История глазами поволжского немца
Страх отразить тему поверхностно подвиг к тщательному изучению специальных материалов
Гузель Яхина считает, что второй роман должен быть принципиально не похож на первый – в этом и заключается самая большая сложность.
– Гузель, какое у вас было ощущение после ошеломительного премиального успеха романа «Зулейха открывает глаза»? Хотелось ли тут же взяться за новую вещь или, наоборот, наступил период некоторого опустошения?
– Конечно, ощущение опустошённости неизбежно. Некоторое время автор ещё живёт своим романом, герои продолжают существовать в его голове... Есть некий период расставания с текстом. Другое дело, мне в каком-то смысле повезло: сразу после завершения «Зулейхи» мне предстояла учёба на втором курсе Московской школы кино, поэтому пришлось буквально вытащить себя за уши из романа и начать писать сценарные истории в рамках учебной программы. Но когда книга «Зулейха открывает глаза» увидела свет и потом случилось премиальное продолжение, то это наложило определённую ответственность, с которой было непросто справиться и обратиться к новой истории в прозе – идеи на тот момент уже появились. Но в итоге притяжение первого романа было преодолено. И для меня очень важно, что второй роман «Дети мои» не похож на первый – получилась совершенно другая вещь.
– А как повлияло на вашу литературную судьбу получение столь престижных премий – «Ясная Поляна» и «Большая книга»?
– Премии прежде всего дают новых читателей, в том числе и читателей за рубежом, потому что появились переводы романа на разные языки. Могу сказать, что без интереса к моему творчеству как читателей, так и издателей второй роман вряд ли был бы написан.
– Отзывы критиков чаще радовали или огорчали? Сочли ли вы какие-то из замечаний по роману справедливыми? И вообще – критика больше помогает автору или вредит?
– Отзывы критиков не совпадали с моим видением романа, скорее наоборот. И это правильно, это здорово. Когда я читала отклики рецензентов и просто читателей, то сталкивалась с совершенно разными интерпретациями «Зулейхи», что меня порадовало. Когда текст может быть так по-разному интерпретирован, это означает, что он стал совершенно самостоятельным. Кто-то увидел в тексте продолжение традиций Солженицына и Шаламова, и мне это очень польстило, а кто-то – даже оправдание репрессий, потому что главная героиня обретает личное счастье именно в системе ГУЛАГа. Но вообще любая интерпретация больше говорит о том, кто интерпретирует, чем о том, что интерпретируется. Если критика профессиональная и умная, то, безусловно, она помогает автору, хотя бы для написания новых вещей. Если же критика слишком политически ангажирована, то я стараюсь таковую не замечать. Кстати, прозвучала достаточно острая критика в Татарстане, но она касалась скорее не литературных аспектов, а националистических и религиозных. Но фактом остаётся то, что первый перевод романа был осуществлён на татарский язык, и сериал будет сниматься тоже в Татарстане при поддержке администрации города Казани.
– Тема нового романа «Дети мои» – гонения на поволжских немцев. Но если «Зулейха» выросла отчасти из семейных воспоминаний, то откуда история, лёгшая в основу «Дети мои»?
– История романа «Дети мои» выросла из любви. Из любви к очень разным вещам. С одной стороны, к немецкому языку и немецкой культуре. Я же по первому образованию учитель немецкого языка и свободно говорю на нём... С другой стороны – любовь к Волге, которая была частью моего детства. Ещё – восхищение и страх перед первыми советскими годами. Вообще 20–30-е годы – время очень интересное. И вот на пересечении всех этих моментов и возникла история о поволжских немцах. Я долго не могла понять, как развивать сюжет. Изначально хотелось написать историю, увиденную глазами ребёнка. Сначала возникла идея передать её глазами татарского мальчика, который попадает в семью поволжских немцев, позже – глазами девочки, в семью которой вдруг попадает чужак – татарский мальчик... Однако потом я поняла, что тема настолько серьёзная, что для её осмысления детского взгляда будет недостаточно, и решила: главный герой должен быть взрослым. В начале романа ему за тридцать. Действие длится 22 года, поэтому в конце перед нами уже зрелый человек. В основе – история деревенского учителя, который претерпевает всевозможные неожиданные изменения судьбы: он внезапно обретает любовь, любовь трагическую, к женщине гораздо младше его, почти девочке, он остаётся на руках с новорождённым ребёнком, который ему неродной по крови, и вынужден его растить и воспитывать... И всё это на фоне большой истории. Именно она и двигает личный сюжет главного персонажа: 17-й год, Поволжье, с правого берега герой наблюдает всё, что творится в его колонии на левом берегу: он наблюдает, как туда приходят революция, Гражданская война, потом голод, раскулачивание, коллективизация, как появляются первые тракторы, которые, кстати, были разработаны и серийно выпускались в Германии.
– Не сложно было писать от лица мужчины? Всё-таки женское и мужское мироощущение совсем разное.
– Совсем не сложно. То есть сложностей было много, но другого плана. Основной вопрос встал такой: имею ли я право писать роман от лица поволжского немца? Мне казалось, что я не имею права это делать, и всё, что я пишу, – плоско и как-то опрощает тему... И главное – что сами немцы воспримут материал в штыки и будут правы.
– И как в итоге восприняли роман поволжские немцы?
– Могу сказать о рецензии Ольги Брейнингер, которая сама из российских немцев, – рецензия эта написана настолько прочувствованно, что развеяла мои сомнения. Кроме того, я уже встречалась с самими поволжскими немцами, теми людьми, которые хорошо знают свою культуру, традиции, историю, и они тоже отзывались хорошо. Страх отразить тему поверхностно подвиг меня очень тщательно изучить множество специальных материалов. Даже не удержалась и поразмышляла о ментальности, о мифологии поволжских немцев...
– А какие ставили себе этические задачи?
– Я не называю это некими этическими задачами. Скорее я чётко представляю темы, о которых мне хочется поговорить, какие-то вычёркиваю, а какие-то развиваю. То есть у меня всегда есть список тем. И плюс к этому есть список так называемых оппозиций, возле которых я двигаюсь, развивая романное действие. В случае с романом «Дети мои» – это оппозиция «свои» и «чужие». Например, ребёнок. Считать ли его своим, если он чужой тебе по крови, но ты его растишь? С другой стороны, «свои» и «чужие» народы. Поволжские немцы – это свой или чужой народ для России? Они полностью ассимилировались или так и остались чужими? Вторая оппозиция – отцы и дети. С одной стороны, конкретный отец – мужчина, который воспитывает своих детей. С другой – отец народов, который определённым образом относится к народам, живущим в его стране. Теория оппозиций, которую я использую, придумана не мною, её разработал Джон Труби.
– Недавно вы окончили Московскую школу кино и получили диплом сценариста. Применяете ли полученные знания на практике? И не мешает ли это написанию прозы?
– Вообще сценарное образование мне невероятно помогает. Это просто инструментарий для создания историй, который я получила в руки во время учёбы. Были приобретены определённые знания: например, как внешне выражать внутренние процессы. А это, кстати, довольно сложно. У меня вообще кинематографическое мышление: мне легче представить какую-то картинку, действие, чем внедрить в текст некое философское размышление.
Что касается совмещения, то писатель и сценарист – конечно, очень разные профессии. У меня есть опыт работы в сценаристике, и он неуспешный. Было несколько проектов, достаточно долгих и энергозатратных, которые ни к чему не привели, поэтому здесь мне похвастаться нечем. Может быть, поэтому я приняла решение отказаться от сценарных проектов в пользу романа. И написала «Дети мои». Есть уже и замысел новой книги...
– А тема какая?
– Отношение государства и личности на фоне большой истории. Ранние советские годы.
– Если говорить о жанре романа вообще, то как вам видится его будущее? В разное время так или иначе возникают разговоры о смерти этого жанра...
– Мне кажется, у романа стопроцентные шансы выжить. Какие-то далёкие прогнозы делать не берусь, но могу сказать, что мои знакомые, родственники обсуждают либо романы, либо сериалы. То есть людям нужен длинный нарратив, который можно примерить на себя, можно обсудить с друзьями, к которому можно вернуться. Со временем, наверное, сериалы потеснят роман, но как жанр роман, несомненно, останется. Сериал – это готовый продукт, и включать собственное воображение не требуется, а роман – это приглашение к сотворчеству, необходимость осуществлять духовную работу. И это всегда будет востребовано интеллигентными людьми.
– Когда вас выбрали в качестве автора Тотального диктанта, не испугала ответственность перед школьниками?
– Я очень обрадовалась, когда мне предложили стать автором Тотального диктанта. И счастлива, что поучаствовала в данном проекте. Хотя это заняло довольно много времени, но позволило познакомиться с огромным количеством интересных людей, а общение с филологами абсолютно уникально. Три тщательно проработанных текста на согласованную заранее тему были написаны специально для Тотального диктанта, для разных часовых поясов. Каждое ошибкоопасное место подробно комментировалось и разъяснялось специалистами. Потом, кстати, эти тексты вошли в роман «Дети мои».
– Как вы оцениваете состояние современной отечественной литературы? И конкретно – прозы? Кого из коллег цените?
– Оценивать состояние современной прозы я не возьмусь. Скажу так: всё, что выходит в «Редакции Елены Шубиной» – это всё, безусловно, интересно. Что касается моих предпочтений, то назову Евгения Водолазкина, Алексея Иванова и Людмилу Улицкую.
– Не могу не спросить и про классиков: кого чаще всего перечитываете и почему?
– Самые важные имена для меня – это Достоевский, Булгаков и Гоголь. Я перечитываю их, когда мне необходимо найти ответы на вопросы для написания своего текста. Когда создавала «Дети мои», перечитала роман «Идиот», «Вечера на хуторе близ Диканьки» и ещё пересмотрела фильм Тарковского «Андрей Рублёв». То есть я ищу какие-то универсальные ключи для совершенно разных вопросов. И чаще всего нахожу их.
Беседу вела Анастасия Ермакова
«ЛГ»-досье
Гузель Шамилевна Яхина родилась в 1977 году в Казани. Окончила Казанский государственный педагогический институт (факультет иностранных языков), Московскую школу кино. Автор романов «Зулейха открывает глаза» (2015) и «Дети мои» (2018). Первый роман переведён на 31 язык, в настоящее время экранизацией романа занимается канал «Россия». Публиковалась в журналах «Октябрь», «Нева», «Сибирские огни», «Эсквайр», «Сноб». Рассказ «Швайпольт» вышел отдельной книгой на немецком языке в издательстве «Katzengraben» (2017). Автор сценария короткометражного фильма «Подарок» (режиссёр Валерия Сарайкина, 2016). Лауреат премий «Звёздный билет» (2015), «Книга года» (номинация «Проза года», 2015), «Ясная Поляна» (2015) и «Большая книга» (2015). Финалист премий «Нос» и «Русский Букер» (2015), Премии Медичи (2017).