Игорь Панкратенко. Мятежный Синьцзян. Что хотят архитекторы войны?

«Религии Востока имеют глубокие корни. Их духовные основы никогда не придут в согласие с коммунистическим атеизмом и материализмом. И это создает их общую связь с нашими интересами», — заявил в 1950 г., вскоре после провозглашения Китайской Народной Республики, Джон Фостер Даллес. Эти слова американского стратега, одного из тех, кому Америка обязана своим глобальным доминированием, можно считать точкой отсчета политики в «уйгурском подбрюшье» Пекина, которую и по сегодняшний день проводит Вашингтон. Ожидается, что теперь эта политика должна окупить все вложенные в нее усилия и финансы. Под знаменем исламизма уйгурские сепаратисты вступили в борьбу против китайского проекта «Пояс и путь» — экономического «Пояса шелкового пути» и «Морского шелкового пути XXI века». Гибридная война в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) — наиболее оптимальная форма экономической войны Запада и его союзников против КНР, когда чужими руками уничтожается опасная для американского доминирования стратегия конкурента. Когда речь заходит о сепаратизме в Китае, то первое, о чем вспоминают, — Тибет и уйгуры. Несмотря на то, что США поддерживают оба этих проекта, между ними есть принципиальная разница. Тибетский сепаратизм, по сути своей, — моральные страдания и умствования тамошних «интеллигентов», не желающих понимать, что их родина в экономическом отношении совершенно Америке не нужна, а «западные ценности» в виде бытового комфорта и уровня потребления в условиях бесплодной горной пустыни, холода и кислородного голода, существования только на всем «привозном» — попросту невозможны. Иное дело Синьцзян или, как называют его местные сепаратисты, «Восточный Туркестан». В недрах — 21 млрд тонн нефти, 10 трлн кубометров природного газа (четверть общекитайских запасов), 40% всего угля страны и залежи редкоземельных металлов. Однако главное — геостратегическое и геоэкономическое значение СУАР. Это торгово-коммуникационный узел, ключ к сухопутной части проекта «Нового шелкового пути». Через него проходит единая телекоммуникационная супермагистраль Шанхай — Франкфурт-на-Майне. На этой территории может быть замкнута сеть транспортировки газа и нефти из Каспия в Азиатско-Тихоокеанский регион. Через Синьцзян в Европу по построенной в 2012 г. железной дороге, объединяющей Казахстан, Россию, Белоруссию, Польшу и германский Дуйсбург, экспортируется электронная продукция заводов города Ухань. И, наконец, СУАР — это ворота в Пакистан, путь к Индийскому океану. В Синьцзян течет «золотая река» инвестиций из Пекина. За пятилетку, с 2010 по 2015 год, туда вложено около 2 трлн юаней, строятся шесть аэропортов, 8,4 тыс. километров железных дорог и 7,155 километров автомагистралей. Среднегодовой рост ВВП СУАР уже десять лет не опускается ниже 10%, а в 2012 г. даже превысил среднекитайский уровень — 12% или $119 млрд. Гарантирует ли экономический рост социальную стабильность? Только не в случае с Синьцзяном. В начале нынешнего года Си Цзиньпин провел заседание Постоянного комитета Политбюро по СУАР, а следом прошли закрытые совещания партийного актива на местном уровне. И на самом «верху» китайской компартии, и на собраниях «низов» речь шла только об одном — как предотвратить дестабилизацию Синьцзяна, как добиться лояльности уйгурского населения и лишить сепаратистское подполье социальной базы. Рецепт, казалось бы, прост и лежит на поверхности: «кнут и пряник», сочетание социально-экономических мер по повышению благосостояния уйгуров с жестким силовым воздействием на террористов, сепаратистов и миссионеров исламизма. Местное население убеждено, что Пекин относится к СУАР как к колонии, выкачивает ресурсы и ничего не дает взамен, мол, блага от инвестиционного потока достались только и исключительно «понаехавшим» сюда ханьцам. Пекин будет строить новые предприятия и даже квотирует на них не менее 25% рабочих мест для уйгуров. Увеличивает количество стипендий для национальных кадров и величину социальных пособий. И одновременно с этим (в отношении террористов и их пособников) аресты, смертная казнь за теракты, контроль за проповедями в мечетях и запрет на паранджу, одежду для уйгуров совершенно не свойственную, но получившую в последние годы широкое распространение. Принимаемые руководством страны меры дают слабый эффект. И главная причина заключается в том, что за последние пять лет под влиянием «внешних игроков» уйгурский сепаратизм стремительно мутировал. Его идеи тесно сплелись с радикальным исламизмом, активная информационная кампания извне обеспечивает постоянный приток в террористическое подполье уйгурской молодежи. А само это подполье под «чутким руководством» иностранных кураторов постоянно совершенствует тактику как повседневной деятельности, так и осуществления террористических атак. Уйгурский сепаратизм сегодня представляет собой трехуровневое явление. Эти уровни, на первый взгляд, никак не связаны между собой, но на самом деле — это звенья одного целого. Фасад — весьма благопристоен. Своеобразный «экспортный» вариант, предназначенный для предъявления американской и европейской публике, ценящей в «борцах за свободу» культурные манеры и приверженность идеалам демократии. Фасад — это Всемирный уйгурский конгресс со штаб-квартирой в Мюнхене и проживающим в США лидером — Рабией Кадир, которую в 2007 г. принимал в Белом доме Джордж Буш — младший. $215 тыс. официальной помощи от Госдепартамента ежегодно. Причем с полного одобрения Конгресса, который в том же 2007 г. принял резолюцию о том, что сепаратисты отныне — «Движение за национальное самоопределение уйгурского народа», а китайское правительство обязано изменить свою политику в отношении СУАР. К деньгам от Конгресса идет дополнительное финансирование через Национальный фонд США поддержки демократии, который, помимо прочего, спонсировал беспорядки в Тибете 2008 г. и «зеленую революцию» в Иране 2009 г. В единую копилку также вносится и сбор добровольных пожертвований через Американскую ассоциацию уйгуров, возглавляемую Рабией Кадир. Получаемых через эти каналы денег хватает и на издание печатной продукции, и на конференции, собирающие сотни делегатов со всего мира, и на поддержку филиалов, действующих в Великобритании, Турции, Австралии, Швеции и Канаде. За этим фасадом — темнота, то есть самые благоприятные условия для комбинаций саудовской и турецкой разведок. Спецслужбы Анкары обеспечивают каналы связи сепаратистов с внешним миром, снабжая их документами и открывая коридоры для посещения других стран. В октябре прошлого года власти Малайзии задержали 155 уйгуров, которые прибыли в страну с фальшивыми турецкими паспортами. Это лишь один из эпизодов, поскольку данная деятельность поставлена на поток, и в ней задействованы даже такие, казалось бы, авторитетные органы, как Управление Верховного комиссара (УВКБ) ООН по делам беженцев. В 2012 г. филиал УВКБ в Киргизии оказался в эпицентре скандала с выдачей паспортов активистам «Исламского движения Восточного Туркестана», но турецким спецслужбам удалось скандал быстро замять, и эта история не получила продолжения. Спецслужбы же саудитов действуют в СУАР традиционными и привычными методами — эмиссары под видом исламских миссионеров, деньги на реконструкцию мечетей, стипендии для обучения в исламских заведениях студентов и «курсы повышения квалификации» для местных, лояльных саудитам, проповедников. С 1961 по 2001 г., пока китайские власти не спохватились, в Саудовской Аравии успели пройти обучение, а затем и подготовить уже в самом Синьцзяне смену из молодежи — 652 человека. Причем 76% всех обучавшихся пришлось именно на конец 1990-х — начало 2000-х гг., когда формирование «уйгурского подбрюшья» и активизация тамошних исламистов приняли новый размах. В качестве каналов связи со стремительно радикализующимися уйгурскими сепаратистами-исламистами саудиты активно используют благотворительные мусульманские фонды, деятельности которых в СУАР до недавнего времени китайские власти не уделяли должного внимания. Однако вполне респектабельный, на первый взгляд, Всемирный уйгурский конгресс и даже деятельность спецслужб Анкары и Эр-Рияда — лишь надстройка над сепаратистским подпольем СУАР, которое, как и положено любому подполью, запредельно жестоко и напитано кровью жертв. Именно его группировкам отводится роль ударных отрядов по срыву проекта «Пояса шелкового пути», вызывающего серьезные опасения на Западе, в Анкаре, Эр-Рияде и даже в Нью-Дели. Тактические детали, структура и перспективы, а также региональные связи уйгурского подполья в Афганистане, Пакистане и Средней Азии — тема отдельного и большого исследования. Сейчас же важнее всего то, что это подполье стремительно развивается. Его атаки становятся все более изощренными и уже вышли за пределы СУАР. Сепаратистам удалось организовать систему самофинансирования, обложив «налогом на джихад» уйгурских предпринимателей. Подполье развернуло кампанию по запугиванию тех влиятельных среди уйгуров лиц, кто поддерживает китайские власти. Яркий пример — демонстративное убийство летом прошлого года 74-летнего имама крупнейшей в Китае мечети «Ид Ках» Джумы Тахир, которого на глазах прихожан зарезали сразу после утренней молитвы. Параллельно с официальной пятилеткой по развитию Синьцзяна сепаратистами было создано свыше 90 опорных баз. Около 300 уйгуров воюют сейчас в рядах «Исламского государства». «Халиф» Абу Бакр аль-Багдади летом прошлого года призвал к борьбе за освобождение угнетаемых Китаем «мусульман Восточного Туркестана», а на изданной «Исламским государством» карте Синьцзян обозначен как часть «халифата». К «освобождению» уйгуров от «китайского ига» призывает и «Аль-Каида». Нет сомнений в том, что у Пекина хватит политической воли и решимости для сохранения контроля над СУАР. Возникни такая необходимость, власти будут действовать с максимальной жесткостью. Но в том и заключается цель противников «Шелкового пути» — отпугнуть возможных участников и сделать для Китая издержки по его созданию неприемлемыми.