свечение земляники

31 мая встретит круглую дату Светлана Алексиевич, лауреат Нобелевской премии по литературе

«ЛГ»-досье

Мы, конечно, не знали, да и не загадывали, как всё будет, когда стали студентами журфака Белгосуниверситета имени В.И. Ленина в Минске. Ко второму курсу на основе симпатий и интуиции сложилась наша четвёрка – что-то влекло друг к другу. Нам с Николаем Толстиком повезло поступить сразу после школы, хотя тогда чаще брали с трудовым стажем и желательно по профессии. Он был у наших подруг – Светланы Алексиевич и Галины Черненковой. Они снимали комнатёнку возле аэропорта, мы с Колей жили в общежитиях. Вечерами частенько собирались у девушек и под плодово-ягодное вино (незабвенный «Солнцедар») или болгарскую «Гымзу» разговаривали, спорили, обсуждали газетные статьи и книги.

Мы были чисты и верили в завтра. И были вместе все годы учёбы.

После защиты дипломов каждый пошёл своим путём. Николая призвали на службу лейтенантом, потом он вернулся в журналистику; Галина оказалась в Магадане, где работала на телевидении, воспитывая дочь, которую теперь знают, как исполнительницу Диану Арбенину. Я уехал в Киев, потом в Москву. Светлана осталась в Белоруссии.

Но всё это будет потом. Как будут годы и целые десятилетия, особенно после развала СССР, когда вместе мы не собирались ни разу.

А тогда была счастливая студенческая жизнь. После второго курса мы со Светланой по­ехали на практику в редакцию газеты «Гродненская правда». Гродно притягивал как самый запад республики, старинный, почти польский город на Немане, вблизи литовского городка Друскининкай с его красотой и галереей картин всеми нами любимого Чюрлёниса. Почти Европа.

Только «свидомым» украинцами теперь кажется, что в советское время притяжения Европы не было, а люди в СССР были во всех проявлениях совки-совками.

Но не только магия старины и цивилизации влекли в Гродно. Главное, там в то время отбывал, можно сказать, ссылку писатель Василь Быков, которого мудрый руководитель БССР Пётр Миронович Машеров отправил от греха подальше с глаз московской критики: осознавал его талант и щадил нервы. Быков был прикомандирован к «Гродненской правде» как литконсультант, но в редакции фактически не появлялся. Я с ним виделся лишь раз, увидел живые письма поддержки в его адрес Александра Твардовского. Светлана, видимо, бывала у него чаще – могу это предположить, поскольку потом Быков сыграет свою роль в её судьбе.

Однако нам и так скучать не приходилось. Светлану определили в отдел партийной жизни, меня – в сельскохозяйственный, хотя я ничего в этом не понимал, а хотелось. К тому же летом, в пору уборки урожая, тут всегда не хватало народу, лишнее перо не мешало.

Мы ездили по районам обычно вдвоём, каждый со своим редакционным заданием. Помню, как-то посещали какой-то колхоз, ферму, и я восхитился одной крупной коровой. Председатель хмыкнул в кулак, а Света от души захохотала: корова ведь была быком. Ну да ладно...

Главное – мы были друзьями, которым хорошо вместе.

Однажды поехали в район, по-моему, Щучинский. Я делал репортаж с жатвы, а Света должна была написать о каком-то парне – я и не знал, о каком. Я мотался по полям, она собирала свой материал. Вечером сказала, что хочет пойти на местное кладбище. Я пошёл с нею. По дороге рассказала, что нам надо найти могилку этого парня.

Ему было лет 17–18. Оказалось, его застрелил из ружья местный браконьер, которого мальчишка застал за глушением рыбы. Истекая кровью, мальчишка умер – не успели довезти до больницы.

Могилка была скромной, неухоженной, с покосившейся табличкой, еле нашли.

Потом вышел репортаж Светланы. Не могу забыть его всю жизнь. Она очень трогательно описала историю пацана, плакать хотелось, читая. Такое тогда не очень-то приветствовалось на газетных страницах. Особенно поразило, как она подметила, что у забытой могилки пробились сквозь землицу ягоды лесной земляники, будто светящиеся капли крови.

Вот сколько лет прошло, а помню.

Всё это было неслучайно.

В середине 80-х мы встретились со Светланой в Москве, где я тогда работал в ЦК ВЛКСМ, а она получала у нас в актовом зале премию Ленинского комсомола за книгу «У войны – не женское лицо».

Кто читал её, тот наверняка поразился тому, что в ней собрано, этим рассказам женщин, прошедших через Великую Оте­чественную войну. А я тогда, на вручении премии, поразился облику самой Светланы, которая, конечно, была счастлива, что удостоена награды, а спектакли по её книге идут в театрах страны, даже в «Современнике». Но книга высосала её, добавив седины и морщин.

О том, что она пишет о женщинах войны, я раньше узнал не от неё даже, а на вечеринке у поэта Игоря Шкляревского, на которую меня привёл поэт Пётр Кошель, выходец из Белоруссии, живший тогда в Москве. За столом оказался писатель Алесь Адамович. Выпили, конечно, немало, и тут Адамович узнал, что мы с Алексиевич однокурсники. Он просиял, видно было, что упоминание о Свете ему в радость. И рассказал, над чем она работает.

Позже я узнал, что два-три года Светлана ездила по Белоруссии, по другим местам, записывая рассказы женщин: сотни встреч, сотни душераздирающих историй, сотни трагедий и испытаний, море слёз. Но поездки – это и деньги, немалые расходы. Именно Адамович и Василь Быков с друзьями-писателями помогли Светлане решить материальные вопросы. Они поняли, что это будет за книга, и поняли, что Светлана осилит.

Значит, звезда правильно взошла в своё время, когда мы выбрали для студенческих практик «Гродненскую правду»...

Спустя много-много лет короткое сообщение в утреннем эфире «Вестей FМ»: Нобелевской премии по литературе за 2015 год удостоена Светлана Алексиевич. Шестой русско­язычный писатель после Бунина, Пастернака, Шолохова, Солженицына, Бродского.

Сообщалось всё крайне скупо.

Я листал потом Википедию, глядя, кто, когда, из каких стран был отмечен ею. Я знал, что премия неоднозначна, что кого-то из великих она в силу разных причин миновала, а кого-то отмечали, не поймёшь за что. Как знал и то, что многие годы Светлана жила то в Европе – в той жизни, краешка которой мы коснулись в юности на границе с Польшей, то в Минске. Что критически относится к происходящему и в Белоруссии, и у нас в России. Что многие считают: присуждение ей премии – чистая политика. Что она чуть ли не агент недружественных русским сил и т.д., и т.п. Кое на каких наших сайтах её даже нет в нобелевском списке, а славная пятёрка (без неё) называется «русские писатели лауреаты»… В том числе эмигрант Бунин…

Наверное, каждый имеет право видеть картину так и под таким углом, какой считает для себя правильным.

После вручения премии (да и раньше) Светлана раздавала множество интервью. Многие я читал – их мне регулярно направлял по электронной почте друг Николай Толстик. В одном интервью очень ругала жизнь на сибирских территориях. Я не раз бывал в тех местах, видел, какие происходили изменения, хотя жизнь всё же для многих людей по-прежнему трудна. Но это не мрак и не видеть этого, тем более писателю, странно.

Я думал про себя: «Светка-Светка, что ж ты несёшь? Господи, почему так застило тебе глаза? Почему видишь только пол-яблока? В чём причина?»

Я не знал и не знаю ответа. Со многим не соглашался, но не мог осуждать её. «Не судите и не судимы будете». Охаять легче, чем понять.

Прожив уже много лет, повидав всякое, в том числе измены, предательства, «корректировки» взглядов, я в глубине души не сомневался и не сомневаюсь: она, Светлана, уж точно не инструмент в чьих-то грубых руках. Гены не те. Не могу забыть свечение алой земляники, которое она когда-то заметила. И имя у неё не случайное – Светлана. От слова свет. А свет порой закрывают тучи, но он, если идёт изнутри человека, всё равно пробивается, и именно он и есть его суть.