Просветление коромыслом. Современный взгляд на «классические» вещи

Говорят, что в детстве каждому нужно показать чудо, хотя бы маленькое, которое запомнится надолго. В противном случае ребёнок имеет все шансы вырасти холодным бездушным эгоистом и скучным прагматиком. Утверждение небесспорное, но что-то в этом есть. Думаю, многие из нас хранят в дальних уголках памяти если не чудеса, то совершенно неожиданные и очень эффектные эпизоды, которые сродни мгновенному просветлению.

Со мной тоже произошло нечто подобное. Было это так. В возрасте 11 лет мне довелось попасть в сибирское село Вертикос, что на Оби, в Томской области. И жил в том селе колоритнейший дед по фамилии Мартемьянов. Живая иллюстрация рассказов Василия Шукшина, классический деревенский чудак, увлечённый непонятным для односельчан делом, и потому вечно терпящий дружеские насмешки и подначки. Мартемьянов коллекционировал старинные и не очень старинные вещи, связанные с таёжным обиходом. В доме у него было что-то вроде частного музея, денег за вход он не брал, а гостям всегда радовался. Обрадовался и мне. Угостил кедровыми орешками. И предложил посмотреть экспозицию. Моё внимание, разумеется, прежде всего привлекло оружие, а именно рогатина для охоты на медведя. Всласть насмотревшись на эту радость, я, было, поворотил оглобли восвояси. Но дед подвёл меня к странным предметам:

— Орешки, кедрач, понравились?

— Да, спасибо. А что?

— А то, что вот так мы их и добывали.

Мне показалось, что Мартемьянов сошёл с ума. На скамейке лежала тяжёлая с виду колода, насаженная на длинный гибкий шест. А рядом — обрезок толстой доски с двумя верёвочными лямками по бокам.

— Что, непонятно? Пойдём, покажу.

Дед сноровисто вбил шест около ближайшего кедра и слегка потянул колоду на себя.

— Тянешь, отпускаешь, эта штука по стволу бьёт, и шишки с орехами на землю сыплются. Ясно? Ничего тебе не ясно! Скажи, зачем тогда доска?

Действительно, зачем доска с лямками, до меня не доходило.

— А затем, — назидательно сказал дед. — Кладёшь доску на голову и верёвочками под подбородком подвязываешь, чтобы шишки тебе по голове не сыграли!

Тут, собственно, и состоялось просветление.

Прошу прощения за столь длинное вступление, но именно этот момент припомнился, когда я попал на выставку «Коромысло, примус, прялка», что проходит в Музее Москвы на Зубовском бульваре. Просветления, которые накрывали и детишек, и даже взрослых, по эффекту были похожи на фотовспышки. Стоит человек перед непонятным предметом, стоит, напряжённо думает, потом — бац! Глаза оживают, и раздаётся радостный крик узнавания. Гвалт порядочный — услышать что-то членораздельное трудновато. Но ещё труднее было понять, о чём же идёт речь.

Из «деревенской» части экспозиции:

— Смотри, смотри, это для Бабы-Яги!

— Настя, ну какая же ты дура... Это для того, чтоб орехи ломать!

Из другого, уже «городского» угла:

— А я знаю, что это! Это такой древнерусский принтер!

— А это — для взрослой игры, как в казино, когда волчок крутят!

Из центральной части:

— Папа, смотри, древний утюг, а совсем как настоящий, даже беспроводной!

Последнее граничило с фантастикой. Дело в том, что концепция выставки остроумна и изящна: начиная с детского сада, все мы учим стихи наизусть. А в этих стихах, написанных сто, пятьдесят, и даже тридцать лет назад, упоминаются предметы, которые давно уже устарели, а то и вовсе ушли из обихода. И о которых детишки не имеют ни малейшего представления. Вот их-то, эти самые «стихийные» вещи и собрали для выставки. Всё логично. Но чтобы в стихах из школьной программы упоминался беспроводной утюг — это уж перебор.

Тем не менее, утюг был. И именно что беспроводной. Даже в количестве двух моделей. Первая — европейски-продвинутая, на спиртовой горелке, которая нагревала подошву. Вторая — отечественная. Неподъёмный суровый чугунный ужас, который либо ставили на печь и раскаливали докрасна, либо начиняли горячим углём.

Утюг беспроводной спиртовой. Большая редкость для России, где спирту находили иное применение. Утюг беспроводной угольный. Лучший представитель стимпанка. Особенно хороша дымоотводная труба – общий абрис напоминает броненосец.

Это, пожалуй, единственное правильное узнавание предмета. Потому что все остальные возгласы были хоть и восторженными, но не по делу.

Так, странная штука, которую принимали то за сказочную ступу Бабы-Яги, то за гигантский орехокол, оказалась обычной маслобойкой. «Древнерусский принтер» — пишущей машинкой. А под загадочным «приспособлением для казино» по очереди скрывалась то колёсная прялка, то дисковый телефонный аппарат. И если прялка впрямь напоминает рулетку, то не признать в телефоне собственно телефон, пусть даже и с вращающимся диском — это уже слишком. Однако же — извольте. То, что галоши называли резиновыми игрушечными корабликами, а коромысло — чуть ли не дубиной народной войны, ещё терпимо. То, что в ручной меленке для кофе и перца уверенно опознали кофеварку и безуспешно искали на ней кнопку — нормально. Но вот фраза: «А зачем вообще кофе молоть? Надо просто залить водой и добавить сгущёнку» заставила по-настоящему задуматься.

Есть поговорка: «Споря об очевидном, всегда помни — дядя может быть младше своего племянника». Она очень хорошо описывает ситуацию, с которой я близко познакомился на этой выставке. Дело в том, что когда в детском саду или в школе учат стихи, скажем, Пушкина, то учителя худо-бедно объясняют реалии тех лет. Во всяком случае, обязаны это делать. В противном случае то, что может быть понято неправильно, стопроцентно поймут неправильно. Как в своё время случилось со мной при изучении Пушкина, его «Сказки о мёртвой царевне и семи богатырях». Строфа:

Между тем, царица злая,

Ей рогаткой угрожая,

Положила — иль не жить,

Иль царевну погубить.

вызывала массу положительных эмоций, поскольку все представляли себе царицу, вооружённую обязательным атрибутом хулигана и двоечника. И только вмешательство учителя, который объяснил, что рогаткой тогда называли орудие пытки, поставило всё на свои места.

Иными словами, такие штуки, как рогатка, ямщик, салазки, терем и много чего ещё нам знакомы лишь потому, что мы получили своевременные объяснения.

Но такие вещи, как коромысло, примус, дисковый телефон и перьевая ручка пока что остаются сами по себе. Дескать, что объяснять — и так всё понятно, всё само собой разумеется.

Нет. В том-то всё и дело, что непонятно. И совсем не разумеется. Так что подобные выставки не просто интересны, а ещё и необходимы. «Если перестанешь называть вещи своими именами, ты слепая глухая жертва», — писал философ Мераб Мамардашвили. Золотые слова.