«Мы же не с неба свалились...»

Прихожанам порой трудно представить, какими ответственными могут оказаться, казалось бы, повседневные действия и решения для человека, служащего Богу в священном сане, какими бывают трудности и радости священнического служения. О том, что обычно спрашивают священников, и что обычно остается «за кадром», читайте в интервью духовника Алма-Атинской епархии архимандрита Иоанна (Сазонова).

 

Наследство прадеда

Батюшка, какая духовная атмосфера была во времена Вашего детства? Вы ведь выросли в религиозной семье?

– Да, в религиозной. Соблюдение православных праздников и постов было нормой в нашей семье. К счастью, и окружение у нас было такое же,:многие наши соседи тоже постились, вместе мы встречали Пасху, Рождество. Перед Пасхой и Рождеством бабушка всегда старалась привести нас в храм и причастить – это была ее забота, потому что мама много работала.

Нас было трое детей – два брата и сестра, и бабушка очень сильно беспокоилась о нас, о нашем духовном воспитании. Вставала очень рано, молилась; мы просыпались под ее молитвы. Многие молитвы я, мои брат и сестра знали именно с ее слов. Она слезно молилась всегда.

Жизнь бабушка прожила трудную... Родилась еще в царское время, в конце XIX века. Отец ее был гусаром Александрийского полка и много лет находился на воинской службе. У него даже была сабля, подаренная государем императором. Когда произошла революция, он выбросил эту саблю в болото, чтобы благословенное оружие не осквернилось братоубийством.

Жили они на Украине, под Харьковом, на станции Лозовая. Эта станция была важным стратегическим узлом, и во время войны ее разбомбили. Недалеко от Лозовой был большак – такая большая дорога, по которой люди ходили в Киев на богомолье. Прадед мой принимал богомольцев в своем доме, давал им кров, и милость Божия являлась его семье, даже чудеса случались. Дед был из купцов. Во время Первой мировой войны власть попросила сдать имеющееся у людей золото, и он тогда все свое золото отдал. Когда умирал, дал такое отеческое назидание своей дочери, моей бабушке: «Скотину без молитвы не корми». То есть молиться человек должен всегда, даже когда он работает, кормит скотину… Для прадеда важно было передать по наследству не золото материальное, а золото веры. И он его передал…

 

Академия бабушки

Бабушка была очень способна к учебе и, закончив школу, хотела ехать дальше учиться, но отец не пустил, потому что тогда уже начинались волнения, запахло революционным угаром. Она видела революцию, раскулачивание, расстрелы, пережила голод и войну. Потом говорила мне: «Если бы написать книгу о моей жизни, ты бы читал и плакал». Это была судьба всего нашего русского народа, миллионы людей сгноили, уничтожили...

Бабушка была духовно опытной, мудрой, прожила жизнь сложную, и поэтому к ней часто ходили за советом, а мы внимательно слушали эти беседы, нам было интересно. Потом дети тех, которые ходили к ней, почему-то к нам стали обращаться за советом. И я стал задумываться о вере, о Боге. Так что мои духовные университеты были в семье. Знаете, как владыка Иосиф (Чернов) говорил: «Я заканчивал академию алма-атинских бабушек». У моей бабушки была твердая вера, она жила с молитвой. Вот в такой обстановке мы воспитывались.

 

Крест на булавочке

Ваше детство пришлось на хрущевские времена, когда быть верующим было не очень-то просто. Вы носили крестик в детские годы?

– Когда мы надевали крестик, в школе нас заставляли его снимать. Тогда бабушка пристегивала его нам булавочкой на маечку, так и носили, чтобы никого не озлоблять.

Но учителя знали, что мы верующие. Некоторые из учителей нас в школе игнорировали, проявляли к нам, детям, негативное отношение из-за нашей веры. Но потом, когда я стал священником, одна из них приходила ко мне на исповедь. Это была мать жены моего товарища – во время Великого поста я позвонил ему, чтобы он привел ее причастить. Причастили, и вскоре после причастия она мирно скончалась, будучи уже в очень преклонном возрасте. Встретил еще одну учительницу, Марию Алексеевну, которая преподавала русский и литературу, мы обнялись, потом стали дружить, она приходила в храм, причащалась и соборовалась.

Честно говоря, я не ощущал в детстве какого-то сильного давления из-за веры. Мы мальчишки были и мало на это обращали внимание.

 

Пост на заводе

Когда Вы стали задумываться о служении в Церкви?

– Я не думал, что буду священником, был просто православным верующим. После школы учился в Политехническом институте, но не закончил его. Летом съездил в экспедицию и сильно заболел, врачи даже думали, что у меня белокровие. Но выжил, слава Богу. Потом перевелся на заочное отделение и пошел работать на завод инженером по лифтам.

Я работал на заводе и ездил на службу в Узун-Агач. Там служил мой духовник отец Александр Хаустов. На заводе брал работу после смены, чтобы «накопить» отгулы. И когда приходило время Великого поста, первую его седмицу я работал полсмены, после обеда. И терпели меня, хотя знали, что я пощусь. Тогда уже крест был на мне, и все знали об этом, но все равно уважали.

Был такой случай. Мой помощник, настоящий работяга, но иногда уходил в запой… И вот директор решил его уволить. Я говорю коллегам: «Как он может его уволить, это незаконно, давайте напишем генеральному директору». Написали письмо. Директор меня вызывает: «Зачем, мол, написали». А я ему объясняю: «Жена у него в больнице, мужика с работы выгонят – что ему делать? В петлю лезть?». «Ну, – говорит, – хорошо, поверим». И взяли его на поруки.

Позже, когда я уже стал диаконом и однажды пришел на завод по какой-то надобности, они меня встретили очень тепло и во всем, что мне нужно было тогда, помогли.

В алтаре

Как же случилось Ваше рукоположение?

– Батюшку моего, духовника, перевели служить сначала в Каскелен, затем в Никольский собор, а потом он стал настоятелем Казанского храма. Однажды я ехал в автобусе, и мне пришла в голову такая мысль: «А что, если батюшка спросит меня, мол, пойдешь ли в алтарь трудиться?» Я задумался. И сам с собой рассуждаю: работа у меня опасная, с электричеством связана, но никогда не было травм. Господь меня хранил по молитвам батюшки. Я подумал: «Пойду!» И сердце мое тогда возрадовалось.

Прихожу в субботу в Казанский храм, выходит алтарник и задает мне вопрос: «Пойдешь в алтарь работать? А то меня мама не пускает». «Пойду, – говорю, – меня мама пустит». Выходим из храма, и батюшка мне тот же самый вопрос задает: «Ты пойдешь в алтарь трудиться?» Я говорю: «Батюшка, благословите». Так и попал в алтарь.

По благословению отца Александра стал увольняться с работы, но меня никак не увольняли, так как по закону надо было еще два месяца отработать. Потом все-таки ушел, но осталась вторая работа. Некоторое время приходилось совмещать службу в храме и работу инженера.

Проходит время, и батюшка предлагает мне стать диаконом. Я смутился. А он архиерею звонит: «У меня есть кандидат». Какой я кандидат? Повез меня к владыке, это был 1984 год. Тогда архиереем был епископ Ириней (Середний), сейчас он митрополит Днепропетровский и Павлоградский. Владыка Ириней за три года, что он здесь прослужил, рукоположил всего двух диаконов. Приехали к нему, он пообщался со мной и говорит: «С моей стороны не будет возражений». Собрали документы, отправили в Москву на Лубянку – тогда это было необходимо. И только через четыре месяца меня рукоположили. Два года я прослужил диаконом в Казанском храме. Очень любил свою службу.

А потом состоялась Ваша священническая хиротония…

– Однажды к нам приехал архиерей, тогда уже владыка Евсевий (Саввин); он служил вечером по воскресным дням акафисты в Казанском и Покровском храмах. После службы его секретарь отец Валерий Захаров говорит мне: «Приезжай в субботу в собор на всенощную». Ни слова, ни полслова, что готовится моя хиротония. Но слух до меня все же дошел. Мой батюшка тогда по этому поводу сказал: «Не ходи в священники». Ну, раз батюшка сказал, я решил отказаться и с этим решением приехал в пятницу в архиерейскую резиденцию на улице Минина. Подъезжает архиерейская «Волга», владыка выходит и спрашивает: «Ты что приехал?» Говорю: «Да слышал, что хотят меня рукополагать. Но как же без моего согласия? Это же дело добровольное». А он мне: «Нет, не добровольное. Меня вот вызвали в Синод и говорят: «Быть тебе архиереем Алма-Атинским и Казахстанским». Так же и ты – кланяйся, бери благословение и иди готовься». Я сам не свой прихожу к своему батюшке, докладываю. «Что, напросился?!» – посетовал он.

9 февраля 1986 года, в день святителя Иоанна Златоуста, в Никольском соборе владыка Евсевий меня рукополагал в священники. Иду с кадилом в последний раз, плачу – страшно мне было! Рукоположил меня владыка, я наплакался, а секретарь владыки отец Валерий Захаров говорит: «Бабушки там плакали многие, молились за тебя»…

 

«Я таким вредным священником был…»

Как складывались первые годы пастырского служения?

– Я таким вредным священником был! Так «мучил» народ и своего настоятеля! Батюшка мой отслужит литургию, молебен, другие требы, а я все еще стою исповедую. Даже владыка меня подгонял, но я был неисправим.

Но это потому, что я чувствовал на себе ответственность, не мог допустить того, что отпущу человека без исповеди. Приходит ко мне один дедушка. Я спрашиваю: «В чем каетесь?», а он мне: «А что мне каяться, мне 90 лет». И смеется. Я отвечаю: «Что Вы смеетесь? Пока не покаетесь, я не допущу Вас до причастия». «А что мне, плакать? – возражает. – Ты давай, свое дело делай». Я говорю: «Нет, так нельзя, надо каяться». Он ушел возмущенный: мол, молодой, и еще мне указывает. Но потом пришел все-таки, покаялся.

Батюшка тоже ругал меня: «Чего ты там возишься, давай быстрее». А в меня не вмещалось, как можно человека допустить к Святым Дарам без исповеди. И в требнике написано, что, хотя бы смертные грехи мы обязаны спросить.

Еще «издевался» над народом тем, что долго им проповеди говорил. В Покровском храме была очень маленькая крестильная, в которую набивалось много-много народа. Однажды я крестил в этой комнатке 68 человек! Свечи гасли, пар из комнаты шел, дети плакали. И вот в этой обстановке я пытался еще что-то им сказать. Мучил людей!

 

Здесь нужен всякий

В чем Вы видите трудности священнического служения, а в чем радость, утешение?

– Священник, конечно, должен быть воином Христовым. Когда архиерей рукополагает, то дает ему залог любви Божией, так и говорит: «Приими залог сей и сохрани его цел и невредим до последнего твоего издыхания». Потом дашь отчет Богу в своем служении, как ты отнесся к этому залогу, к этой любви Божией, к этой величайшей святыне. Поэтому священнику нужно много трудиться. Просто образования здесь недостаточно, нужно духовное руководство, чтобы духовно опытный священник помогал своему брату, подкреплял, чтобы тот получал от него доброе слово, наставление, помощь. Слава Богу, у нас это есть. Я встречаю молодых священников – серьезных, целенаправленных, которые с ревностью относятся к своему служению. Это радует.

Бывают и падения, оплошности, все мы не без немощей. Мы не с неба свалились, тоже подходим к исповеди, каемся в своих грехах. Но мы не должны жить с этими немощами. Если хотим, чтобы наша паства была разумна, сильна, благочестива, то должны дать им пример. Или, по крайней мере, не быть соблазном, если не можем быть примером.

Первые годы служения для священника всегда самые трудные, напряженные. Потом входишь в колею – службы, праздники повторяются, уже какой-то опыт появляется. Но нельзя сказать, что становится легче, – нет, легче не бывает. Потому что для нас литургия – всегда новая. Это труд: нужно отдать себя и Богу, и людям. И подготовка должна быть. Это милость Божия: не мы Богу служим, Бог служит нам. А мы, священники, проводники этой Его любви. Потому нам надо быть примером в этом плане для своей паствы.

Если с нашей стороны мы допускаем человекоугодие или равнодушие, это непростительно. К сожалению, встречаются такие вещи. Я знаю случай, когда один парень пришел на исповедь. Большие скорби у него были, отец над ним сильно издевался, и он пришел на исповедь, душу ему надо было кому-то открыть. А священник быстро прочитал над ним разрешительную молитву и сказал: «Иди, причащайся». Он вышел из храма и бился лбом об столб: «И здесь я не нужен». Преступно для нас такое небрежное отношение к человеку, который пришел впервые в Церковь Божию. Посмотрите на сектантов: если пришел к ним новый человек, так они его так «оближут», обласкают. А у нас: пришел человек с горем, но вместо утешения впадает в еще большее искушение. Так, к сожалению, бывает. Дай, Господи, чтобы нами осознавалось это правильно.

 

Три десятилетия спустя

Вы больше тридцати лет служите в Церкви. Изменились ли духовные проблемы людей за это время? Какие главные духовные недуги современного человека?

– В советское время нравственность еще сохранялась в людях. Закон не признавал, например, чернокнижников, они если и были, то боялись открыто действовать. А сейчас все эти сатанисты легально работают. Никогда не было всех тех половых извращений, какие есть сегодня, мы о них даже не слышали. Может, где-то случалось это с людьми, но процент развращения не был так велик, как сегодня.

Была, конечно, подмена – вместо веры в Бога проповедь атеизма, безбожия, но «Нравственный кодекс строителя коммунизма» являлся слепком с Закона Божия. В этом «Кодексе» предписывалось быть благородным, честным. От людей, которые занимали высокие должности, от идеологов советского времени, требовалась безукоризненная нравственность. Если человек своим положением дорожил, то боялся, например, с женой развестись, семью разрушить.

Нашу страну и Запад разделял идеологический занавес, а сейчас он рухнул, и вся эта грязь ворвалась в нашу жизнь, и теперь глобально распространяется чудовищная безнравственность. Нам приходится сталкиваться с этими вещами. Но мы не гнушаемся никакими грешными людьми, если обращаются, никого не отталкиваем. Господь разбойника первым в рай ввел. Дверь покаяния всем открыта.

Конечно, 30 лет назад у меня было меньше духовного опыта, но мне кажется, что в те времена люди отличались большей нравственностью. Но всегда, во все времена, требовалась внимательность, труд священнический. А это, в первую очередь, молитва.

 

Как найти духовного отца

Отец Иоанн, Вы являетесь братским духовником епархии, у Вас много духовных чад. Дайте совет, как найти своего духовного отца, что нужно для этого делать?

– Некоторые мне говорят: «Батюшка, можно я буду к вам ходить?» Я не могу сказать человеку: «Ты ходи, а ты не ходи». Мы пасем не своих овец, а Христовых. У нас нет такого – эти мои, а эти не мои. Все Христовы.

Кого можно назвать своим духовником? Того, к кому имеешь доверие. Если ты всю жизнь свою ему исповедал, то бери совет у него. И сама собой образуется духовная связь. Эта связь возникает в процессе общения, а не потому, что мы договорились: «С этого дня ты будешь моим чадом, а я –твоим духовником».

К сожалению, у человека не всегда есть выбор. Если ты живешь где-нибудь в деревне, какой там выбор? Рукоположили священника, отправили его в дальний район, и он там все: и духовник, и старец, и все остальное, другого там просто нет. Он несет ответственность за этих людей. Такой священник, конечно, не может быть духоносным старцем, но он учится пастырскому руководству в духовной школе. В книжках написано, как осуществлять духовное руководство. Надо не своевольно это совершать, а по-церковному правильно.

Духовным отцами называют тех, через кого человек научается христианским добродетелям – самое главное, вере, надежде и любви. Духовное чадо слушается своего отца и через его посредство получает благодать Божию на пути духовной жизни. А опыта священник обязательно должен набираться, у нас есть хорошие примеры исповеди, много литературы.

Но что актуально для конкретного человека, ты должен спросить у него. Пришел, например, к тебе человек, побывавший на войне, ты должен спросить у него: а не издевался ли он над пленным, не убил ли беззащитного? Или детская исповедь – там свои вопросы. Дитя – оно непосредственное, открытое, смотрит на тебя чистыми, доверчивыми глазами, и для него так много значит, что ему батюшка сказал. К каждому должен быть свой подход, надо набираться этого опыта.

Самое важное в духовном руководстве – это исповедь. Апостол Павел говорит, что надо относиться к старцам, как к отцам и матерям, а к равным по возрасту – как к братьям и сестрам. Вот пришел к тебе человек, а у тебя времени нет. Но ты ведь не знаешь, каких усилий ему стоило прийти на исповедь. Он пришел, подошел к тебе, немощный, разбитый, потерянный пред Богом, может быть, даже духовно мертвый. А ты имеешь Небесные дары оживить этого человека. Поэтому важно, как ты к нему отнесешься. В Евангелии говорится: «Какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7. 2). Нашей любви к людям дается помощь от Бога. Если я отношусь с любовью к людям, то Господь так же ко мне отнесется, даст мне помощь Свою Божественную. Если я не ищу спасения для человека, а какой-то пользы для себя, то горе мне.

Самое главное в нашем делании – не формально относиться к людям, а со вниманием. Помня, что в этот момент человек может получить милость Божию, а может ее лишиться. Мы не можем, конечно, заниматься катехизацией во время исповеди, но краткое назидание должны дать, спросить смертные грехи. Как бы ни было нам трудно, сколь бы мы ни спешили. Формальность здесь непростительна.

О чем Вы просите Бога в своих молитвах?

– Чтобы Господь дал мне еще сил потрудиться. Если даст какие-то испытания – перенести их с Божией помощью, не смалодушествовать, не спасовать. Люди ведь смотрят на пастыря. Мне говорят: «А что ты в Россию не уедешь? Там дел больше». Ну, если духовники будут бежать, что же тогда будет? Но если даже все русскоязычные уедут отсюда, казахи придут в храмы, будут молиться. Да и сейчас уже приходят.

Прошу Бога, чтобы соблазна не дать ближним, чтобы Господь помогал мне исправлять свои немощи. Чтобы с непостыдным лицом предстать на суде Божием. Это самое главное. Когда человек приходит к такому возрасту, то начинает думать: осталось, может, десяток лет жизни, ну, в лучшем случае, два. Но когда более восьмидесяти, там труд и болезнь. Старость – для всех испытание огромное. «Господь, не оставь меня в старости, егда оскудевати крепости моя» (Пс. 70. 9). И я тоже прошу у Бога, чтобы Господь меня не оставил. Но меня Господь не оставляет по Своей милости никогда.

Беседовала Марина САЗОНОВА

В основе публикации –
материал Информационного отдела
Казахстанского митрополичьего округа