Есть только миг…Необыкновенные приключения американца в Туркестане. Часть 9

Продолжение Приказ генерала Кауфмана остановить бомбардировку города объяснялся в первую очередь получением письма от правителя Хивы. В нём говорилось о готовности прекратить сопротивление и сдать город. Константин Петрович, находившийся в это время в двадцати километрах от столицы ханства, немедленно послал курьера к генералу Веревкину с приказанием прекратить штурм, а хану написал, чтобы тот выезжал на следующее утро с сотней своих приближенных за городские ворота для переговоров. На следующее утро, едва солнце выглянуло из-за горизонта, Туркестанский отряд выступил в последний поход к Хиве. Жители толпами выходили на дорогу с приношениями и сообщали невероятные сведения о том, что произошло в столице этой ночью. Якобы горожане, узнав о намерении правителя сдать город неприятелю, пришли в негодование, прогнали своего владыку, поставили ханом его брата и решили обороняться до последнего. Солдаты и офицеры пришли в радостное возбуждение от предчувствия скорой битвы, но неожиданно на полпути были встречены депутацией, возглавляемой губернатором Хазараспа Сеид-Эмир-Уль-Умаром, дядей хана. Он вышел сдать город и сообщил генералу Кауфману что народ и не думал прогонять Саид-Мухамад-Рахима, тот сам решил бежать, приказав своим рабам и жёнам следовать за собою. Однако жители не выпустили женщин из дворца, поставив караул у гарема. Предполагалось, что это будет прекрасный подарок для умиротворения генерала Кауфмана. Подробности бегства хана были следующие. Воинственные туркмены решили защищаться до последней возможности. Несмотря на запрещение, они продолжали обстреливать войска генерала Веревкина. Тот приказал открыть ответный огонь. Несколько снарядов попало во дворец и это так напугало хана, что он бежал в сопровождении трёх сотен джигитов. Сеид-Эмир-Уль-Умар оказался человеком лет семидесяти, со слегка отвисшей нижней челюстью, что свидетельствовало о частом употреблении опиума. Умудрённый и искушённый политик, он ещё несколько лет тому назад уговаривал племянника согласиться на требование Кауфмана и тем самым предотвратить нападение русских. Но вмешался другой советник, говоря: “Когда я был еще маленьким мальчиком, то помню все говорили, что русские на нас идут, но они не пришли. С тех пор чуть ли не каждый год слышал я что они идут. Вот я уже успел состариться, а русские все еще не пришли, да я думаю никогда и не придут". Хану этот аргумент показался убедительным и только когда Кауфман вплотную подошёл к стенам его столицы, он понял свою ошибку. Долгие годы Сеид-Эмир-Уль-Умар находился в опале, но именно благодаря своему миролюбивому отношению к русским и был сейчас выбран для переговоров. Одетый в яркий зеленый халат, с высокой бараньей шапкой на голове, в сапогах с загнутыми вверх носками он почтительно подошёл к сидящему на коне Кауфману и низко поклонился. Сопровождал главу делегации младший брат хана, Ата-Джан, последние два года находившийся в тюрьме и, как оказалось основной кандидат на освободившийся престол, который ему обещал дядя. Однако Кауфман готов был с этим согласиться лишь при условии, что бежавший законный правитель не вернётся. Около девяти часов колонна, с присоединившимися к ней Сеид-Эмир-Уль-Умаром и Ата-Джаном, двинулась дальше. Становилось всё жарче, поднятая сотнями пеших и конных пыль была настолько густой, что иногда не позволяла различить ехавшего рядом соседа. В десять часов, километрах в трёх от Хивы, навстречу выехал Оренбургский отряд в полной парадной амуниции. Крики “ура”, радостные возгласы сопровождали эту долгожданную встречу. Самого генерала Верёвкина не было, после раны полученной во время штурма города, он не смог выйти из своей палатки. Генерал Кауфман свернул с дороги под деревья и там выслушал рапорт оренбуржцев. В это время со стороны города послышались выстрелы. Кауфман удивлённо взглянул на Сеид-Эмир-Уль-Умара. - Что это? Вы уверили меня что Хива сдаётся. - Это, наверное, туркмены. Увы, о Ярым-Падишах, они не хотят нам подчиняться. Благоразумие не относиться к достоинствам иомудов. Свободолюбивые туркмены, не довольные мирным окончанием войны, продолжили сопротивление и по-прежнему нападали на русские войска. Вот, что пишет об этом Мак-Гахан: “Я не могу достаточно надивиться на этот народ и налюбоваться на него. Долгое время спустя после того как сам хан и остальные обитатели оазиса отказались от всякого сопротивления, они все продолжали сражаться; если бы все прочие хивинские народы выказали такую же отвагу и настойчивость как Туркмены, то результат кампании был бы совершенно другой. Русские, конечно, взяли бы город, но понесли бы такой урон что положение их в стране было бы чрезвычайно ненадежно”. Выстрелы послужили сигналом молодым и горячим офицерам к возобновлению боевых действий. Подполковник Михаил Скобелев и граф Шувалов, возглавив отряд из тысячи человек устремились на штурм. Пробив гранатами ворота, воины бросились на приступ под градом пуль, летевших на них с крепостных стен. Едва русский отряд проник за ворота, защитники города рассыпались по улицам продолжая стрелять. Расчищая дорогу ракетами, штурмующие с боем прошли узкие, кривые улицы и достигли ханского дворца. Но не успели они простоять здесь и пяти минут, как пришёл приказ прекратить боевые действия, поскольку Туркестанский отряд во главе с командующим мирно входил в город, через хазараспские ворота. Скобелеву пришлось подчиниться и отступить к тем же воротам, которыми вошли. Граф Шувалов во время этого боя был контужен упавшим бревном, а 14 солдат получили различные ранения. Тем временем основной отряд во главе с Кауфманом въезжал в город. На узких, изогнутых улицах не было видно ни одного человека. Лишь через несколько сотен метров стали появляться люди в грязных, оборванных халатах. Они снимали шапки и робко отвешивали поклоны, со страхом думая перережут их всех поголовно или помилуют. Дальше отряд проследовал мимо толпы рабов-персиян, которые встретили русских ликующими криками, не сдерживая слёз радости. Торжественное шествие прошло через город к цитадели, по единственной, наскоро расчищенной улице, по сторонам которой все переулки и площади были забаррикадированы тысячами арб, нагруженных разным скарбом; на них же ютились десятки женщин и детей, — семьи сельчан, пригнанных со всех окрестностей для обороны столицы. Вступив в цитадель, войска остановились на площади перед дворцом. Генерал Кауфман объехав построившийся в каре отряд громко произнёс: — Братцы! Презирая неимоверные трудности с героическим самоотвержением, вы блистательно исполнили волю нашего возлюбленного Царя-Батюшки. Цель наша достигнута: мы — в стенах Хивы. Поздравляю вас с этим молодецким подвигом, с победой, и именем Государя Императора благодарю за ваши труды и славную службу дорогому отечеству! Ответом было столь оглушительное «ура!», что толпа собравшихся горожан от неожиданности шарахнулась в сторону. Затем Кауфман, сопровождаемый своим штабом, Великим Князем Николаем Константиновичем, князем Лейхтенбергским и Мак-Гаханом вошёл во дворец, где его ожидала депутация представителей города. Поднявшись на возвышение с троном, он обратился к присутствующим со следующими словами: — Ведайте сами и передайте всем, что теперь вражда наша кончена и что отныне вы встретите в нас только своих покровителей. Пусть народ пребывает в полном спокойствии и обратится к своим мирным занятиям: войска великого Ак-Падишаха (Белого Царя) не только сами не обидят никого, но и никому не дадут в обиду, пока мы находимся в пределах ханства. За это я вам ручаюсь. Но помните и передайте также и то, что не будет никакой пощады тем, которые в точности не исполнят моих приказаний и последуют наущениям людей безрассудных и зловредных. Ваше благополучие, следовательно, будет зависеть от вашего благоразумия и покорности. Главнокомандующий пробыл во дворце около двух часов, а затем отправился навестить раненого генерала Веревкина. Следующий день, 30 мая, “приказано было отслужить в войсках всех трех отрядов сначала молебствие за здравие Государя Императора, а затем панихиду за упокой Петра I - это был день его рождения - и сподвижников, убиенных в войне с Хивою”. В Ташкент были отправлены два джигита с донесением, для отправки его по телеграфу в Петербург. Текст телеграммы гласил: «Войска Оренбургского, Кавказского и Туркестанского отрядов, мужественно и честно одолев неимоверные трудности, поставляемые природою на тысячеверстных пространствах, которые каждому из них пришлось совершить, храбро и молодецки отразили все попытки неприятеля заградить им путь к цели движения, к городу Хиве, и разбив на всех пунктах туркменские и хивинские скопища, торжественно вошли и заняли 29 сего мая павшую пред ними столицу ханства. 30 мая, в годовщину рождения императора Петра I, в войсках отслужено молебствие за здравие Вашего Императорского Величества и панихида за упокой Петра I подвижников, убиенных в войне с Хивою. Хан Хивинский, не выждав ответа от меня на предложение его полной покорности и сдачи себя и ханства, увлеченный воинственною партиею, бежал из города и скрывается ныне в среде юмудов, неизвестно в какой именно местности. Войска Вашего Императорского Величества бодры, веселы, здоровы». Так пала великая Хива. Почти 200 лет оставаясь неприступной твердыней, она наконец покорилась более сильному противнику. Мак-Гахан остался во дворце, охраняемом четырьмя ротами солдат под командованием генерала Головачёва. Американец словно попал в сказку 1001 ночи, с любопытством и восторгом осматривая достопримечательности древнего города. Конец 2-й части Продолжение следует В. ФЕТИСОВ