю тот же Митцухаси писал военному атташе Японии в Париже Хисаматцу:
«…прошу употребить все способы, которые могли бы воспрепятствовать ходу эскадры. Всевозможные препятствия должны быть поставлены на пути, несмотря на риск жизнью наших служащих. Не обращая внимания ни на какую цену, средство может и должно быть доставлено, и ничто я не считаю слишком дорогим. Если слух верен, с эскадрой идут несколько меньших судов с необходимыми припасами, которые также должны быть уничтожены, но главное внимание должно сосредоточить на эскадре. Там, я уверен, 6 броненосцев, коим и должны быть поставлены главные препятствия. Обдумайте способ постановки мин на пути, причем это нужно сделать с возможной конспиративностью. От секретного исполнения зависит успех. Не ошибитесь в этом».
– Раз ставят такое задание, значит, возможности для его исполнения имелись.
Например, можно было выставить мины в тех точках на пути эскадры, которые она никак не могла миновать: поступали сведения, что японские офицеры, специалисты по минному и водолазному делу, фрахтуют или скупают коммерческие пароходы, оснащая их флагами нейтральных стран. Для предотвращения диверсий силами агентуры русской тайной полиции на датском побережье было создано свыше 80 «сторожевых» (наблюдательных) пунктов, зафрахтовано для крейсирования в скандинавских водах 12 судов. Русская агентура бдила и на суше, фиксируя появление на побережье Дании и Швеции групп японцев, иные из которых были идентифицированы как офицеры японского флота…
БРОНЕНОСЕЦ «КНЯЗЬ СУВОРОВ»
Был еще один вариант, чрезвычайно тревоживший моряков эскадры: японские миноносцы. Это может показаться фантастикой. Но ведь японская морская мощь того времени ковалась именно на британских верфях: там строили для Японии броненосцы, крейсера, миноносцы. Полагают, что после начала войны с Россией Япония ни одного военного корабля из Британии не получила. Но темна вода во облацех: известно, что в феврале 1904 года японское правительство заключило в Лондоне контракты на поставку двух эскадренных броненосцев, спущенных на воду в рекордные сроки – всего за год. Сроки постройки эсминцев короче, иные из них лепили за 4–5 месяцев, а то даже и за два!
Да и как установить, не имея доступа к документам, для кого именно делался тот или иной типовой эсминец или проходил ходовые испытания уже готовый? Команды? Когда ранее, в 1903–1904 гг., Япония командировала в Европу для комплектования экипажей купленных и строящихся военных кораблей несколько групп морских офицеров, этого никто и не заметил, тем паче на миноносцах даже полный штатный экипаж мог не превышать полусотни человек.
В конце концов, отчего не мог быть и другой вариант, тоже, если подумать, не слишком фантастический: например, краткосрочной аренды «изделия» у той же судостроительной фирмы – из числа тех, которые уже построены (или почти готовы) для иных заказчиков или вовсе еще не нашли покупателя? А уж возможную потерю, сомневаться не стоит, «арендатор» оплатил бы с лихвой – из британских же, кстати, денег: Япония тогда вооружалась на британские и отчасти американские займы.
По сути, Япония воевала на британские деньги и британским оружием – на кораблях, построенных в Британии, в некоем роде даже выполняя роль британского наймита: ни усиление России на Тихом океане, ни тем паче ее победа над Японией интересам Лондона не соответствовали. И во время Русско-японской войны «нейтральная» Великобритания де-факто выступила в роли союзника Японии, тем более обе державы уже были связаны союзническими узами – в рамках англо-японского договора 1902 года. Так что при очень острой необходимости уж что-что, а неопознанные миноносцы нашлись бы запросто.
Так ведь их и фиксировали. Всего задокументировано семь случаев, когда в районе балтийских проливов были замечены неизвестные миноносцы, которые вели себя более чем странно: усиленно скрывали свою национальную принадлежность, действовали скрытно, в темное время без огней, на запросы не отвечали, при попытке приблизиться к ним скрывались. При этом, как точно выяснено, военные корабли сопредельных стран – Дании, Швеции и Германии – в те дни находились в других местах либо вообще в море не выходили.
БРОНЕНОСЕЦ «БОРОДИНО»
АДМИРАЛ
С подачи литератора Алексея Новикова-Прибоя, описавшего адмирала Рожественского в романе «Цусима», устоялся его образ как недалекого и тупого царского сатрапа, типичного держиморды, деспота, самодура и даже труса. Матрос Балтийского флота Новиков (Новиковым-Прибоем он стал уже позже) в этом походе тоже участвовал, но адмирала вряд ли вообще когда-либо видел, разве лишь издали – на смотрах в Кронштадте и Ревеле. Да и в поход будущий романист пошел на броненосце «Орёл», а не на флагмане – баталером (нестроевым унтером).
И служил он по части писарской и провиантско-интендантской, а не боевой. Формально будучи участником Цусимского сражения, в реальности ничего, кроме своего писарского кубрика, он не видел. К тому же был лицом, мягко скажем, заинтересованным: его в 1904 году арестовали за революционную пропаганду, но судить не стали – перевели на «Орёл», пнув с теплого местечка в Кронштадте. Настроен будущий литератор был откровенно пораженчески: воевать «за веру, царя и Отечество» категорически не желал, а уж как «офицерье» ненавидел! Вот и отыгрался сполна уже при советской власти, обмарав адмирала с ног до головы. С тех пор и пошло-поехало.
Между тем Зиновий Петрович Рожественский был личностью незаурядной и едва ли не лучшим адмиралом российского флота: высочайший профессионал отменной храбрости и высокой порядочности. Да еще и бессребреник, за всю свою жизнь так и не наживший своей недвижимости. Происходил он из «обер-офицерских детей» – сын военного врача, а карьерой был обязан лишь своему потрясающему трудолюбию и упорству. Родился в 1848 году, в 1868 году выпущен из Морского кадетского корпуса – пятым по успеваемости. В 1873 году закончил по первому разряду Михайловскую артиллерийскую академию, по своей инициативе (но с разрешения начальства) посещал лекции в Петербургском институте путей сообщения, страстно увлекался электротехникой, считался одним из инициаторов внедрения новейших систем централизованной стрельбы корабельной артиллерии.
При всем – настоящий боевой офицер, чье имя прогремело на всю страну во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Лейтенант Рожественский тогда был «заведующим артиллерией на судах и плавающих батареях Черноморского флота» и занимался установкой орудий на вспомогательных крейсерах – бывших коммерческих судах, а также испытанием аппарата для производства автоматической залповой стрельбы. Вот в рамках испытания этого аппарата он и вышел в поход на пароходе «Веста», которому было предписано с военными кораблями в бой не вступать, досматривая лишь коммерческие суда.
Видимость была плохой, потому командир «Весты», завидев дым, подумал, что это «торгаш», стал его преследовать, а когда догнал, оказалось, что это турецкий броненосец «Фетхи-Буленд». Теперь роли поменялись: «Веста» убегала, «Фетхи-Буленд» ее преследовал, ведя огонь из бакового 7-дюймового орудия. «Веста» огрызалась кормовыми орудиями, но ее шансы ускользнуть были мизерны. Не будучи членом экипажа, лейтенант Рожественский непосредственных обязанностей не имел, лишь наблюдая за боем. Но когда разрывом турецкого снаряда выбило офицеров, руководивших огнем кормовой артиллерии, Рожественский принял на себя командование ею и одним из залпов метко поразил боевую рубку турецкого броненосца.
«Фетхи-Буленд» заволокло дымом, и он неожиданно вышел из боя. Как и все офицеры «Весты», за отличие в том бою Рожественский получил следующий чин и орден Святого Владимира IV степени с мечами и бантом. Но затем по ходатайству командования его вместе с лейтенантом Перелешиным удостоили еще одной награды – ордена Святого Георгия IV степени: «как лиц, которым подлежит честь спасения парохода и решение боя удачно произведенным выстрелом» и «в награду оказанных ими подвигов храбрости». Сам Рожественский полагал, что награды не заслужил, и адмирал Григорий Бутаков вспоминал, что Рожественский пришел тогда к нему за советом: «Да какая же это победа? Это было просто позорное бегство и Георгиевский крест просто жжет меня… ведь мы, как только сообразили, что неприятельское судно – броненосец, сейчас же обратились в бегство…»
В дальнейшем послужном списке Рожественского командировка в Болгарию – командующим болгарским флотом, Великобританию – морским агентом, служба на Тихом океане, в Средиземноморье, на Балтике. Говоря о Рожественском, сослуживцы всегда подчеркивали его железную силу воли, прямодушие, фанатичную преданность долгу, именовали «грозным, но справедливым адмиралом».
«Он был командующим, в которого подчиненные верили без колебаний, – писал морской историк Эдвин Фальк (автор книги про оппонента Рожественского, японского адмирала Того). – Они никогда не сомневались в его храбрости, профессионализме и глубокой внутренней порядочности».
Современники событий полагали, что лишь личность Рожественского держала эскадру воедино, хотя сам адмирал вовсе не горел желанием получить эту эскадру, да и вообще полагал, что нельзя вести в дальние воды столь разнокалиберную и наспех изготовленную армаду, но приказы не обсуждают. К слову, до Цусимы – а это 18 тысяч миль без баз и тылов – адмирал довел эскадру, не потеряв ни одного корабля, не допустив бунтов и мятежей. За все время перехода из 16-тысячного состава погибли или умерли от болезней лишь пять офицеров и 32 матроса. – Уже подвиг, которым эскадра была обязана железной воле вице-адмирала Рожественского.
ТРАНСПОРТ-МАСТЕРСКАЯ «КАМЧАТКА»
«АНГЛИЧАНКА ГАДИТ»
После того, что произошло на Доггер-банке, адмирал написал своей жене:
«…Момент сейчас очень серьезный. Англичане либо подстроили инцидент, либо вовлечены японцами в положение, из которого нет легкого исхода. Без всякого сомнения, союз англо-японский предусматривает вооруженную помощь, когда в ней явится потребность. Потребность очевидно наступила, и предлог есть самый корректный, с их точки зрения».
И действительно, инцидент произвел эффект бомбы, взорванной в точно рассчитанное время: развернулась массированная и умело срежиссированная кампания в британской прессе. Инцидент раздули до масштабов чуть ли не общеевропейской катастрофы, английские газеты именовали русских «варварами», эскадру – «русским флотом бешеной собаки» и в один голос требовали объявить России войну.
Газета Outlook:
«Настоящее объяснение возмутительного случая в Немецком море следует искать в природном варварстве и высокомерии русского правящего класса… Уважительное отношение к окружающим народам им можно внушить только силой».
The Times:
«Война может быть вопросом только нескольких часов… Англии остается лишь один путь, а именно: потребовать немедленного отозвания Рожественского и настоять на примерном его наказании».
The Daily Telegraph:
«Подобного единодушия не бывало в Соединенном Королевстве со времен наполеоновских войн. Газеты всех направлений сошлись теперь во мнении, единогласно требуя, чтобы Англия не медлила долее, но приняла бы меры, дабы в интересах цивилизованного мира устранить опасность, грозящую всем неминуемо».
«Непостижимо, чтобы любой военный моряк, считающий себя таковым, как бы напуган он ни был, мог в течение 20 минут обстреливать флотилию рыбацких судов, не пытаясь выяснить, кого он атакует, – это снова The Times. – Еще сложнее поверить, чтобы люди, которые носят форму офицеров цивилизованной державы и которые догадывались, что огнем орудий своей огромной флотилии они разделались с бедными рыбаками, покинули место происшествия, не попытавшись спасти жертв своей непростительной ошибки».
Агентство «Рейтер», ссылаясь на показания рыбаков и капитана рыболовного судна Moulmein, утверждало:
«Когда русская эскадра удалилась, то одно из ее судов осталось на месте происшествия и наблюдало за рыболовными судами до 6 часов утра 22 октября».
Именно это и вызвало гнев возмущенной британской общественности: как это так, русский миноносец, оставленный на месте происшествия, – и не пришел на помощь пострадавшим рыбакам?! Премьер-министр Великобритании Артур Бальфур тут же заявил о «бесчеловечности» экипажа русского судна, якобы отказавшегося спасать раненых рыбаков.
«Рожественский выказал грубое равнодушие, продолжив свой путь без заботы о последствиях обстреливания судов»,
– гневно вещала Standard.
К кампании присоединилась пресса американская и, разумеется, японская. В статье под броским и красивым заголовком «Сумасшедший, выпущенный на свободу» The New York Times писала:
«…невозможно допустить, чтобы по морям плавал флот под командованием адмирала, истребляющего торговые и каботажные суда Европы, Азии и Африки».
На подхвате и японская пресса.
«Позволять себе подобное насилие над международно признанными нормами может только тот, кто не имеет ничего общего с цивилизованными народами
– надрывалась токийская «Ничи-Ничи Симбун». – Этот вопиющий инцидент не мог быть следствием простой ошибки. Нет сомнения, что правительство пострадавшей стороны примет против России адекватные меры… Всем уже хорошо известно, что русские негуманны. Им совершенно несвойственно человеколюбие – атрибут просвещенного ума»…
Но вот с миноносцем, который, по свидетельству рыбаков, «заночевал» на «поле боя», у авторов провокации вышел прокол, коим и не преминул воспользоваться вице-адмирал Рожественский, сделавший сенсационное заявление:
«Случай в Немецком море был вызван двумя миноносцами, шедшими в атаку без огней под прикрытием темноты на головной корабль отряда Английская пресса возмущена тем, что эскадренный миноносец, оставленный до утра на месте происшествия, не подавал помощи потерпевшим. При отряде не было ни одного миноносца, и никто на месте происшествия не был оставлен; следовательно, оставался до утра при мелких паровых судах тот из двух миноносцев, который не был утоплен, а лишь поврежден».
При этом адмирал выразил «искреннее сожаление несчастным жертвам обстановки, в которой ни один военный корабль, даже среди глубокого мира, не мог поступить иначе».
Но раз миноносцы, виденные многочисленными рыбаками, не русские, то – чьи?! Лондонская пресса в шоке, Адмиралтейство глухо молчит, а британский премьер Бальфур почти в истерике:
«История, рассказанная русским адмиралом, представляет собою чистую фантазию… Надо было бы преследовать и уничтожить всякий флот, который понимает свои права так, как понял их русский адмирал».
То, что никаких русских миноносцев на Доггер-банке не было и в помине, было фактом: задолго до инцидента они уже находились во французских портах. После этого заявления Рожественского сюжет о якобы оставленном там «ночевать» русском эсминце мгновенно исчез с полос британских газет.
The Universe тогда не без иронии заметила:
«Смело можно утверждать, что если бы команда Moulmein не поспешила со своим правдивым заявлением о виденных ею миноносцах, то ей бы наверное хорошо заплатили за молчание. Пожалуй, и теперь еще попытаются прибегнуть к этому могучему средству».
Так или иначе, но 29 (16) октября 1904 года шумиха на первых полосах британских газет вдруг утихла, резко и сразу, как по команде. Политики Туманного Альбиона заговорили нарочито миролюбиво, а британский премьер в своей речи в тот день уведомил публику, что «период затруднений миновал» и «прискорбное событие прошлой недели» не приведет к войне.
Континентальная европейская пресса более спокойный тон взяла много раньше, а чем больше становилось известно подробностей, тем больше ее симпатии склонялись на сторону россиян. И уже мало кто из европейских морских экспертов сомневался, что была и атака русской эскадры миноносцами (или ее попытка), и что миноносцы были японскими. 6 ноября (25 октября) 1904 года парижская газета L’Echo de Paris прямо заявила, что против русской эскадры возле Доггер-банки действовали японские миноносцы. В японском посольстве в Голландии эта публикация вызвала настоящий шок и панику.
Историк Дмитрий Павлов привел в своей книге обнаруженную им в Государственном архиве РФ (ГАРФ) депешу руководителя Отделения по розыску о международном шпионстве Департамента полиции Манасевича-Мануйлова, в которой тот, ссылаясь на своего агента в японской миссии, сообщал: у японцев в Гааге «большой переполох», посланник приказал «перенести все документы в свою спальню, где он запер их в железный шкап».
Затем в той же Гааге срочно собрались на совещание японские послы во Франции, Бельгии и Голландии, обсуждавшие вопрос предотвращения утечки информации о японской вовлеченности в него. Но «вкуснее» всего выглядит обнаруженный Павловым в ГАРФ перехват депеши, полученной японским послом в Гааге из Британии от некоего Кокаиме. Тот информирует патрона, что прибыл в Гулль, приступил к работе и, упоминая статью в L’Echo de Paris, где «было напечатано, что, без сомнения, миноноски принадлежали нам», заверял шефа: «Но думаю, что это им доказать не удастся».
Тем временем «подобрела» даже часть британской прессы. Так Daily Chronicle предоставила слово эксперту по международному праву, который не только заявил, что «вероломное нападение японцев на русскую эскадру в Порт-Артуре, до объявления войны, дало вице-адмиралу Рожественскому полное право заподозрить повторение такого же поступка в Северном море». Первый морской лорд (First Sea Lord) адмирал сэр Джон Фишер публично заявил:
если бы «я увидел, что к вверенной мне эскадре приближается какой-то миноносец, то я сначала выстрелами потопил бы его, а затем уже спросил, какой он был национальности».
Более того, в правоте адмирала Рожественского короля Эдуарда заверил его же морской адъютант, контр-адмирал принц Луи Александр Баттенберг. А уж он-то точно знал все наверняка и в деталях, поскольку по основной должности стоял во главе британской военно-морской разведки.
Это не помешало британским властям блокировать русские попытки отыскать в Гулле свидетелей, которые согласились бы рассказать про загадочные миноносцы, когда дело дошло до разбирательства в специально созданной Гаагской комиссии. Правда, к тому моменту громкое и публичное выяснение истины в задачи русской делегации Гаагской комиссии уже не входило: так можно было докопаться и до следа уже не только японского, но и британского, а кому нужна такая правда? Потому вопрос национально-государственной принадлежности таинственных миноносцев в Гааге даже не поднимался.
Как отметила петербургская газета «Новое время»:
"русская позиция в Гааге «ограничивается подтверждением лишь факта нападения, не вдаваясь в вопрос, откуда явились миноносцы», потому «защита русской точки зрения отнюдь не переходит в обвинение подданных какого-либо нейтрального государства в соучастии в нападении на русскую эскадру». А тем временем потихоньку стали появляться свидетельства, что эсминцы были, но их в Гааге постарались «не заметить», как не заметили и массу расхождений в чрезвычайно путаных показаниях английских рыбаков".
Русские морские офицеры на допросе в Гааге выглядели убедительнее. Младший минный офицер броненосца «Бородино» лейтенант Владимир Шрамченко сообщил, что поднялся на палубу броненосца до стрельбы и четко видел два двухтрубных и низкобортных миноносца черного цвета, эскадренного типа. Комиссию впечатлили показания и находившихся во время инцидента на вахте второго флаг-капитана броненосца «Князя Суворова» капитана II ранга Николая Кладо и вахтенного начальника броненосца «Император Александр III» лейтенанта Ивана Эллиса. Показания этой тройки столь впечатлили даже британских газетчиков, что Daily Chronicle не удержалась от такой реплики:
«Доводы русских можно резюмировать одной фразой: то, что они видели, – они видели. Они видели миноносцы, следовательно миноносцы были там».
В европейской и российской прессе стали появляться письма-свидетельства и других участников или очевидцев событий, в том числе иностранцев. Так, парижская Figaro опубликовала письмо голландца Арнольда Кооя, обслуживавшего беспроволочный телеграф транспорта «Камчатка»:
«Было около 8 вечера или немногим больше, когда последовал приказ изготовиться к бою ввиду того, что поблизости замечены были 4 небольших судна, быстро шедших нам навстречу. Мы дали холостой выстрел, чтобы заставить их переменить курс, но вместо этого они направились прямо на нас, несмотря на то, что мы открыли убийственный огонь. При свете прожектора я отлично разглядел два судна, прорвавшиеся сквозь линию нашего огня: то были миноносцы, и, конечно, не русские. Я и теперь еще узнал бы их». Более того, голландец сообщил, что, «когда один из них подошел еще ближе, я собственными глазами видел, как пущена была им мина. Если эта мина не причинила нам вреда, то этим мы обязаны искусному маневру командира…»
В начале 1905 года русское правительство, не дожидаясь конца разбирательства, выплатило гулльским рыбакам компенсацию в 65 тысяч фунтов стерлингов – это равнялось 650 тысячам рублей золотом, на эти деньги можно было построить от трех до пяти миноносцев… В отношении же собственно адмирала Рожественского члены Гаагской комиссии единодушно решили: в его приказе открыть огонь по подозрительным судам не было «ничего крайнего», но ответственность падает на него – миноносцы же не предъявлены. При этом специально отмечено, что это не может «послужить каким-либо умалением военных качеств или гуманных чувств адмирала Рожественского или личного состава его эскадры»: и нашим, и вашим? По сему поводу Daily Chronicle раздраженно заметила, что
«Россия одержала победу; поражение британского правительства полное».
А что же эсминцы? Историк Павлов плотно работавший с документами российских архивов, уверен, что «в момент прохождения эскадры Рожественского в западно-европейских водах японские миноносцы все-таки были», потому что в ином случае«придется признать неизвестный доселе науке факт массового единовременного и неспровоцированного помешательства нескольких сотен людей, мужчин и женщин, самых разных профессий, классов, возрастов и состояний в десятках стран половины планеты, которое длилось строго в течение полугода – с мая по ноябрь 1904 г.; помешательства, осложненного к тому же часто совпадающими галлюцинациями. На присутствие в европейских водах японских миноносцев указывают и все обстоятельства самих происшествий в Северном море». А вот прямые доказательства этого нападения на русскую эскадру «следует искать либо в японских архивах, либо на дне Северного моря»…