Врач Иван и почтальон Иван
Статья от 2015-12-22
...Знакомые назвали их «два Ивана». «Два Ивана — соседи». «Два Ивана — закадычные друзья, они даже в школе вместе учились и сидели бы за одной партой, кабы не запрет учителя». «Два Ивана начали работать на Новолипецком металлургическом комбинате, теперь мы их редко увидим, они частенько на сверхурочные смены остаются». «Два Ивана решили не эвакуироваться на Урал вслед за цехами завода, они ждут повестки на фронт, хотя имеют бронь». «Два Ивана проходят медицинскую комиссию»...
И вдруг Иванам пришлось расстаться. Комиссия (она была назначена из-за того, что оба добровольца, явившись в военкомат с просьбой отправить их на фронт, очень сильно кашляли) признала годным к службе лишь Ивана Петровича Полетаева. И Ивана Никитича Полухина (даже фамилии на одну букву!) на фронт не взяли. У него обнаружили туберкулёз лёгких в закрытой форме, который он прежде считал обычной простудой.
«Знакомый с медицинским делом»
Иван Полетаев, которому на ту пору исполнилось двадцать четыре года, ушёл воевать с фашистами. Его направили в тринадцатую армию, занимавшую фронт в полосе Ефремов-Волово. Эта армия насчитывала всего около десяти тысяч человек: малочисленными были дивизии, полки, здесь требовались люди. Иван получил назначение в 121-ю стрелковую дивизию, где должен был служить (она вела бои на территории Воловского и Тербунского районов), как случилось непредвиденное. Его часть попала под обстрел немцев. Военный врач и две медсестры погибли. А раненых было не счесть, и всем требовалась помощь.
Командир дивизии, наскоро построив солдат, спросил:
- Кто из вас, товарищи бойцы, знаком с медицинским делом?
Надо сказать, ещё до начала войны Иван учился на медицинских курсах. Он не собирался всю жизнь работать на заводе, его по-настоящему манила профессия врача. Но в Липецке не было медицинского вуза, а ухать в другой город Иван не мог: ухаживал за больной матерью. Поэтому и пошёл работать на завод, отложив мечту на будущее.
И сейчас он оглянулся на бойцов: может быть, среди них есть врач или кто-то, знакомый с медицинским делом? Но товарищи молчали. Тогда Иван вздохнул и сделал шаг вперёд.
- Сейчас окажешь раненым первую помощь, отправишь их в госпиталь, потом какое-то время побудешь в другой части, наберёшься опыта у врачей и вернёшься к нам, - сказал командир. Видимо, он понял, что Иван только знаком с медицинским делом, не более.
Так Полетаев и сделал. Первую помощь он оказал грамотно и довольно уверенно: на курсах этому уделялось большое внимание. А по-настоящему приступить к своим новым обязанностям Ивану пришлось очень скоро. Осенью 1941 года при обороне Воловского района в первом же бою оказалось много раненых. Более двадцати человек он вынес на себе с поля сражения. Каждому нужна была помощь. И Иван оказывал её, как мог, как позволял его небольшой опыт. Учиться врачебному искусству на поле боя — задача огромная по своей сложности, ведь процесс обучения — без права на ошибку. Но, видимо, и это в силах человека.
Особенно запомнился Ивану один светловолосый юноша, которому пуля «прошила» ногу и застряла где-то в мышце, около кости. Иван знал: пулю надо обязательно вытащить, последствия могут быть плохими — от дальнейшего разрыва мышцы и до гангрены. Но скальпель брать в руки было очень страшно и непривычно. Да и ни снотворного, ни сильного обезболивающего в тот час в сумке у Полетаева не было. Он налил юноше полкружки спирта и посоветовал:
- Закрой глаза. Десять минут потерпи — и я вытащу твою пулю.
Стараясь унять дрожь в руках, Иван стал орудовать скальпелем. Боец сильно стонал, но изо всех сил пытался не дёрнуть ногой, и это терпение придавало неопытному хирургу силы.
В это время где-то уже совсем недалеко загрохотало, заскрежетало.
- Танки подходят! - простонал боец. - Наши бьются, у нас сил мало и людей, а я тут лежу... Быстрее, пожалуйста!
Но Полетаев и так торопился, как мог. Вот она, пуля. Иван вытащил её и принялся зашивать рану.
- Всё! Скоро плясать будешь и меня вспоминать! - пообещал он и вдруг увидел чёрную взрывную волну, поднявшуюся из земли совсем рядом. Увидел, но не услышал: скорость звука меньше скорости света, чтобы услышать увиденное, надо прожить ещё несколько мгновений. А Иван уже потерял сознание...
Почтальон Иван
Иван Полухин остался дома. Врач назначил ему лечение: хорошее питание, отдых по-возможности, прогревание. Но разве мог он, молодой человек, оставаться спокойным и выполнять предписания врачей, когда стране грозила такая великая опасность?
Доменный цех завода, где прежде работал Полухин, уже эвакуировали на далёкий Урал. И Иван начал работать почтальоном — здесь отчаянно не хватало рук. Днём он разносил письма и военные газеты, а вечером и ночью работал в пекарне — там тоже нужна была помощь. Из трёх предписаний Полухин добросовестно выполнял только третье — прогревание. Потому как, таская письма и отматывая пешком километры, он согревался. А уж когда попадал в пекарный цех — там находился, будто в бане. Но что касается питания и отдыха...
В первое время почтовая сумка Ивана была очень тяжёлой: письма, письма, а газет совсем немного. Но с каждый военным днём писем в сумке было всё меньше, а газет, наоборот, всё больше. Вот тогда-то и столкнулся Иван с самым тяжёлым в работе почтальона — с ожиданием писем от отцов, мужей, братьев. И, конечно, с похоронками.
Однажды на улице его остановила очень старая, тяжело опирающаяся на палку женщина, которую он не знал по имени, но которой тоже приносил почту:
- Милый, от сыночка моего ничего нет? ОТ Козьякова Саши. Так, наверное, и умру, не дождавшись. Ведь девяносто третий год пошёл.
Иван раскрыл сумку, принялся перебирать письма. И увидел на на самом дне похоронку с фамилией «Козьяков». На мгновение замер, а потом, как мог, спокойно сказал:
- Нет, бабушка, ничего пока нет.
Вернувшись домой, Иван прочитал печальный документ. «Геройски погиб...» Отдать бабушке? Но перед глазам встал её образ: сухонькая, с палочкой, тяжело ходящая, живущая одной только надеждой... Иван сел за стол и принялся писать: «Здравствуй, мама! Нахожусь в госпитале, поэтому за меня пишет мой товарищ. У меня всё хорошо, ранение нетяжёлое, но пока придётся полежать. Письма будут приходить редко: ранило в руку, сам писать не могу. Не волнуйся...»
Он не знал, на «ты» или на «вы» обычно обращался Саша Козьяков к своей матери. Не знал его лица, возраста, характера, почерка наконец. Он писал очень скупыми фразами, по которым нельзя было бы догадаться о поддельности весточки. Но иногда ему казалось, что Саша Козьяков — это он, Иван. И что у него действительно ранена рука, которая заживёт не скоро...
Мать Саши, имени которой Иван так и не узнал, умерла примерно через год. При каждой встрече она уважительно кивала Ивану. А он за это время написал ей три письма: два — из «госпиталя» и одно — с «фронта». Правда, и здесь придумал какую-то причину, объясняющую чужой почерк. Она умерла со спокойным сердцем, зная, что сын уже обрёл некоторый военный опыт.
Вскоре в сумке Ивана оказалось извещение о пропаже без вести Ивана Полетаева. Полухин отнёс его матери своего друга со словами:
- Вот... Но я верю: он жив!.. Может, в плену...
И Иван Полетаев действительно оказался жив. Только выяснилось это позже, когда Полухин уже поправил своё здоровье и ушёл на фронт. Поэтому о судьбе друга он узнал уже после войны.
А тогда, в 1942 году, Иван Полетаев написал домой письмо, в котором рассказал, что после контузии своя часть его сразу не нашла — Ивана засыпало землёй. Его случайно обнаружили солдаты другой части, потом отправили в госпиталь, где он пробыл довольно долго. А потом Иван вернулся на фронт, но уже в другую часть. Так и произошло это печальное недоразумение.
...Два Ивана встретились уже после нашей Победы. Только их больше не называли, как прежде. Теперь их величали по имени-отчеству.
Иван Петрович Полетаев не стал врачом, он выбрал путь военного и ушёл в отставку в звании подполковника. А Иван Никитич Полухин долгое время работал железнодорожником. Но в начале девяностых сказалась-таки пережитая болезнь лёгких — Иван Никитич умер. А Иван Петрович пережил друга на двенадцать лет.
На фото Иван Полухин - в центре