О тревожности и национальных особенностях
Приземляясь за последнюю неделю третий раз, я задумалась: почему при удачной посадке самолета пилотам аплодируют только в России (точнее, только у русских это принято)?
Я вспоминала свое командировочное прошлое, в котором я приземлялась где-нибудь в России более 150 раз, и каждый раз в салоне после посадки царила такая атмосфера, будто удачное приземление - это чудо, которого могло и не случиться. Хотя за все мои перелеты у меня ни разу не было аварийных ситуаций. Полагаю, что у моих соседей-пассажиров, лица которых выражали облегчение, так же не было в опыте авиакатастроф.
Еще вспоминала то, что самолет - это такая штука, куда ты садишься и все - дальше тебя этот аппарат несет по мало-знакомой из опыта среде под названием "небо", а управляет им всего пара человек, доступа к которым нет. Ну, то есть, нет возможности прийти к пилотам и сказать "Уоу-уоу, палехчи, я боюсь". Ты просто туда садишься и ничего не контролируешь.
Мне кажется, отсутствие контроля, это то, что может провоцировать разные реакции - кто-то выпивает во время полета, кто-то перед, кто-то совершает другие ритуалы, дабы снизить свою тревожность.
Еще есть такая фишка - бояться летать на самолете куда безопаснее и "понятнее", менее стыдно, что ли, чем тревожиться за те сферы своей жизни, в которых контроля нет, а тревога по этому поводу, блокируется какими-то убеждениями.
Например, боится человек за свой бизнес из-за нестабильной ситуации на рынке, но подстегивает себя: "я ж крутой бизнесмен, бояться нельзя, не время бояться и тревожиться".
В общем, там где нет контроля (и быть не может), но очень хочется его иметь - это отличное место для тревожности. Но т. к. "мы люди взрослые, поступаем рационально и правильно", то эта тревожность может вытесняться в одном месте и прекрасно себе размещаться в другом. И самолет - отличное для этого место. И в общем-то даже легальное для общественности. Бояться летать как-то более легально, нежели бояться, что не позвонит Люся или Клара Захаровна на работе наговорит про меня каких-нибудь гадостей.
Так вот, возвращаясь к апплодисментам и нам - русским.
Мне кажется, что русские - нация, у которой с молоком матери впитана готовность ко всему. На всякий случай. Даже если во всем мире крушение самолетов - это крайне редкое явление, русские на всякий случай готовы к тому, что это редкое явление может случиться. Ведь опыт жития в той среде, где что угодно может произойти (как очень хорошее, так и очень плохое) в любой момент, не проходит бесследно.
Я помню, как впервые оказавшись в очень дружелюбной среде, где все мне искренне улыбались, дружелюбно здоровались прямо на улице и желали при случае чего-то хорошего, я была в сильной тревожности. Я непроизвольно задумывалась "а в чем подвох?" и "к чему все это? Чего они от меня хотят? В чем подстава?". Я привыкла, что на улице в Москве мне так улыбались сектанты или дисребьютеры, которые хотели мне чего-нибудь продать. Когда я через неделю удостоверилась, что никакого подвоха в такой открытости и дружелюбии нет, а просто здесь так принято, я поразилась тому, на сколько для меня привычна вот эта вот хроническая настороженность и готовность ко всему. На всякий случай. А случаи разные со мной случались.
Более того, вернувшись после длительной поездки в Чехию, я попала в абсолютно зеркальную ситуацию. Я шла в метро и, встретившись глазами с кем-то на автомате улыбнулась и поздоровалась. Это оказался парень с психическим расстройством. Я это поняла после того, как он меня догнал и начал говорить так, что я поняла, что теперь вот так просто мне не удастся пойти по своим делам. Я очень вежливо извинилась и попыталась пойти дальше. Он меня снова догнал, и на этот раз просто насильно всунул мне в руку что-то со словами "пожалуйста, возьми. Ну пожалуйста, просто возьми". Я была так встревожена, что снова вежливо с ним распрощалась и побежала дальше, и только потом посмотрела что же он мне так настырно пытался передать. В моих руках оказалась карточка от метро на которой написано его имя и телефон. Мне стало грустно до слез от мысли, что, похоже, что я одна из очень немногих людей, кто ему улыбнулся.
В общем, к чему я это все.
Чем меньше в общественной среде структуры, предсказуемости, ясности в понимании что свое, что чужое (как в буквальном смысле, так и в психологическом), тем выше уровень тревожности. При чем, мне кажется, что не вкруживаться, не заражаться этой тревожностью, находясь в такой среде, очень-очень сложно.
Чем больше доверия к окружающим в том, что они безопасны, тем больше это поражает общую безопасность в среде.
Ощущение изолированности ("каждый сам за себя", "если сейчас не успею куда-нибудь прорваться/чего-нибудь ухватить, то останусь без всего") порождает так же тревожность и, что самое печальное, враждебность, деление на "своих" и "чужих". При чем, где "своим" может позволяться непозволительно много, а "чужие" при любых контекстах воспринимаются в штыки и настороженно без разбора. На всякий случай. Эдакая черно-белость.
Такие вот мои размышления в этот вечер.
P. S. Очень старалась не затрагивать политическую тему, но все же упомяну, что эти же механизмы актуальны в нынешней политической ситуаци