Не читайте по утрам французских газет

Моральность против реальностиНикакие планы социального смешивания, социального жилья, урбанистической реновации не предотвратят общины от объединения. Мы можем наблюдать это по всему миру, в любых условиях. Индивидуум не существует вне группы. Он может расстаться с ней только при применении насилия. Люди не заморожены и не прикованы к своему окружению, которое предположительно несет ответственность за их разложение. Внимательный наблюдатель может заметить, что вокруг предместий не стоят наблюдательные вышки и часовые не стреляют в спины беглецам.Недонесение о преступлении – преступление, а как насчет сокрытия преступления? У кого во Франции монополия на правду? Кто обжуливает всех в моральной гонке? Социологи, психологи, исследователи, психоаналитики, журналисты, учителя, профессура, специалисты, мир так называемых “экспертов”. Нильс Бор говорил: “Эксперт – это тот, кто допустил все возможные ошибки в очень ограниченной сфере”. Наши эксперты добровольно повторяют одни и те же ошибки. Слыша одни и те же “мнения аналитиков” на протяжении нескольких десятилетий, многие соблазнятся и поверят что они – правда.Аккредитованные специалисты утверждают, что причины отсутствия безопасности – социальные проблемы. Отторжение обществом. “Молодежь” закрыта в гетто, и у нее нет доступа ни к чему.Первые жители эти жилых комплексов были невероятно счастливы – у них в домах впервые появились вода, электричество, туалеты, зеленые площадки. “Гетто” постоянно” модернизируются – больше, чем любые другие урбанистические зоны в стране. Территориально – у них самый удобный доступ к стадионам, библиотекам, университетам и школам. Жизнь во всех этих ZUSs, ZEPs и прочих ZUPs предлагает бесчисленные преимущества – транспорт, бесплатные школы и дополнительные учебные программы. Больше чем в любом другом месте в непосредственном соседстве – полно рабочих мест.В 1990 мятежи разгорелись в Волкс-эн-Велин , в только что отремонтированном квартале. В Сен-Дени только что отреставрированный парк “больших инсталляций” уже считается опасным. В последние годы 50 миллиардов евро вложены в “политику городов”, плюс 45 в “план пригородов”. Много денег для ремонта зданий? Они ветшают очень быстро, может быть дело – в климате? Тысячи ассоциаций заняты “оздоровлением” пригородов, и каждая из них – совершенно необходима. Непрозрачность менеджмента не имеет никакого значения – главное, они созданы для того, чтобы творить добрые дела – и каждый месяц обналичивать чеки из бюджета. Муниципалитет Парижа тратит 200 миллионов евро в год на эти ассоциации. В пригородах и “гетто” – больше государственных (и возможно, частных) денег, чем где бы то ни было еще. Для того, чтобы не попасть в сети социальной поддержки, необходимо запереться дома. Навсегда.Связана ли преступность с нищетой, экологией и безработицей?Департаменты Кроз, Канталь и Лот имеют самый низкий ВНП во всей Франции. В этих же трех департаментах – самый низкий уровень преступности, Мы можем сравнить их с тремя наиболее криминальными департаментами – Сена-Сен-Дени, Буше-дю-Рон и Рона. В департаментах с очень высоким уровнем преступности – Рона, Эссонн, Валь-де-Марн – куда более низкий уровень безработицы, чем в Кроз, Канталь и Лот. В этих департаментах создается по 8 тысяч новых компаний в год, они превратились в полюс гигантского экономического притяжения – и туда же идет непрекращающиеся инвестиции “на реновацию”. Средний доход на семью составляет 2186 евро в месяц – по сравнению с 1 777 в Кроз. Уровень безработицы в Иль де Франс – регионе наиболее страдающем от преступности – один из наиболее низких во Франции.“Отторжение” – слово более подходящее для первоначальных обитателей проектов социального жилья – португальских, польских, итальянских и французских рабочих, которые заселили пригороды в начале 60-х. Вопреки утверждениям социологов “отторжение” эндогамно. Никакие планы социального смешивания, социального жилья, урбанистической реновации не предотвратят общины от объединения. Мы можем наблюдать это по всему миру, в любых условиях. Индивидуум не существует вне группы. Он может расстаться с ней только при применении насилия. Люди не заморожены и не прикованы к своему окружению, которое предположительно несет ответственность за их разложение. Внимательный наблюдатель может заметить, что вокруг предместий не стоят наблюдательные вышки и часовые не стреляют в спины беглецам.Так что же мешает им покинуть “гетто”, как это ранее сделали более скромные французы, португальцы и итальянцы? Полицейские блок-посты? Цена на жилье? В Бобиньи квадратный метр стоит 3200 евро, в Париже — 6,5 тысяч. Но в Бресте – 1700 евро, или 2300 евро в таком динамичном городе, как Дижон. Квартира-студия в Сен-Дени куда дороже, чем в провинции. Социальные пособия помогают оплачивать это дорогое жилье. Обзоры демонстрируют, что после Парижа, жители Сен-Дени тратят наибольшую долю доходов на жилье (13%). В среднем по Франции эта цифра составляет 12,8%.Может дело не в том, как рассеивать общины по территории. Может быть, они не хотят рассеиваться. Отчет суда аудиторов в 2012 году показал, что “социального микса” не получилось, несмотря на десять лет вложений в этот проект. Люди не уезжают только из-за денег или из любви к ближнему. Связь определенных общин с большими социальными группами реальна. Строительство новых районов иногда воспринимается в качестве замещения утраченной идентичности, которая никогда не знает, как себя построить заново.Но дискурс в медиа не хочет слышать об этих реалиях. И по мере того, как проблемы не решаются и положение только ухудшается, в то время как дискурс и анализ остаются прежними, люди начинают задавать вопросы. А если эксперты ошибаются? А если они намеренно искажают или скрывают истину? А может быть, они подстрекают всех остальных сдаться, перестать искать правду, под страхом криминального преследования? Зачем они это делают? Может быть, ради республиканского равенства, “души Франции” как говорил Франсуа Олланд?Все равны. Любое человеческое существо может стать чемпионом мира по шахматам, сборщиком мусора или тяжелоатлетом, делать любую вещь – также, как ее может делать любой другой, выглядеть как все и гордится одним наследием, испытывать такое же удовлетворение как другие, переживать такие же приключения, или же завидовать приключениям других.Но поскольку подобные декреты отличаются одним неприятным свойством – они не могут быть реализованы, то уравнители решили в пользу тех, кто не сумел интегрироваться – ни через образование, ни через доступ к культуре, ни через экономические возможности – и изобрели для них особые права. Поскольку и такая система не работала, у них появилась прекрасная идея – свалить все на тех кто что-то делает, и выставить их порочными грабителями.И если мы покровительствуем слабым, то, совершенно естественно, мы будем карать сильных. Когда кто-то декларирует свое намерение “бороться с неравенством” он провозглашает свою готовность пойти на войну против успеха, против собственности, против силы, против собственника, против богатого, против достойного. Ясное дело, француз, приносящий деньги обществу, француз, гордящийся своим успехом, своим наследием, своей историей, своей принадлежностью к западной цивилизации попадает в прицел. Чтобы все ребалансировать, мы решили превратить его в инвалида. Благодаря магии прессы он стал ублюдком-колонизатором, расистом, мачо, гомофобом, эксплуататором. И это даже не стигма левых – это естественное следствие логики всеобщего братства примененного к обществу. В последние годы эгалитаризм, этот подлинный культ зависти, наводнил все сегменты общества. Еще никогда такое количество французов не ненавидело самих себя. Никогда прежде такое множество умов не убедило себя в том, что “каждый – добр”, и что совершенно невероятно то, что “в двадцать первом веке все еще существуют войны и нищета”, что необходимо срочно “заставить богатых платить” и что “преступление – исключение” , а “иммиграция – возможность для Франции”.Моральность против реальности IIБезопасности более не существует. Телевидение, от которого многие из нас зависели клинически, работает как наркотик, действующий в обход нашей мобильности,и, в конечном счете, уничтожающая ее. Возможность массовых продаж очень доступных продуктов (взрывное развитие сферы обслуживания, массовая дистрибуция, он-лайн продажи) одновременно характеризует мимолетность нашей эпохи (воображаемая необходимость, короткий цикл жизни продуктов). Изобилие превращается в отраву. Удовольствие получается немедленно, желание остается неудовлетворенным – и перманентным.Эта система работает достаточно просто. Когда идеология демонстрирует свою шаткость, рекомендуется терроризировать людей и/или контролировать их мысли. Где же затаились мастера и владыки французской мысли? – Преподавание, исследования, журнализм. В этих элитистских секторах концентрируются передача информации и знания. Если индивид намерен карабкаться вверх по социальной лестнице, он должен построить базу знаний для этой цели, то есть, стандартизировать ее. Те, кто готовится к соревнованиям учат те же вещи, которые учили их организаторы. Те, кто решил стать учителями учат то, что учили нынешние учителя. Стандартизация безжалостна в социальных науках, журнализме и культуре, и в этих сферах возник некий вид социальной и идеологической наследственности. Университет превратился в машину по приручению мыслей и методов. Чтобы стать элитой (чтобы быть принятым элитой) вы должны проводить свое время за тем, чтобы узнавать то, что она знает, и думать так, как она думает. Таким образом гарантируются социальные консерватизм и интеллектуальная иммобильность.Что такое национальное образование, если не гигантское предприятие ранней индоктринации? Индоктринации ради политической власти, ради контроля агитации, знаний, мыслей и методов действия молодежи, это канал связи с толпами завтрашнего дня. В былые времена, в постыдном прошлом образование было совершенно реакционным, вбивавшим в детей покорность, цивильность, вежливость, дисциплину. К счастью , сегодня оно учит их отвергать эти устаревшие ценности, эти символы голлиззма с фашистскими коннотациями с порога. Яростная борьба против властей за разрушение любых авторитетов длится уже несколько десятилетий. Дети очень хорошо научатся самостоятельно, все эти реакционные псалмы уважения или занятий с репетитором не имеют никакого иного результата кроме ограничения проявления их невероятно креативных способностей. Сегодня мы ведем непримиримую войну с шлепками – и горе тому, кто попытается встать на траектории свободного падения детей – подростков-молодых заключенных-убийц и их свободы изучения тайн жизни и смерти (других).Каждый день мы можем своими собственными глазами видеть эти бесчисленные примеры индивидуумов, которые еще слишком молоды для того, чтобы быть вменяемыми и слишком взрослы для того, чтобы быть безобидными. В 2009 году мэр Мобеж (на севере) посетил только что отремонтированное “гетто”. Юный придурок на мотоцикле на полном газу, без каски выделывал пируэты и вилли вокруг процессии – все на глазах застывших в восторге детей. Мэр орет идиоту, чтобы тот остановился – но прекрасная сцена продолжается. К унижению мэра добавляется тот факт, что полиция не может сделать ничего – она лишь выпишет еще один штраф, который никогда не будет оплачен.Если у народного избранника появляется странная идея о том, что к нему обязаны относится с уважением, судебная система всегда выступит на стороне “молодежи”, которая, по определению может выступать только в качестве “жертвы”. Мэр небольшого городка Кульсор усвоил этот урок это за свой собственный счет. Многообещающий молодой человек набросился на него с угрозами, после того, как тот указал ему на то, что запрещено перелезть через муниципальный забор. Не дожидаясь одобрения муниципального совета, мэр дал пощечину нарушителю. Юноша вернулся домой, а затем явился к мэру с ножами – где был встречен жандармами. В цивилизованной стране папаша мерзавца должен бы был им заняться тоже. Вовсе нет. Папаша – в шоке от жеста избранного мэра. Он встает на защиту своего херувима, также хорошо известного в городке своим нежеланием платить по счетам.Суд прошел как по нотам: в левом углу – ответственный отец, избираемый большинством жителей своей общины мэром уже более тридцати лет. В правом углу – начинающий ублюдок, поддержанный ублюдком конченным, претендующим на звание его отца. Именем Республики мэр приговорен к штрафу в 1000 евро. Хорошенько запомните слова прокурора: “Вас нельзя простить за пощечину 16-летнему юноше. У этих молодых людей есть проблемы, но наше поколение дало им так мало надежды. Этот юноша – нахал и грубиян, но не он – болезнь нашего общества!”Так к невротическому стремлению избегать фактов и впечатлений, могущих нарушить душевный покой, столь характерного для нашей образовательной и воспитательной системы прибавляется юридическая составляющая. Истина Рабле “Если с бездельником поступать ласково, он тебя ни во что ставить не будет, если сурово – он будет тебе покорен” – окончательно забыта. Теперь все могут утверждать все что угодно. Как могут французы, ранее возбуждавшиеся по малейшему поводу и пускавшие в ход кулаки с поводом и без пропустить подобный приговор? Может быть потому, что их мозги были хорошенько к этому подготовлены? Кто думает за толпу? Кто каждый день впечатывает в черепа такие аналогии, как Франция = расизм, стигматизация = иммиграция, порядок = фашизм, ислам = смешение, криминальность = отторжение. Густав Ле Бон сказал: Образование – это искусство перевода из сознательного в бессознательное. Какой наилучший способ перевода сознательного в бессознательное? – Чрезмерность, перепроизводство, постоянное повторение. У нас в головах – сотни слоганов, каждый из них – примитивен и незабываем. Мы не помним, когда они появились в наших мозгах. Это то, что называется успешной пропагандой. “Повторение фиксирует понятие”, – говорил Виктор Тройен.В информационную эпоху распространение знания трудно контролировать. И потому медиа выбрали стратегию переизбытка промывания мозгов – тоннами совершенно бесполезной информации, массивным проникновением в сознание, искажением опасных фактов и впечатыванием в сознание слоганов доминирующей идеологии, этого готового к употреблению запаса стандартных мыслей, который окончательно завоевал все умы.Поскольку идентичность создается фактами и идеями, оказалось необходимым утопить воображение индивидуума в незаменимых всеобщих мифах. “Отторжение” – социальный миф. Утвердив себя в коллективном воображении, эти мифы смогли установить контроль над страстями и желаниями – путем стандартизации. Они освобождают от любой необходимости мыслить, и, прежде всего, от любой моральной девиации.Субсидированное искусство всегда может донимать все, что можно донять – за исключением доминирующей идеологии Овец заставили поверить в то, что блеяние донимает. Они блеют и они верят. Они участвуют в моральном состязании.Телевидение создало новую уставную иерархию, за принадлежность к которой идет постоянная битва. Вы или принадлежите к ней, или не принадлежите. Те, кто знает, и те, кто не знает. Те, что успели, и те, что опоздали. С одной стороны – “современные”, “модные”, “те, кто заправляет всем”, с другой стороны – “ретрограды”, “люди прошлого”, “консерваторы” и “реакционеры”. Это верно в отношении последней модной модели телефона. У вас его нет ? – У всех он есть! Вам он просто необходим! Тоже самое верно в отношении классической информации и продуктов культуры: вы не видели этот фильм? Вы обязаны его посмотреть!Удовольствие – мимолетно, желание – продолжительно. Человек больше идет за желанием, нежели за удовольствием. Телевидение – зеркало наших желаний, и их наше общество производит бесконечно. Мы больше не говорим о еде, знании, полезной технологии. Мы говорим о гаджетах, историях и сервисах. Все сдувает. Потребитель забывает о том, что у всего создаваемого телевидением есть значение. Все, что он хочет – это обладание последними гаджетами и сервисами, до тех пор, пока он “в курсе”, то есть – впереди стада. Конечно, уступка потребительству приносит больше разочарований, чем удовольствий.Ребенок получающий все, что просит, будет удовлетворен на день, на несколько минут. Спросите стариков – они расскажут, что на Рождество были более счастливы с картоном, чем сегодняшние дети с горами сложных и мимолетных игрушек. Старики помнят полученные тогда подарки всю жизнь. Сегодня дети забывают о них через месяц. Мы знаем это, но мы продолжаем эту игру.Безопасности более не существует. Телевидение, от которого многие из нас зависели клинически, работает как наркотик, действующий в обход нашей мобильности,и, в конечном счете, уничтожающая ее. Возможность массовых продаж очень доступных продуктов (взрывное развитие сферы обслуживания, массовая дистрибуция, он-лайн продажи) одновременно характеризует мимолетность нашей эпохи (воображаемая необходимость, короткий цикл жизни продуктов). Изобилие превращается в отраву. Удовольствие получается немедленно, желание остается неудовлетворенным – и перманентным.После того, как решились на первую акцию, решение о следующей дается куда легче. Вспомните свою первую крупную покупку. С тех пор вы потратили много денег, много раз, без всяких колебаний. Процесс принятия подобных решений каждый раз стоил нам частицы нашего критического духа.В реальности, телевидение требует от нас “принять” множество других вещей: таких, как различие, таких, как возбужденность, таких, как избыток, таких, как притязание, таких, как потребность, таких, как аберрация – постоянно повышая порог их чудовищности. Чтобы оставаться “в курсе” , люди все это принимают – со все меньшим нежеланием и отвращением. Наиболее прирученные, из тех, что готовы сказать “да” на все (их ценят в качестве толерантных) не подозревают о существовании такой вещи, как критическое мышление. Принять все – это честь, провозглашение самого себя прогрессивистом сопровождается снятием штанов и принятием соответствующей позы. Телевидение продает радостное соcуществование , “дружбу народов”, и наполняет этим бредом школьные учебники.Более серьезно, телевидение превратилось в фабрику зависти. Люди завидуют богатству. По случайному совпадению, целые стратегии некоторых политиков основаны на зависти. Борцы за социальную справедливость: “Богачи должны платить. У вас может быть то, чем владеет он, вы заслужили его успехи, у вас есть право”. Поскольку мы “все равны”, те из нас, кто преуспевает – мошенники, плуты и манипуляторы, “присвоившие ваши богатства” и “узурпировавшие ваши права”… Разницы между рекламой и политикой нет, собственник – враг, порождающий зависть.Для сдерживания зависти, для трансформации ее в продуктивную мотивацию, цивилизация работала очень долго. Сегодня наши недоросли-взрослые привыкли требовать и получать, без всякой задержки все что угодно. Они требует то, что есть у других – не замечая, что если они получают это, другие это теряют. Можно желать – и не действовать. Люди лишь следуют собственным капризам. Они осуждают тех, кто действует или намерен действовать. Хороших студентов преследуют завистники. Студенты блокируют классы, не давая своим товарищам учиться. Позднее, забастовщики не дают своим товарищам работать, во имя требований, которых не решится вообразить никакой комик.Все это оправдывает воровство. Благодаря телевидению так называемые “обездоленные” занимаются не более, чем перераспределением собственности, похищенной имущими классами. Образцовое антисоциальное действие, воровство сегодня большей частью прощается. Медиа также старается заставить любого счастливого и богатого также чувствовать себя виновным И потому каждый считает себя обязанным – пожертвованиями или принятием таких антисоциальных акций зависти снизу – потому что каждый из нас чувствует себя в долгу перед обездоленными.Лорен Обертон