Валерий Масалитин: Вся трибуна встаёт и аплодирует мне

Восемь голов за две игры — Вы снова вернулись в ЦСКА, но вскоре перешли в «Спартак». Расскажите, как это было. — Начал за ЦСКА тренироваться. Потихонечку хоть какие‑то эмоции появлялись. Заканчивается одна из тренировок, а у меня нога трясётся. В Голландии полетели третий-четвёртый позвоночные диски, а теперь четвёртый-пятый. Тогда 3,5 месяца, а в этот раз полгода промучился. Тяжело морально: команда готовится, играет, а ты по стадиону круги наворачиваешь. Восстановился где‑то к середине чемпионата. Что‑то успел позабивать ещё. ЦСКА чуть не вылетел в первую лигу – на 10-м месте остался. 1993 год закончился. В клубе бардак пошёл, смена поколений. Было неуважение у руководства. К людям, которые поднимали команду из первой лиги, чемпионом СССР делали, одно отношение. А те, кто приходит, – получают другие деньги и возможности. Мы вообще там практически за спасибо отыграли. Позвонил Тарханову (второй тренер московского «Спартака» – прим. авт.). Он предложил попробовать в «Спартаке». Я пришёл, а там Черенков, Родионов, Тихонов, Мухамадиев, Величко, Ширко. Короче, семь или восемь нападающих. Конкуренция большая. Заявляют меня в еврокубки. А играть я не могу: они не могли по трансферу разобраться с ЦСКА. То есть я ушёл бесплатно, а ЦСКА вроде какую‑то бумагу написал. Чемпионат начинается, команда играет, а я опять не могу. Ну что это за басня вообще? Вы не можете разобраться с трансфером, ну тогда отпустите меня уже. К игре готовлюсь, на установки прихожу, а не слышу свою фамилию даже. Честно, по самолюбию било. И перед игрой с «Динамо» меня наконец‑то заявляют. Их тренировал Бесков, тоже где‑то в лидерах шли. — Каким был тогда Олег Романцев? — Прихожу на установку. Ну у каждого футболиста есть любимое место. Это закон. Как талисман. Игроки сидели в ряд, а Романцев с Тархановым отдельно. Я сидел, смотрел на них минут 15–20. У меня шея затекла, и я просто повернулся в другую сторону. Буквально секунд 10 прошло. Романцев спрашивает: «Масалитин, а что, тебе моя установка неинтересна?» Говорю: «Интересна». Не стал объяснять, что шея затекла. Андрей Иванов и Коля Писарев – два шутника: «Ну всё, полтора месяца даже можешь не переодеваться». И так не играл сколько, поэтому сейчас полтора месяца мне уже не страшно. Думаю, подойду после игры, поговорю, пусть меня отпускают тогда. — В итоге игру с «Динамо» вы спасли. — Остаётся минут 15. «Динамо» ведёт 1:0. Мы стоим за воротами с Кечиновым. Тарханов бежит: «Валера, Валера!» Я Кечинову: «Иди, зовут. Я полтора месяца отдыхаю». Тарханов: «Масалитин, иди сюда!» Я, конечно, удивился. Бутсы беру, переодеваюсь. «Выходишь, впереди надо поострее, туда-сюда». Минут на 10–12 вышел. И тут Никифоров передачу даёт. А там пушка такая… Если по мячу бьёт, то он, пока летит, несколько раз сдувается и раздувается в полёте. Стою рядом с защитником. Облокачиваюсь на него, пяткой перебрасываю себя, защитника, мяч принимаю на грудь. И тут Андрюха Сметанин выходит. Я его на замахе кладу. А в «Лужниках» тогда такой газон был неровный, особенно в штрафной. И мяч дробит, дробит, дробит. Думаю: хоть бы не выше ударить, прижимаю мяч, и он в ворота скачет. Тут Олег Саматов и Юра Ковтун бегут с двух сторон и на ленточке друг в друга бубух! А мяч через них так раз – и в ворота. 1:1. Вторая игра. Меня ставят в основу. Тут же опять Иванов с Писарем: «Ну чё, сколько сегодня забьёшь?» Говорю: «Пять». Они: «Ну-ну…» Забиваю четыре. После игры к ним подхожу: «Ребят, одного не хватило, извините». У них рты просто открылись и всё.    — Уже не в первый раз вы пророчили себе бомбардирские успехи. — Да. 1989 год. Первая Союзная лига. Остаётся две игры. Приезжают к нам «Спартак» (Орджоникидзе). Только начал их тренировать Валера Газзаев. И «Нефтчи» (Баку) – такая команда-лифтёр, как «Кубань»: то в Высшей, то в первой лиге. У Мегреладзе из «Торпедо» (Кутаиси) 29 мячей, у меня 24. Массажист наш спрашивает: «Ну что, Валер, лучшим бомбардиром станешь?» Отвечаю: «Две игры – восемь». Первая игра. Не помню, семь или восемь мы Валере Газзаеву грузим, я пять забиваю. И потом «Нефтчи» приехал, ещё трёшечку им положил. Массажист мне говорит: «А как ты так?» Ну а что, надо было восемь, значит, восемь. Два укола для приличия — После покера «Крыльям» вас снова замучили травмы. — В Тольятти мы играли. Тогда первый раз у меня с коленом случилось. Защитник толкнул меня корпус в корпус, и что‑то в коленке щёлкнуло. Поехали с доктором Васильковым в местную больницу, сделали снимок. Вроде ничего, всё нормально, мениски все целы. Игра с ЦСКА. И минуте на 30-й Андрей Тихонов мне пас даёт, я разворачиваюсь – и как иголкой кольнуло в колено. Меня в ЦИТО (Национальный медицинский исследовательский центр травматологии и ортопедии имени Н. Н. Приорова – прим. авт.). Утром просыпаюсь после операции: ходить могу. Думаю: класс операция, через неделю будет всё нормально. Ну хромаю, а боли никакой нет. Приходит доктор: «Ну как, Валер, бегаешь? Ну что, родной, мениски у нас целые все, только «креста» нет переднего» (крестообразная связка колена – прим. авт.). Они вхолостую сделали операцию, думали, что мениск, и всё для этого подготовили.    — Куда могла деться связка? — У меня же проблемы с коленями были. Кололи лекарство, а оно «съедало» связку в зависимости от дозы. Нужно было играть, никто ж не думал о последствиях. Сделали повторно операцию через неделю. Девять месяцев я восстанавливался. Потом ездил в Вердер: шуруп вытягивали. Играем с «Ротором». Горим. Меня выпускают на замену. Борюсь в штрафной, опрокидываюсь. И тут защитник Нечай весом килограммов 100 на это колено – бабах! Утром просыпаюсь – оно вот такое (разводит руки в стороны). Приезжаю в ЦИТО. Откачали жидкость. Сказали: «С футболом, наверное, всё». У меня слёзы на глазах: «Как?» Опять операция. Под местным наркозом делали. Перегородка. Медсестра на меня смотрит, сама перепуганная. А врачи как отбойным молотком в это колено лезут. Но боли не чувствовал. Потом приходит доктор, говорит, что сильно воспалились хрящи. Курс пройдёшь – 12 уколов – всё будет нормально. Приезжаю в клуб. Васильков мне говорит: «Не коли, вот тебе другие три укола. Сделай их и всё». Уколол первый – сразу всё прошло. Два ещё проколол для приличия. — Почему вы после этого ушли из «Спартака»? — Новый сезон. Романцев уходит, команду принимает Ярцев. Все заходят к нему, обсуждают контракты. Я заходил одним из последних. Романцев встаёт и уходит. Ярцев: «Валер, я не против, я за тебя. Но давай сделаем так: ты с дублем позанимаешься, если нормально всё будет, ты себя восстановишь, то ты мне нужен, буду тебя рад видеть». Говорю: «Да нет, спасибо. Я уже надублился. Тем более в манеже мне с моим коленом нельзя». Дубль постоянно тренировался и играл в манеже в Сокольниках.  «Если выходил играть, то всегда играл» — Почему согласились на новороссийский «Черноморец»? — Денег там нормально пообещали. Часть дали, часть нет. Начал играть, втягиваться потихонечку и забивать. Тут же начинает пресса писать об этом. Звонок из «Спартака»: «Валер, у нас проблемы, много молодёжи, возвращайся к нам». А как мне возвращаться, что, всё бросить? Мне говорят: «Не переживай, мы с ними договоримся. Возьми на сборы форму спартаковскую». Беру форму – «Спартака» нет. Сборы заканчиваются – никто не приезжает, ни звонка, ничего. Домой приезжаю – опять звонок: «Валер, извини, накладка произошла, всё, мы тебя берём. Бери вещи, из гостиницы к нам переедешь и всё». Опять никого нет. Тут подходит чемпионат. У меня контракт с «Черноморцем» не подписан. Даже не знаю, как они меня заявили, – нонсенс. Выхожу, забиваю первый гол чемпионата: 1:0 выигрываем. Жду «Спартак». Приезжает «КамАЗ» – я им трёшечку. Опять звонят: «Всё, сейчас играешь со «Спартаком» и остаёшься с нами». «Спартаку» мы проиграли в Москве 1:0. Мой гол чистый не засчитали. Опять ни звонка, ничего. После игры мне вручили 200 бутылок вина «Малезан» за первый гол в чемпионате. И ещё пятилитровую бутыль такого же вина. Поехали все ко мне, посидели. Что делать, вообще не знаю: куда лететь, куда идти? А потом думаю: «Да пошли вы». Ну что это такое? Детский сад. Нужен – не нужен. Поехал обратно в Новороссийск. — И снова травма всё испортила… — В середине чемпионата, видно, уже хроника началась. Задняя четырёхглавая мышца, переплетённая с сухожилием. Раз – бежать не могу. Это от спины всё пошло по цепочке. Как в машине механизм: если что‑то нарушилось, уже перекос. Опять же в ЦИТО. Уколы болючие. Около 10 штук сделали. Возвращаюсь. Тренер Олег Долматов: «Ну что, ты готов?» А к чему я могу быть готовым? Не тренировался, уколы делал. Выхожу на тренировку, а у меня нога вообще не поднимается. Он: «Чего ты там филонишь?» Говорю ему: «Вы что, травите? Вы знаете, что такое филонить?» Болельщики мне кричали: «Масалитин всегда солиден». Если я выходил играть, я всегда играл и никогда не филонил. У меня в природе такого нет, чтобы я стоял где‑то в стороне или ещё что‑то. Короче, поскандалили с Долматовым. — Сложный человек? — Он мне поначалу в рот заглядывал: я голы забивал. Травма случилась – и сразу я не нужен стал.  Любой пас – через любую защиту — Дальше вы неожиданно попали в туркменский «Копетдаг». — Брошин уехал туда и меня потом позвал. Зарплата нормальная, подъёмные дали. Приезжали на стадион, коров, верблюдов с поля убирали и играли. Едешь по Каракуму, думаешь: «Когда ж это закончится?» Экзотика, конечно. Первая игра – 6:0 выигрываем. Я четыре мяча забил. Ну и в каждой игре забивал по одному, по два. Финал Кубка. Играем с «Нисой». Кстати, её тренировал Курбан Бердыев. У них играл чернокожий защитник. Я открылся во фланг на первой минуте, и меня этот защитник завалил. Штрафной. Брошин подаёт, и я кладу – 1:0. Потом и второй забили. 2:0 выиграли. Меня признали лучшим игроком. Подарили телевизор, кувшин, папаху, халат и настоящего коня. Ну, естественно, куда я его дену? Остальное всё привёз. Правда, вазу тётушка разбила. — Каким Бердыев был в то время? — Он что‑то пытался выстраивать. Но чем отличаются игроки нашего поколения от нынешних? Как птица-говорун – умом и сообразительностью. У нас было столько мастерства (оно и осталось), что любой пас проходил через любую защиту. Когда есть мастера, они могут отдать куда нужно и тем более потом исполнить, бесполезно что‑то выстраивать. Мастера всегда найдут эту дырку. Как бы ты против Брошина или Масалитина ни играл. Ты со мной стоишь, смотришь, откуда идёт передача. Голову поворачиваешь, а я уже в 3 м. А там уже всё: расстрельная ситуация. Мне достаточно было двух секунд, чтобы я оторвался. И люди не понимали, как это, и до сих пор не понимают. «Та команда играла сердцем» — Давайте поговорим о вашем ярком возвращении в белгородский «Салют-Энергию» в 2001 году. — В 1984 году, когда я уходил из «Салюта», обещал корреспондентам, что вернусь. Перед Белгородом я провёл сезон в московской «Нике». Команда забила всего 42 мяча. Из них 33 – мои. Такая же команда, как «Салют-Энергия». Но всё‑таки уровень был повыше, потому что Москва. Президент клуба Николай Дмитриевич Головин сказал: «Мячей 10–12 забьёшь, я буду доволен». Начали обговаривать условия. Я попросил на три года контракт, через три года – трёхкомнатную квартиру. Он согласился. Зарплату попросил тысячу долларов. Он предложил 800 плюс премиальные. Договорились. Поехали на сборы. Посёлок Весёлое на границе Сочи с Абхазией. Приезжает туда всё руководство. Играем с Лисками. После первого тайма 0:0. Я во втором выхожу, отдаю две голевых передачи – 2:0. Вечером Головин меня вызывает, рвёт мой контракт и говорит: «Мы тебя берём голы забивать, а не передачи отдавать. Будем твой контракт пересматривать». В итоге про квартиру забыли. Никаких подъёмных. Зарплата: каждый месяц от 10 до 30 тыс. рублей (30 тыс. рублей тогда – это где‑то тысяча долларов). Премиальные за каждую победу – 15 тысяч. Был ещё один пункт в контракте. Поставили условие: наберёшь по системе гол плюс пас 40 очков – платим 5 тыс. долларов. Говорю: «Вы ещё мне клюшку и коньки выдайте». Они: «Зачем?» Я им: «Я вам что, Павел Буре набирать по столько?» Все, кто тогда приехал в «Салют», кроме меня, получили подъёмные или квартиры и решили все свои проблемы.    — Те условия, которые вам предложили, соблюдались? — Каждый месяц выплачивали 10, 15, 20 тысяч. 30 я ни разу не получал. Хотя всеми признавался лучшим. Первый круг заканчивается. У Сокола (нападающий Александр Соколов – прим. авт.) – 13 мячей, у меня – 4. Сидим с ребятами, говорю: «Второй круг закончится – я лучшим бомбардиром буду». Кто‑то поддержал, кто‑то посмеялся. В итоге назабивал я во втором круге 19 мячей. При этом всё было по‑честному. У нас было по 21 мячу. В последнем туре мы играли с «Калугой». Меня сбивают – пенальти. Соколов забивает. Игра идёт дальше. Сашка простреливает на меня – я забиваю. Остаётся 10–15 минут, и его меняют. Я тоже подхожу к лавочке и прошу меня заменить, чтобы быть в равных условиях. Меня оставили на поле. И как‑то мяч ко мне отскочил – я забил. Бегу к южной трибуне, сажусь на колено, голову преклоняю, и она вся встаёт и аплодирует! Я сейчас встречаюсь с болельщиками, и они часто вспоминают ту команду: она играла сердцем. И любовь, которую нам дарили зрители, ни за какие коврижки не купишь. — Правда, что на банкете в честь окончания того сезона вы подняли тост за самого плохого президента футбольного клуба? — За самого слабого. Перед банкетом отмечали несколько дней рождения, и мой тоже. Честно говоря, даже неохота было идти туда – не было настроения. Девятерых игроков признали лучшими, в том числе меня. Нам дали по 100 долларов. «Пойдите, купите что‑нибудь: стиральные машины, холодильники, телевизоры, дайте нам паспорта, а мы на банкете вручать будем». Я купил телевизор за 900 долларов. И мне же на банкете его вручали. Это нормально? Договаривался с президентом, что после сезона пойду Высшую школу тренеров оканчивать, мне всё это оплатят. Сезон закончился. Я к нему прихожу. Он мне: «За свой счёт».  Не заладилось с самого начала — Финалом вашей игровой карьеры стал грозненский «Терек». Вы уехали, но почти там не играли и вернулись. Почему? — Когда я ещё начинал играть в «Салюте», в воротах у нас стоял Роман Садыков. И в 2002 году он работал в «Тереке». Позвонил мне, пригласил. Озвучивает хорошие условия. Не хочу говорить, сколько денег. Но за эту сумму мне пришлось бы в «Салюте» лет пять-семь играть. Он спросил, есть ли ещё кто‑то. Я дозвонился до Димки Кузнецова (капитан ЦСКА в 1980-е – 90-е – прим. авт.). Через время встречаемся в Президент-отеле в Москве. Условия, повторюсь, очень хорошие предлагали. Тут уже закат карьеры не за горами. Конечно, хотелось бы отложить хотя бы на какое‑то время. Поговорили. Вышли с Димкой. Он: «Валер, я не поеду, у меня есть другой вариант, хоть и не такой денежный». И я поехал один. Заключаем контракт. Уже время прошло, сборы. И тут Роман мне просто режет все условия практически на треть. А завтра уже заявка. Он объяснил это тем, что тогда команды не было, а сейчас есть. Вот и условия изменились. Я команду уже не найду: с ними договорился, деваться некуда. То есть загнали в цейтнот и поставили в такие условия. Вот с этого момента роман с «Тереком» не заладился. Меня встречал там водитель. Заехали за Романом. Приехали на базу в Кисловодск. Пошли на ужин. Я водителю говорю: «Забери мои вещи и отнеси в номер». Роман мне говорит: «Валер, это начальник команды». Конфуз случился. Ну я ж не знал. Обычно начальники команд не встречают. Настроения не было, когда тебя, грубо скажем, надурили, сократили все условия. Ещё и один. По большому счёту к сезону я не был готов. Мне нужно было время, чтобы привести себя в порядок. А его не было. Я подошёл к тренерам и объяснил это всё. Мне нужно было около десяти игр.Выходил на замену. Потом играем на Кубок в Кисловодске с кем‑то. Сыграли 0:0, выиграли по пенальти. На игре было руководство. Видно, я им не понравился. И на следующий день мне купили билет. И после этого момента у меня наступило облегчение. Какой‑то груз был, нервозность. — Какие отношения у вас остались с Садыковым? — Я его знал с хорошей стороны. Отношения у нас остались нормальными. На футбольном поле я силён. Научился играть в футбол, отдаваться ему на 100 %. Но не научился в подковёрные игры играть. Никогда этого не понимал. Мне легче сказать в глаза. Где‑то это плохо, но потом ты знаешь, чего от этого человека ожидать. Первую часть интервью читайте по ссылке.