Американский военный историк: наиболее важные аспекты реформ маршала Огаркова сохраняют актуальность

Доминировавшая в глобальной геополитике на протяжении почти 50 лет «холодная война» оставалась таковой потому, что две соперничающих страны вышли из Второй мировой войны в качестве победоносных сверхдержав с безраздельными военными возможностями и беспрецедентным охватом территорий, находившихся под их контролем или в пределах их сфер влияния. Несмотря на резко отличающиеся идеологии и политические системы, СССР и США осознали риски и потенциальные издержки войны, особенно после того, как обе державы стали ядерными к концу 1940-х годов. Словом, как только ядерный джин вырвался из бутылки, обе страны признали, что преднамеренное развязывание мировой войны не является более целесообразным действием. С учетом этого специфического ограничения, последующее действо стало затянувшейся игрой в стратегические «кошки-мышки», в ходе которой обе страны взаимно маневрировали с целью занятия более выигрышного положения – в военном, политическом и экономическом отношении. Инструментом в этой игре была военная стратегия, в присущем каждой стороне ее понимании, управлявшая природой соперничества и налагавшая ограничения на применение сторонами военной силы. Оба государства негласно признавали, что ядерный паритет был в буквальном смысле «равновесием страха». Это разное прочтение военной стратегии, в свою очередь, было основано на эволюции взглядов сторон на меняющуюся природу войны и, в частности, на влияние научно-технического прогресса в области вооружения на природу, ход и исход военных действий. Бытует мнение, что эта игра в «кошки-мышки» продолжалась вполне успешно и относительно мирно для каждой из сторон постольку, поскольку ни одна из них не стремилась выйти за ограничения, наложенные этим самым «равновесием страха». При том, что в целом это мнение корректно, более глубокое изучение военной стратегии противоборствующих сторон свидетельствует однако о том, что на определенном этапе «холодной войны» СССР разработал стратегическую концепцию, в основе которой лежала убежденность в возможности ведения крупномасштабной обычной войны в ядерном контексте с известным шансом на то, что эскалации в сторону глобального обмена ядерными ударами удастся избежать. Так, с середины 1970-х годов и до 1984 года Генеральный штаб Вооруженных Сил Союза ССР возглавляемый Маршалом Советского Союза Николаем Васильевичем Огарковым сформулировал концепцию «стратегической наступательной операции на театре военных действий», согласно которой Советский Союз мог вести военные действия на всю глубину театра военных действий (ТВД), как с применением ядерного оружия, так и, вполне вероятно, не прибегая к таковому, и приступил к реформированию Вооруженных Сил СССР сообразно положениям этой концепции. Николай Васильевич Огарков (1917-1994), Маршал Советского Союза (1977) начальник Генерального штаба Вооруженных Сил СССР (1977-1984). (с) topwar.ru Сегодня очевидно, что реформы Огаркова в середине 1980-х годов застопорились: во-первых, из-за неожиданного и приведшего в конечном итоге к катастрофе ухудшения политико-экономической обстановки в Советском Союзе, во-вторых, вследствие более активной политики президента США Рональда Рейгана и, наконец, в-третьих, в силу стремительного научно-технического прогресса в области вооружения и, в частности, появления высокоточного оружия, которое сулило радикально изменить среду вооруженного противоборства. Комбинированное действие трех этих факторов обусловило совместное решение президентов Рейган и Горбачева о прекращении «холодной войны», подтолкнули США и Советский Союза (и его правопреемника Российскую Федерацию) к конструктивному диалогу с целью выстраивания подлинно партнерских отношений и изменили облик войн будущего. Очевидно также, что, несмотря на разительные темпы научно-технического прогресса в последующие годы и возникновение Российской Федерации в 1991 году, многие аспекты реформ Огаркова остались вполне релевантными для российской военной мысли, постигающей меняющуюся природу войны и устремленной к созданию оптимальной вооруженной организации государства в XXI столетии. Краткий ретроспективный анализ военно-стратегических концепций США и СССР, а также Российской Федерации на временном отрезке с 1960-х годов до конца первого десятилетия века текущего позволяет выделить ряд выраженных этапов этой игры в «кошки-мышки», начиная с признания обеими сторонами важной роли ядерного оружия в конце 50-х годов. Первый этап в процессе эволюции стратегических концепций начался в 1960 году с публичного признания Председателем Совета Министров СССР Никитой Хрущевым того, что в военном деле произошла «революция». Приняв во внимание аргументацию США, предложенную в обоснование выдвинутой в 1954 году стратегии «массированного возмездия» (massive retaliation), Хрущев перевернул традиционную советскую военную стратегию с ног на голову, объявив о преимуществе ядерного оружия и «безальтернативности ядерного оружия» как средства ведения будущей войны. При этом он объявил, что впредь СССР будет опираться на свои Ракетные войска стратегического назначения, как на самый мощный вид вооруженных сил, а не на традиционно доминировавшие Сухопутные войска. И хотя большинство высокопоставленных советских военачальников признавало влияние ядерного оружия на ход и исход войны, многие усмотрели в реформах Хрущева чуть ли не ересь и отпрянули в ужасе от очерченной им перспективы, сводящей роль Сухопутных войск в будущей войне к выполнению задачи по расчистки завалов на поле боя после обмена ядерными ударами. Их сопротивление реформам Хрущева еще более возросло после того, как в 1961 году США объявили о новой стратегии «гибкого реагирования» (flexible response). Согласно положениям этой стратегии, ядерный паритет между США и СССР предоставляет возможность вести обычные войны крупного и среднего масштаба в ядерном контексте без риска эскалации в сторону глобального обмена ядерными ударами. Оппозиционно настроенная к Хрущеву советская военная верхушка считала, что своим «гибким реагированием» американцы в буквальном смысле «обставили» СССР в плане возможности не прибегать к ядерному оружию в будущей войне, а «революция» Хрущева не оставила стране никакого иного выбора, кроме ведения всеобщей ядерной войны. Это, в свою очередь, подтолкнуло ряд советских военных теоретиков к поиску собственного варианта «гибкого реагирования». Собственно, снятие Хрущева с поста Первого секретаря ЦК КПСС в октябре 1964 года и было связано отчасти с сопротивлением военных его реформам. Второй этап начался вскоре после прихода на место Хрущева Леонида Брежнева в конце 1964 года. Его характеризует кропотливый поиск советскими военными теоретиками возможности «альтернативного выбора» одного из двух способов ведения войны – с применением ядерного оружия или без такового. При том, что все понимали, что «ядерного джина» не загнать обратно в бутылку, с 1965 года и до середины 1970-х годов Генеральный штаб Вооруженных Сил Союза ССР был занят критическим переосмыслением советской военной стратегии в затянувшемся, но решительном поиске способов избавления от «смирительной рубашки» внушенной было «безальтернативности ядерного оружия» и роли Сухопутных войск в «альтернативном выборе» одного из двух способов ведения будущей войны. Несмотря на то, что обсуждение компетентными специалистами Генерального штаба вопросов военной стратегии окутано плотной завесой тайны, ряд рассекреченных служебных документов, открытые источники информации и исторические исследования косвенно, хотя и не в полном объеме полностью свидетельствуют о природе этих дебатов. Если быть кратким, исследуя проблему «альтернативного выбора» советские военные теоретики и историки искали, выявили, а затем после критического анализа рекомендовали к использованию те методы стратегические, оперативные и тактические приемы, которые на практике позволяли затруднить, если не исключить вовсе применение любым противником ядерного оружия в будущей войне. Таким образом, к середине 1970-х годов советская военная мысль, хотя и сохранила ядерный контекст, все более сосредоточивалась на вопросах ведения обычной воны. На третьем этапе эволюции стратегических концепций, охватывающем период приблизительно с 1974 по 1984 годы, тенденции, обозначившиеся в середине 1960-х годов получили дальнейшее развитие. Описывая тот период, авторитетный источник, каковым является российская «Военная энциклопедия» (издание 2002 года) пишет: Количественный рост и качественнее усовершенствование ракетно-ядерного оружия (средств поражения) в 70-е и 80-е годы обусловили необходимость пересмотра доктринальных установок. Осознание Советским Союзом опасности применения ядерного оружия привело к принятию обязательства по неприменению его первым... В свете этого, военная доктрина СССР начала выделять потенциал сдерживания и рассматривать ядерное оружие как средство возмездия в ответном ударе. Большое внимание стало уделяться разработке и совершенствованию обычных средств поражения. Изменились взгляды на методы ведения сражений, операций и военных действий в целом. Получила обоснование вероятность ведения боевых действий в течение гораздо более длительного периода времени с применением исключительно обычного вооружения. Приведенный отрывок описывает советскую военную доктрину того времени и обстоятельства, в которых родилась и получила практическое воплощение концепция стратегической наступательной операции на всю глубину театра военных действий маршала Огаркова (а именно, так называемый «альтернативный выбор»). Этот период, именуемый в широком смысле реформами Огаркова, представлял, по существу, «контрреволюцию в военном деле», у руля которой стояли министры обороны СССР Маршалы Советского Союза Андрей Гречко и Дмитрий Устинов, а также начальник Генерального штаба Вооруженных Сил СССР Маршал Советского Союза Николай Огарков. Дмитрий Федорович Устинов (1908-1984), Маршал Советского Союза (1976), Министр обороны СССР (1976-1984). (с) russian7.ru Андрей Антонович Гречко (1903-1976), Маршал Советского Союза (1955), Министр обороны СССР (1967-1976). (с) ruskline.ru Первая половина рассматриваемого периода (1974-1979 годы) характеризовалась внутриполитической стабильностью в СССР по мере укрепления власти Леонида Брежнева на фоне откровенной слабости США во внешнеполитической сфере. После окончания войны во Вьетнаме США и Запад в целом перешли к политике разрядки международной напряженности (détente), которая была направлена на смягчение конфронтации и использование обозначившихся слабостей советской системы. Несмотря на то, что СССР ответил Западу взаимностью, разрядка была быстро свернута после ввода советских войск в Афганистан в 1979 году. Вторую половину этого периода (1980-1984 года) характеризуют политический паралич и дрейф на фоне экономического кризиса в Советском Союзе при более активной внешней политике и военной стратегии, проводимыми в жизнь президентом США Рональдом Рейганом. В военном плане, к 1979 году Генеральный штаб Вооруженных сил СССР под руководством Николая Огаркова определился с методологией действий и сообразными ей организационными формами, которые, как считалось, позволят вести либо ядерную войну, либо войну обычную с применением таких стратегических, оперативных и тактических приемов, которые были призваны уменьшить или даже вовсе исключить вероятность перерастания войны в ядерную. Основываясь на скрупулезном анализе предшествующего военного опыта, возможностей современных систем вооружения и с учетом темпов научно-технического прогресса Генеральный штаб сформулировал положение (на деле – стратегическую концепцию) о «стратегической наступательной операции на театре военных действий». «Запад-81»: учения, которые напугали весь мир. Оперативно-стратегическое учение (ОСУ) «Запад-81» в 1981 году было крупнейшим за предшествовавшие 30 лет. В нем участвовало до 100 тыс. человек. Только в составе 1-го Белорусского фронта было реально задействовано более 6 тыс. боевых бронированных машин (танков, БТР и БМП), 6 тыс. орудий и минометов, более 160 ракетных пусковых установок, свыше 400 боевых самолетов и вертолетов. (с) auto2wp.com Эта концепция предусматривала ведение стратегических наступательных операций на всю глубину того или иного театра военных действий с применением новых форм эшелонирования сил и способов оперативно-тактического маневра, а также формирований, специально предназначенных для затруднения, если не полного воспрещения, использования вероятным противником тактического ядерного оружия. В сущности, эта стратегическая концепция была направлена на то, чтобы нарушить связь между обычными боевыми действиями и их эскалацией в сторону глобальной ядерной войны. Согласно определению, стратегическая наступательная операция на театре военных действий есть «совокупность согласованных и взаимоувязанных по целям, задачам, месту и времени сражений, боев и ударов группировок войск различных видов вооруженных сил, проводимых по единому плану и замыслу под общим руководством Верховного Главного Командования для достижения стратегических целей войны на театре военных действий». Ее составными частями были воздушные операции с целью завоевания и удержания превосходства в воздухе; при необходимости – ракетные удары с целью уничтожения тактического и оперативно-тактического ядерного оружия противника; стремительный прорыв обороны противника войсками фронтов, расположенных в один эшелон с незначительной глубиной оперативного построения, и оперативных маневренных групп (ОМГ); развитие успеха и рейдовые действия ОМГ на всю глубину оперативного построения группировки войск противника, поддержанные на тактическом уровне действиями передовых отрядов и десантно-штурмовых частей, на оперативном уровне высадкой воздушных десантов парашютным способом. На ОСУ «Запад-81» отрабатывалась стратегическая операция на ТВД, в ходе которой победа достигалась без ядерного оружия – только за счет превосходства в силах на нужных участках и передовых методов применения артиллерии, авиации и некоторых видов высокоточного оружия. Отработанные в ходе учения «Запад-81» тактические приемы и методики не утратили актуальность и по сей день. Значительная часть материалов по этим учениям до сих пор засекречена. (с) flashpoint.ru С чисто военной точки зрения, эта концепция ознаменовала триумфальный реванш оперативного искусства и тактики над стратегией, поскольку, придавая особое значение оперативному и тактическому маневру, а также стремительным и глубоким ударам на многочисленных направлениях наступления, позволяла добиться такого перемешивания своих войск и сил с войсками и силами противника, которое лишало последнего всякой возможности применить тактическое ядерное оружие. Отталкиваясь от разработанной в 1930-х годах теории глубокого боя и глубокой операции, которая была отточена и доведена до степени совершенства в годы Второй мировой войны и в послевоенный период, советские военные теоретики предложили оперативные маневренные группы (ОМГ) – как творческое переосмысление опыта применения подвижных групп (ПГ) времен войны – в качестве инструмента для осуществления оперативного маневра, и передовые отряды (ПО) – в обновленной версии – для осуществления маневра тактического. Владимир Кириакович Триандафиллов (1894-1931), советский военный теоретик, заложивший основы теории глубокой операции, «отец советского оперативного искусства», заместитель начальника Штаба РККА (1931). Идеи Триандафиллова были впервые использованы в операции по разгрому японских войск у реки Халхин-Гол в августе 1939 года. (с) wikipedia.org Константин Брониславович Калиновский (1897-1931), советский военный деятель, организатор бронетанковых войск Красной Армии, начальник Управления механизации и моторизации РККА (1931). Вместе с В.К. Триандафилловым заложил основы применения бронетанковых войск, в том числе использования механизированных соединений для развития оперативного успеха в глубине обороны противника. (c) vif2ne.ru Таким образом, в стратегической наступательной операции на ТВД наступающие фронты и армии имели оперативное построение в один эшелон, имея оперативный маневренный элемент (ОМГ) внутри последнего либо несколько вглубь от него, а тактический маневренные элемент (ПО) на острие наступающих войск. Маневренные элементы оперативного построения в своих действиях опирались на темпы продвижения, ввод в сражение на самом раннем его этапе и на множестве направлений, гибкое управление войсками и силами с целью продвижения вглубь ТВД во взаимодействии с десантами, высаживаемыми в составе воздушно-десантных дивизий и десантно-штурмовых бригад и представлявшими вертикальное измерение оперативного и тактического маневра. Концепция стратегической наступательной операции на ТВД была также ориентирована на централизованное автоматизированное надежное и устойчивое управление войсками и силами, что достигалось использованием информационно-вычислительных систем и математического моделирования на всех уровнях управления; повышенную выживаемость войск, обеспечиваемую их «выучкой», а также «оптимальными» и «максимально адаптированными» организационными формами; большее высокие уровни подвижности, огневой мощи и стойкости войск посредством широкого оперативного и тактического маневра. К 1984 году Огарков имел на своем счету: • В системе центральных органов военного управления – Создание четырех Главных командований войск стратегических направлений, предназначенных для управления ядерными силами и силами общего назначения, входящими в состав контингентов Сухопутных войск, Военно-воздушных сил и Военно-морского зарубежных групп войск и войск приграничных военных округов на Дадьневосточном, Западном, Юго-Западном и Южном стратегических направлениях для подготовки и проведения на указанных ТВД стратегических наступательных операций. • В группах войск за рубежом и во внутренних военных округах – танковые армии в составе фронтов и танковые дивизии в составе армий, предназначенные и приспособленные для осуществления оперативного маневра; отдельные танковые полки в составе армий и усиленные танковые батальоны в составе мотострелковых дивизий, организованные и скомплектованные для действий в качестве передовых отрядов для осуществления тактического маневра; воздушно-десантные (аэромобильные) дивизии, а также десантно-штурмовые бригады и отдельные батальоны, предназначенные для вертикального охвата при осуществлении оперативного и тактического маневра; бригады специального назначения, в задачу которых входили ведение разведки и диверсионных действий в тылу противника (при этом все они обладали «выучкой», «оптимальной организацией» и были оснащены новыми образцами танков, боевых машин пехоты, самоходных артиллерийских установок и иными видами вооружения, исполненными на высоком научно-техническом уровне, а также системами управления войсками и силами). Вдобавок, в порядке эксперимента, в Советской Армии были развернуты новые отдельные армейские корпуса (ОАК), которые были призваны стать ядром будущих ОМГ, в том числе 5-й и 48-й гвардейские ОАК, соответственно, в Белорусском и Забайкальском военных округах. Оба корпуса имели в своем составе танковые и мотострелковые бригады, скомплектованные по особым штатам. Представляется, что по достижении зрелости концепция стратегической наступательной операции на ТВД предоставляла СССР явное преимущество в сфере обеспечения национальной безопасности и ведения будущей войны. Тем не менее, несмотря на всю заманчивость этой концепции, ее действенность была обусловлена четырьмя важнейшими допущениями – во-первых, что США и Китай представляли в будущем наиболее серьезную угрозу и что ядерный паритет и американская стратегия «оборонной достаточности» (defensive sufficiency) снизила вероятность глобальной ядерной войны и способствовала росту возможностей по ведению обычных стратегических операций в контексте «ядерной боязни»; во-вторых, что презюмируемая слабость США была реальной и останется таковой впредь; в-третьих, что СССР был в состоянии экономически обеспечить мероприятия, связанные с разработкой и практической реализацией концепции; и, в-четвертых, что жизнеспособность концепции не будет поставлена под вопрос в силу ограниченного научно-технического потенциала страны. Однако все эти допущения оказались неверными после того, как в период с 1980 по 1984 годы в естественный ход событий вмешался целый ряд внутри- и внешнеполитических проблем, которые не только бросили вызов реформам Огаркова и сделали их продолжение невозможным, но и, в конце концов, сотрясли Советский Союз до самого основания. Эти проблемы включали, среди прочего, внутренние политико-экономические трудности, которые похоронили надежды советского руководства и породили целый ворох новых проблем, ставших началом конца не только реформ Огаркова, но и всей коммунистической системы власти в стране. Последовавший за этим политический и экономический дрейф привел к избранию 11 марта 1985 года Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаила Горбачёва. Внутренние проблемы усугубились в результате принятия в 1980 году вновь избранным президентом США Рональдом Рейганом стратегии «прямого противодействия» (direct confrontation), которая заменила концепцию «оборонной достаточности». Новая стратегия провозгласила, что «тогда и там, где это представляется возможным, США будут активно противодействовать СССР и Организации Варшавского Договора на глобальном и региональном уровнях». В частности, в 1981 году Рейган заявил о намерении возобновить программу создания стратегического бомбардировщика B-1B, принять на вооружение межконтинентальные баллистические ракеты MX Peacekeeper и приступить с 1983 года к развертыванию в Европе баллистических ракет средней дальности (БРСД) Pershing II в ядерном оснащении. Впоследствии, в марте 1983 года он провозгласил "Стратегическую оборонную инициативу" (Strategic Defense Initiative, SDI - СОИ) и в ноябре того же года приступил к развертыванию в Европе БРСД Pershing II. Все эти меры стали составными частями так называемой доктрины Рейгана, которая также предусматривала оказание открытой и тайной поддержки антикоммунистическому повстанческому движению, нацеленному на «сдерживание» прокоммунистической герильи в странах Африки, Азии и Латинской Америки. Вполне естественно, что советское руководство усмотрело в доктрине Рейгана ничто иное, как попытку США достигнуть полного и неоспоримого превосходства и занять господствующее положение в мире посредством реализации программ или осуществления действий, нацеленных на восстановление американской военной мощи и противодействие успехам СССР, достигнутым в 1970-е годы, а то и просто отбрасывание Советского Союза назад. В глазах советского руководства, развертывание в Европе американских БРСД Pershing II не только способствовало укреплению связки между обычной войной с возможным использованием тактического ядерного оружия и глобальным обменом ракетно-ядерными ударами, но и повышало вероятность создания США «потенциала первого удара» (first strike capability). Американская твердотопливная двухступенчатая баллистическая ракета средней дальности мобильного базирования MGM-31C Pershing II. Дальность стрельбы – свыше 1700 км. Точность (КВО) – 30 м. Боевая часть W85 маневрирующая моноблочного типа с ядерным зарядом мощностью 5-80 кт. К декабрю 1985 года в Западной Германии в составе трех ракетных дивизионов было развернуто 115 пусковых установок и 132 ракеты. Разработчик – компания Martin Marietta (с) thenewfederalist.eu Одним словом, это был острый нож в самое сердце огарковской концепции стратегической наступательной операции на ТВД, подрывающий сами основы «альтернативного выбора». И что еще хуже, при всей кажущейся нереалистичности замысла, "Стратегическая оборонная инициатива" (СОИ) угрожала нарушением баланса стратегических ядерных сил и, при самом неблагоприятном сценарии, представлялась некоторым руководителям СССР, по сути, «психологической подготовкой американского народа к развязыванию ядерной войны». Не останавливаясь на подробном изложении всех событий, имевших место в промежутке между 1981 и 1984 годами, ограничимся констатацией того, что политика Рейгана имела следствием не только отказ от стратегической концепции Огаркова и свертывание задуманных им военных реформ, но, в сочетании с внутренними проблемами СССР, привела к замене в сентябре 1984 года Николая Огаркова в должности начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР. Ее дополнила смерть министра обороны Дмитрия Устинова в декабре того же года. Уже через несколько месяцев Михаил Горбачев представил свою программу внутриполитических преобразований, получившую название «ускорения», и развернул дискуссию вокруг двуединой концепции «оборонительной направленности» и «оборонной достаточности». Четвертый этап эволюции советской стратегической военной мысли охватывает временной промежуток с 1985 по 1991 годы. Фоном к собственно военным преобразованиям послужили три волны горбачёвских реформ, призванных повернуть вспять политико-экономическое угасание СССР. Однако эти реформы сотрясли до основания всё здание советской политической системы и привели к подлинно революционным изменениям в военной доктрине и военной стратегии, которые ознаменовали полный отрыв от установок, господствовавших в советской военной мысли на протяжении более чем двух предшествующих десятилетий. Пожалуй, наиболее важным было признание Горбачёвым на XXVII съезде КПСС в феврале 1986 года того, что «природа современного оружия не позволяет ни одному государству надеяться на собственную оборону с использованием одних лишь военно-технических средств, даже путем создания самой мощной обороны». Михаил Сергеевич Горбачёв (род. 1931), Ггенеральный секретарь ЦК КПСС (1985-1991), Председатель Президиума Верховного Совета СССР (1988-1989), первый и последний Президент СССР (1990-1991). (с) forbes.ru Это заявление полностью перевернуло советскую военную доктрину, введя в оборот понятие «оборонительной направленности», наряду с концепцией «оборонной достаточности». В остальном, этот бурный период был ознаменован интенсивными встречами на высшем уровне между Горбачёвым и Рейганом и ставшими их результатом договорами о сокращении ядерных вооружений и контролю над вооружениями, взаимным согласием в 1988 году подвести черту под «холодной войной», ликвидацией Организации Варшавского Договора в 1989 году и, наконец, распадом Советского Союза в 1991 году. В военном отношении указанный период характеризовался отчаянными, на грани здравого смысла, усилиями советских военных теоретиков дать определение понятиям «оборонительная направленность» и «оборонная достаточность»; разрушением стратегической глубины контролируемого Советским Союзом пространства через утрату первого стратегического эшелона в 1989 году и большей части второго стратегического эшелона после 1991 года; трудным поиском организационных форм, в наибольшей степени отвечающих понятию «оборонительной направленности» и мероприятиям по контролю над вооружениями (штаты дивизии 1987, 1989 и 1990 годов), а также, возможно самое главное, убежденностью Генерального штаба в том, что имеет место новая «революция в военном деле», связанная с появлением высокоточного оружия нового поколения, а также оружия, основанного на новых физических принципах (в особенности, после войны 1991 года в Персидском заливе). Российская «Военная энциклопедия» (издание 2002 года) так отразила эти изменения: В своем развитии отечественная военная мысль во второй половине 80-х годов подошла к историческому рубежу. Окончательное осознание разрушительных последствий применения оружия массового поражения на фоне резкого роста разрушительных свойств обычных средств поражения, их точности и дальнобойности, а также понимание неизбежности экологической катастрофы в случае его применения с учетом массированных разрушений ядерных реакторов, химических производств и гидротехнических сооружений привели к заключению о неприемлемости в современных условиях стремления отдельных государств к достижению своих политических целей военными средствами и возможной угрозы с их стороны существованию мировой цивилизации. Принимая это во внимание, Советский Союз совместно с государствами-членами Организации Варшавского Договора в 1987 году приняли принципиально новую оборонительную доктрину, отражающую положительные сдвиги в международных отношениях. Этот новый подход нашел свое отражение в опубликованном проекте советской военной доктрины. Если в предшествующие годы военная доктрина включала взгляды на подготовку и ведение войны, в новом документе приоритет получили положения о ее предотвращении. Этот пассаж дает представление о мотивах провозглашенной Горбачёвым «оборонной достаточности». Если быть кратким, изменение Горбачёвым в корне традиционной советской военной доктрины вылилось в столь же разительные перемены и в советской военной стратегии. Они включали решительный отказ от многих установок Огаркова, связанных со стратегической наступательной операцией на ТВД и широкую дискуссию по вопросу о том, что следует понимать под «оборонительной направленностью» и «оборонной достаточностью». В довершение всего военные столкнулись с невиданной дерзостью некоторых народов СССР, которые пользуясь обозначившейся слабостью Советского Союза, заявили о своих претензиях на независимость. Эти исключительной важности изменения в военной области привели к сперва к краху Организации Варшавского Договора в 1989 году, а затем, двумя годами позже, и самого Советского Союза. Начало пятому этапу в развитии российской военной стратегии было положено в 1992 году, когда военное руководство Российской Федерации приступило к изучению меняющейся природы войны с целью создания вооруженных сил, отвечающих вызовам XXI века, наиболее серьезным из которых было резкое сокращение размеров территории России. Однако идеи, некогда заложенные Огарковым в его реформы, не были отправлены на свалку истории. И здесь важно отдавать себе отчет в том, что, во-первых, несмотря на внутриполитическую нестабильность, Генеральный штаб продолжал функционировать, и, во-вторых, эти политические нестроения не могли ни изменить военно-техническое среду, ни замедлить темпы научно-технического прогресса. Поэтому те же научно-технические тенденции, что дали толчок реформам Огаркова в конце 1970-х и начале 1980-х годов, сохранили свое действие и даже ускорили его в 1990-е годы. Признав эти изменения и следуя им уже в совершенно новом стратегическом контексте, военные теоретики Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации основывались на заключениях Огаркова при планировании мероприятий военной реформы в периоды президентства Бориса Ельцина, Владимира Путина и Дмитрия Медведева. Как следствие, наиболее важные аспекты преобразований Огаркова сохранили свою актуальность, хотя и в весьма ограниченном масштабе, и обусловили неуклонный, хотя и осторожный ход военных реформ в период правления политических наследников Горбачёва. При этом наиболее важным из наследия Огаркова следует считать его настойчивое стремление к созданию органов управления, необходимых и достаточных для подготовки и проведения операций в масштабах ТВД, его убежденность в целесообразности оперативного и тактического маневра в условиях войны, названной в 1990-е годы российской военной мыслью «очаговой» (т.е. нелинейной), и его нацеленность на использование достижений вычислительной техники и методов математического моделирования в интересах планирования и ведения боевых действий, а также управления ими. К 2014 году эти тенденции стали отчетливо прослеживаться в решениях Министерства обороны Российской Федерации о создании новых органов военного руководства на театрах военных действий (стратегических направлениях) и переходе к бригадно-батальонной организации войск, а также в пестовании доктрины информационной войны. В качестве резюме: преемственность действительно сохраняется – даже во времена революционных перемен.