Стас Намин: Сейчас мы ищем новые театральные формы, новый изобразительный язык
– Как вы оцениваете бытование жанра мюзикла в нашей стране?
– Сегодня в России есть два вида мюзикла. Первый придумали и развивают на Бродвее. И в Москве есть театральная компания, которая очень достойно занимается именно этим направлением, – Stage Entertainment. Они арендуют площадку в Московском дворце молодёжи, где показывают мировую классику мюзиклов на высоком уровне. Второй – драматический мюзикл – то, что делаем мы. Остальные попытки, как мне кажется, и не дотягивают до уровня Бродвея, и не претендуют на драматургию.
– Насколько я понимаю, вы сочетали традицию русского театра и мировую традицию мюзикла, так получился драматический мюзикл – феномен не только в культурном пространстве России, но и за её пределами.
– В общем да, драматический мюзикл, наверное, совсем новое направление музыкально-драматического искусства. Подобного, кажется, не было ни в нашей стране, ни за рубежом. Как бы там ни было, когда мы отправились с гастролями в США, то в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке нас ждал успех – нас назвали в пятерке лучших трупп мира, исполняющих мюзикл «Волосы» (русская версия, постановка 1999-го – первая для театра музыки и драмы – прим. авт.).
– К слову, о труппе. Вы собрали её по принципу tripletrack – синтез музыки, танца и драматического искусства. Как вам это удалось, ведь тогда система нашего театрального образования не предполагала подготовку актёра-универсала (сегодня сам Намин ведёт курсы музыкального театра в ГИТИСе и музыкального образования в МГГУ имени М.А. Шолохова – прим. авт.)?
– В мире актёрский универсализм – явление обычное: все актёры играют, танцуют, поют. К примеру, несколько лет назад приезжал Ричард Гир, и вместе с «Цветами» вполне профессионально играл на гитаре и пел рок-н-ролл. В России по-другому. Так сложилось, что в большинстве наших театров поют романсовым голосом. Вроде бы актёры поют, но про них нельзя сказать, что они – профессиональные современные вокалисты. И, безусловно, когда 15 лет назад я формировал труппу, трудно оказалось найти универсальных артистов. Но всё же вполне реально.– Вы упомянули рок-мюзикл «Волосы». Пишут, что на ваше решение создать собственный театр повлияла постановка «Волос» Майкла Батлера (выдающийся американский театральный продюсер – прим. авт.), ставшая для вас откровением. Были ли с тех пор спектакли, которые сходным образом поражали вас?
– «Волосы» Батлера впечатлили меня своим простым и искренним изобразительным языком – подобного я никогда не видел. Для своего времени он, как и опера «Иисус Христос Суперзвезда» Эндрю Ллойда Уэббера, был революционным. Тем более такого не существовало в нашей стране. У нас мюзиклом называли то, что к нему в мировой практике отношения не имело. И мне захотелось сделать мюзикл в его международном понимании, но с поправкой на русские театральные традиции.Если говорить о спектаклях, которые я высоко оцениваю, то великолепных работ очень много.
– А в отечественных театрах есть постановки, которые, на ваш взгляд, дотягивают до мирового уровня?
– Больше всех меня впечатляет Дмитрий Крымов (руководитель творческой Лаборатории в московском театре «Школа драматического искусства» – прим. авт.). С моей точки зрения, он лучший режиссёр страны, а может быть, один из лучших в мире на сегодняшний день. Что касается мюзиклов, то это произведения Геннадия Гладкова. Он великолепный композитор с хорошим вкусом, что довольно редко сочетается. Классик советского мюзикла, единственный, кто в то время создавал полноценные мюзиклы, лишённые пошлости. Для детей мы поставили его «Бременских музыкантов» (2010). В 2013-м мы вместе с ним представили его новый мюзикл для взрослых «Пенелопа, или 2+2».
– Гастроли театра музыки и драмы в Белгороде открыл «Портрет Дориана Грея» по роману Оскара Уайльда. В 2010-м, когда вы поставили этот мюзикл, состоялась его мировая премьера. Как вы обратились к этому материалу?
– Американский композитор Рэнди Баузер написал музыку и стихи. От Майкла Батлера он узнал о нашем театре и, заинтересовавшись тем, что мы делаем, предложил нам мировую премьеру и свои материалы для постановки. Мы оценили сочинение Баузера и, доработав текст до точного соответствия уайльдовскому, создали «Портрет Дориана Грея» на русском языке.
И, разумеется, невероятно интересно работать с текстами Оскара Уайльда – его ракурс раскрытия вечной темы в искусстве – противостояния добра и зла – потрясает своей неординарностью. Противостояние это идёт внутри героя Дориана Грея. В нём живёт желание исправиться, но одного желания оказывается недостаточно. Он умирает от отсутствия любви. И эта его смерть в финале и есть, с позиции писателя, добро.– Как раз хотела спросить о вашей интерпретации...
– Смотря что вы называете интерпретацией. Мы сделали мюзикл так, как Уайльд написал, не переиначивая его текст и точку зрения. Интерпретация идеи, по-моему, неуважение к автору. Зачем тогда брать серьезного классика? Если у тебя есть какие-то оригинальные мысли, то не цепляйся за великих и не уродуй их произведения, а напиши сам!
– Но ведь в данном случае Уайльд как автор романа – субъект с одним культурным опытом, а вы как автор мюзикла – с другим, и в силу этой разницы можете считывать смыслы «Портрета...» в несколько ином ключе?
– Если я открыл в произведении другой смысл, то должен своей интерпретацией это доказать. Не просто взять и сделать по-другому, абсолютно ни на чём не основываясь, а потом сказать: «У меня такое видение». Мне нужно этот другой смысл точно сформулировать, то есть словами же Уайльда так всё показать, чтобы было очевидно, что он имел в виду другое. Но в «Портрете...» я ничего другого не вижу. Уайльд совершенно чётко обозначает свою идею. Однако приведу пример одного из моментов, в котором выразилось режиссёрское видение, не противоречащее авторскому. Как вам кажется, в произведениях Уайльда присутствует юмор?
– Безусловно.
– Действительно, у Уайльда очень много юмора. А вот в конце «Портрета...» его нет. А я его туда привношу, не меняя уайльдовскую позицию. Это в стиле писателя. Если, скажем, у Льва Толстого юмор не так часто встречается, то введение его, к примеру, в «Войну и мир» выглядело бы, по меньшей мере, странно. А для Уайльда, мне показалось, это органичным.
– Для белгородских детей вы приготовили замечательный мюзикл «Бременские музыканты». Его особая прелесть – в интерактиве, что позволяет ещё больше вовлекать ребят в происходящее на сцене. А в вашем театре работают театральные педагоги?
– Да, мы уделяем этому внимание. У нас в театре есть детская театральная студия. Очень интересная. Там преподают в основном актёры нашего театра, но не только. Если вы поищите в сети видео с песней «Дай миру шанс», то увидите наше совместное выступление с маленькими артистами этой студии.– «Битломания» – завершающая белгородские гастроли постановка. Её форму вы определяете как музыкальные граффити. В чём специфика этой формы?
– Жанр «Битломании» не обычный – это и не драматический спектакль, и не мюзикл, и не концерт. Мы решили, что это похоже на уличные зарисовки, как бы живые видеоклипы на песни Битлз. Поэтому придумали жанр «музыкальные граффити».
– Наверняка «Битломания» особенна для вас, учитывая, что музыка «ливерпульской четвёрки» – музыка вашего поколения, а в вашей биографии достаточно фактов, так или иначе с ними связанных?
– Естественно, я воспитывался на The Beatles. И, естественно, знаю их музыку наизусть. И мне было любопытно обнаружить, что она оказалась такой же близкой совсем другому поколению – людям 23–25 лет. Они не застали «ливерпульскую четвёрку». Поэтому, когда наши 25-летние артисты великолепно и самозабвенно поют песни The Beatles, любят их, это невероятно приятно. Важно, что и все те любители Битлз, которые приходят на наш спектакль, с восторгом принимают их исполнение.
– Чем будете радовать белгородских зрителей в будущем?
– Спектакли, которые мы вам привезли в этот раз, как и многие другие в нашем репертуаре, так или иначе представляют реалистическое направление, а сейчас наш театр экспериментирует. Перефразируя Михаила Ромма, мы «идем в неизвестное». Куда приведет эта неизведанная тропа – кто же знает? Ищем новые театральные формы, новый язык, синтезируем разные жанры. Например, совсем недавно сделали постановку «Жилец вершин» – вокально-хореографическую композицию на стихи Велимира Хлебникова и музыку группы «Аукцыон» и Алексея Хвостенко. Сам по себе непростой поэтический и музыкальный материал мы совместили со сложнейшей хореографией, её придумала наш молодой хореограф Катя Горячева. Ну, и самая свежая наша работа – гротесковая история с музыкой «В горах моё сердце» по рассказу Уильяма Сарояна. Кстати, один из моих любимых писателей, я защищал по нему диплом на филфаке МГУ.
А один из ближайших проектов, о котором я уже могу сказать, – совместная работа с Михаилом Шемякиным, «Нью-Йорк, 80-е. Мы». В этом спектакле Михаил предстаёт в весьма неожиданном ракурсе: не только в качестве художника, но и в качестве мемуариста и соавтора пьесы. А ещё в этой постановке он впервые в жизни выйдет на сцену как актер... Не буду пока больше раскрывать никаких планов. Надеюсь, их все удастся осуществить. А поскольку белгородская публика стала нам за последние годы родной, обещаю, что всё новое будем стараться показывать в вашем городе.