Легендарный минский исполнитель Марк Мерман: «Минский фокстротик – это «Ой, бярозы ды сосны...»

Знаковый в мировом сообществе русскоязычных бардов и культовый в минском арт-сообществе поэт и исполнитель Марк Мерман - фигура особенная. В первую очередь, тем, что все его песни - о Второй мировой войне. Но он всегда показывает ее как бы с изнанки. С той стороны фронта, советской или немецкой, которая не попадает в объективы бравадных кинохроник. Его песни о человеческом, которое всегда есть в военном.

А еще он минчанин, который заглядывает сюда (сначала из Канады, а теперь из США) далеко не каждый год. Зато спектакль по его песням «Вальтмайстар-акардэон» регулярно идет в Купаловском театре. Накануне ближайших показов «Комсомолка» воспользовалась случаем перехватить Марка в столице.

- Вы как-то упомянули фразу Бродского о том, что один фокстротик может рассказать больше, чем целая эпоха. У Минска есть такая мелодия?

- Такие песенки есть в любой стране. Надо вспоминать белорусских певцов, у которых карьера состоялась в масштабах СССР: Виктор Вуячич или Тамара Раевская, к примеру. Еще я подумал бы о мелодиях, которые звучали как отход ко сну, например, по Белорусскому телевидению. А замдекана филфака времен моего студенчества профессор Николай Пипченко как-то сказал мне: «Я паслухаў твае песні, нічога. Але вось калі ты напішаш неўміручую...» Я спрашиваю: «Мікалай Міхайлавіч, а неўміручая - гэта што?». «Ой бярозы ды сосны, партызанскія сёстры...» - затягивает он. И я подумал: таки да. Простенькая мелодия вроде бы, но какая! Вот и минский фокстротик. Все равно он будет замешан на каких-то дровах, на той же партизанской теме.

- Но ведь вам наверняка ближе авторская песня...

- А вот авторская песня точно этим фокстротиком не будет. Будете смеяться, но я ее никогда не любил, хотя меня к ней приписывали. Дело не в моих понтах - я занимаюсь другими вещами. По сути, историей. Кроме того, из авторской меня как-то почти никто не зацепил, кроме больших поэтов Александра Городницкого и Булата Окуджавы. Да, есть имена известные, но ведь основная масса - чудовищно скучная графомания! На тот же знаменитый Грушинский фестиваль люди приезжали шашлыков поесть, а еще лучше, чтобы вместо бардов приехал Юра Шевчук. Тем не менее, я стал лауреатом фестиваля авторской песни в Таллине вместе с Еленой Казанцевой. Так получилось. Но прямо на фестивале Ада Якушева, вдова Юрия Визбора, сказала обо мне: «Это совершенно чуждое для нас явление». Я и не спорю...

«ЛИЛИ МАРЛЕН» ПЕЛИ ПО ОБЕ СТОРОНЫ ФРОНТА

- Вы сказали о партизанской теме в прошлом Минска. А вообще, военная тема была характерна городу 1960-х - городу вашего детства?

- Конечно! Тем более отец - военная косточка. Я люблю форму, люблю строй, люблю смотреть парад. Но в любой стране военные - это смертники. Потому с любовью на них и надо смотреть. Не зря и мой любимый музей в ту пору - Музей истории Великой Отечественной войны. Я был в московском, конечно, масштабы там другие. Но там не ощущалось, что все до мелочей выверено. Наш же музей делали люди, которые были на войне. Помню, как под стеклом лежали сотни крестов с немецких трупов. Представляете, силу воздействия на подростка? Я всегда думал: откуда же их столько? А ведь немцы раздавали такие кресты миллионами и в первую, и во вторую мировую. Это уже девальвировало награду. Ну а в новом музее я не бывал. Честно говоря, боюсь смазать впечатление.

- Судя по всему, из детства и то, что «музыка военная» (прямо по названию вашей песни) стала основной темой творчества? Но так ведь было не сразу?

- У меня никогда не было песен о любви. Не тянуло и я не тянул такие вещи. Женщины даже выдвигали претензии: почему нету ничего о любви? Отвечал я так: «У меня любовь такая - победитель-инвалид...» И в конце: «Auf wiedersehen, meine kleine». Это из песни «Вельтмайстер-аккордеон». Женщины слушали и думали, что у моего героя-солдата в Германии точно была немочка... Но все не так: когда солдаты возвращались с войны с Наполеоном в 1812-м у них в речи появлялись французские словечки. Так же и у советских солдат. Помните, «Покровские ворота»? Откуда у персонажа это «Натюрлих»?

С военной темой в моем творчестве иначе быть и не могло. Моя первая игрушка - фуражка отца, морского офицера. Ее ведь можно крутить как руль! Но таким вот образом у мальчика Марка отняли любовь к лирике (правда, мне все же повезло: филфак - внимания девушек хватало). В студенчестве нас называли дети детей войны. Это правда. У меня мама с сестрой выжили в гетто. И я с детства слышал: «Фашисты. Немцы. Ненавижу их язык». Правда, однажды (я был классе в седьмом - это 1960-е, когда на советском ТВ было много артистов из ГДР) мама говорит такую вещь: «Знаешь сынок, я просто обожала одну артистку - Бербель Вакхольц».

- Вот и странно, что ваши лирические герои частенько - летчики люфтваффе, немецкие солдаты...

- Наверное, немного удивительно, что на названном мной семейном фоне отношение к немецкому мне передалось неожиданным образом - меня повело в дикую германофилию. Что бы мир делал без пятерки немцев в музыке? А в литературе без Гете? И Ремарка я люблю куда больше, чем Хемингуэя. Он вошел в мою жизнь как старший друг. Мне иногда казалось, что я говорил с ним. А классе в десятом мой папа рассказал мне: «Я перечитал всего Ремарка», Как же я тогда удивился! Представляете, они в своем морском училище читают и узнают что можно собраться в пабе и послушать мужские басовые хоры! Мужские басовые хоры! Поставь пластинку - и слушай. Кто их слушал при Сталине? Книги Ремарка были окошком в мир, где можно посидеть с друзьями и совсем не думать о Ленине. И вообще ни о ком не думать! Это тоже фокстротик, о котором говорил Бродский.

Кстати, возвращаясь к началу разговора, во время второй мировой фокстротик случился - это «Лили Марлен», которую пели по обе стороны фронта. Есть знаменитый перевод Бродского, а два замполита сделали перевод с таким сатирическим оттенком. Бродскому песенка попалась уже переделанной, но даже сквозь переделку просвечивалась любовь, а не сатира: «Возле казармы в свете фонаря / Кружатся попарно листья октября». Послушайте какая красота!

- Как выбрать из массива трагедий войны тот образ, на котором выстраивается история для песни? Мне кажется, вам это удается на редкость.

- Я приведу конкретный пример. В 1997-м мы с Леней Шириным, известным белорусским композитором и продюсером, отыграли вдвоем двухчасовой концерт во Дворце профсоюзов. Я в два ночи возвращаюсь домой, нажимаю на кнопку лифта, и сиплый голос мне вдруг начал надиктовывать: «Мы не пехота, мы - проказа, / Мы для победы - полукровки... / Что ваши литеры в приказах? / Читайте по татуировкам!..» Так и родились «Штрафные души». Идет диктовка - так и должно быть. А потом эта песня стала лейтмотивом одного из выпусков программы «Забытый полк» на НТВ. Я писал для нее много песен. Журналист Евгений Кириченко для своих «Штрафных душ» нашел пятерых штрафбатовцев. Одни были командирами этих рот, не штрафниками, а другие - сами штрафники.

МНЕ БЫЛО ВАЖНО ПОКАЗАТЬ НЕИЗВЕСТНУЮ, ДРУГУЮ ВОЙНУ

- В Купаловском театре идет спектакль по вашим военным песням. Какое название, на ваш взгляд, точнее - изначальное, «Другая сусветная», или нынешнее по песне «Вальтмайстар-акардэон»?

- Меня мама водила в Купаловский театр с 5 лет, и можно представить мое счастье, когда здесь поставили спектакль «Другая сусветная», сделав к тому же исключение моим русскоязычным песням. А что касается названия, то «Другая сусветная» - это Николай Пинигин предложил. А мне было важно показать неизвестную, другую войну. То есть я обыграл это название по-русски. К тому же, мне хотелось напомнить и о том, что случилось в Германии в годы Второй мировой. В Кельне при бомбардировках погибло 200 тысяч горожан при первых ковровых бомбардировках американцев и англичан. В основном, это были дети и старики. Когда говорят, мол, так им и надо, я спрашиваю: «Кому? Детям? Они фашисты?» Грань тонкая, но о ней хотелось сказать. Я вообще уверен, что такие дни, как 22 июня, должны быть меньше в красных, а больше в черных тонах. Ты постой, подумай о том, что произошло. Вообще, все мое творчество на военную тему - это изучение истории. А зная ее и максимально объективно интерпретируя, можно избежать роковых ошибок, как это бывало в прошлом.

Кстати, спектакль вышел на русском языке - на нем мои песни. Хотя мой однокурсник по филфаку Винцук Вечорка (я учился на русском отделении, а он на белорусском) говорил мне: «Па-расейску пішуць мільёны - пераходзь на мову!». Вот, подумываю об этом.

- Не возникает ощущения, что военная тема преследует не только в творчестве?

- Еще как! Я шесть лет жил в Канаде. Году в 1995-м одна русская женщина из города Сан-Катрин недалеко от канадского Торонто пригласила меня на выступление группы аргентинского танго, где она заменяла заболевшую актрису. Выступление было в здании школы, там были накрыты столы. За ними сидели седые люди, их средний возраст был 70-75 лет. Но я наметанным на военной теме глазом сразу предположил - это моя тема, и сидят в зале не военные преступники, а ваффен (войска - Ред.) СС. Такие сразу после войны съехали в Аргентину, там прошла их молодость. А потом их приняла Канада, где проживали и жертвы, и агрессоры Второй мировой. Наверное, из-за ностальгии по Аргентине они и заказали на свою встречу эту группу аргентинского танго. И вот стою я, смотрю, как мимо проходит один из стариков и любезно спрашивает: «Интересуетесь аргентинским танго?». А я ему: «Нет, интересуюсь историей ваффен СС». Он отскочил от меня, как ошпаренный. В общем, свою гипотезу я проверил.

НЕ ПРОПУСТИТЕ!

Трогательный «Вельмайстар-акардэон» из песен Марка Мермана в Купаловском театре покажут 28 октября и 29 ноября. Цена билетов - 4-17 рублей.