Американка о США: европейцы спрашивают не сошла ли моя родина с ума?

Американцы, которые живут за рубежом – нас более шести миллионов по всему миру (не считая тех, кто работает на американское правительство) - часто сталкиваются с трудными вопросами о нашей стране из уст людей, среди которых мы живём. Европейцы, азиаты и африканцы просят нас объяснить всё, что ставит их в тупик во всё более странном и тревожащем их поведении Соединённых Штатов.

Вежливые люди, вовсе не желающие обидеть гостя, сокрушаются, что американская агрессивность, безжалостная приверженность «свободному рынку» и «исключительность» зашли слишком далеко, чтобы считать их всего лишь подростковым периодом. А это означает, что мы, американцы за рубежом, постоянно слышим вопросы насчёт поведения нашей изменившей свой имидж родины, ныне явно находящейся в упадке и все более идущей не в ногу с остальным миром.

За мою долгую кочевую жизнь мне посчастливилось жить, работать и путешествовать практически везде, кроме небольшой горстки стран на нашей планете. Я побывала на обеих полюсах и во множестве мест, расположенных между ними, и будучи любопытной, повсюду заговаривала с людьми. Я помню время, когда мне завидовали, узнавая, что я – американка. К стране, где я выросла, после Второй Мировой войны относились с уважением и ею восхищались во всем мире по слишком многим причинам.

Теперь всё это изменилось. Даже после вторжения в Ирак в 2003-м я встречала людей и не где-нибудь, а на Ближнем Востоке, которые воздерживались от осуждения Соединённых Штатов. Многие думали, что решение Верховного суда о введении Джорджа Буша-младшего в должность президента США было просчётом американских избирателей, и это будет исправлено на очередных выборах. Его возвращение на пост в 2004 году поистине означало конец Америки, какой её знал мир. Буш начал войну, встал против всего мира, поскольку он этого хотел и мог это сделать. Большинство американцев его поддерживало. И именно тогда начали появляться все более "неудобные" вопросы.

В начале осени 2014 я отправилась в путешествие из своего дома в Осло, в Норвегии, через большую часть Восточной и Центральной Европы. Повсюду, где я побывала за два месяца, едва только местные жители осознавали, что я американка, – начинались вопросы. Они были вежливыми, но большая их часть касалась единственной темы: неужели американцы не понимают, что хватили через край? Вы что, с ума сошли? Объяснитесь, пожалуйста!

Недавно я приехала на родину. Меня поразило, что большинство американцев понятия не имеют, насколько странно мы выглядим для большей части мира. По моему опыту иностранцы намного лучше информированы о нас, чем средний американец о них. Это, в частности, потому, что новости в американских СМИ необычайно узки и ограничены в отношении того как действуем мы и что чувствует остальной мир.  Это касается даже тех стран, с которыми мы недавно были, сейчас находимся, или вскоре будем в состоянии войны. Наша американская воинственность, не говоря уж о финансовой акробатике, вынуждает остальной мир внимательно за нами следить. Никто не знает, кого и в какой конфликт в  следующий раз втянут американцы, либо как мишень, либо как вынужденного союзника.

Куда бы мы не поехали на планете, обязательно найдется кто-нибудь, кто захочет поговорить о последних американских делах, больших или малых: ещё одна страна, разбомбленная во имя нашей «национальной безопасности»; ещё один марш протеста, атакованный нашей всё более милитаризируемой полицией; ещё одно обличение «большого правительства» очередным амбициозным кандидатом, надеющимся возглавить это самое правительство в Вашингтоне. Подобные новости заставляют зарубежную аудиторию заниматься догадками и бросают её в дрожь.

Возьмем вопросы, ставящие европейцев в тупик в годы правления Обамы (с которыми сталкиваются 1,6 миллиона американцев, живущих в Европе постоянно). Абсолютный лидер списка: «С чего это кому-то противодействовать национальному здравоохранению?» Европейцы и другие промышленно развитые страны имеют определенную национальную систему здравоохранения с 1930-х или 1940-х, Германия – с 1880-х. Различаются версии, как во Франции и Великобритании перешли на двухуровневую государственно-частную систему. При всём при этом привилегированные, оплачивающие более быстрое обслуживание, не завидуют согражданам, пользующимся финансируемым государством здравоохранением. То, что многие американцы устраивают забастовки, европейцам кажется непостижимым, если не откровенно жестоким.

В Скандинавских странах, которые долго считались самыми социально продвинутыми в мире, национальная программа здравоохранения (физического и душевного) финансируемая государством, основная часть – но только часть – более общей социальной системы здравоохранения. В Норвегии, где я живу, все граждане имеют равное право на образование (субсидируемое государством дошкольное образование с 1 года, бесплатные школы с шести лет вплоть до специализированной подготовки или университетского образования и выше), пособия по безработице, трудоустройство и оплачиваемая переподготовка, оплачиваемый отпуск по уходу за ребёнком, пенсии по возрасту и прочее. Эти преимущества – не просто срочная «страховка», то есть – благотворительные выплаты неохотно дарованные нуждающимся. Они универсальны - равная доступность для всех граждан, как поощряемая правами человека социальная гармония – или, как изложено в нашей собственной американской конституции, «внутреннее спокойствие». Неудивительно, что многие годы международные оценки ставят Норвегию на первое место для стариков, женщин или воспитания детей. Название «лучшего» или «самого счастливого» места на Земле рассматривается в сравнении с соседями для Норвегии и других скандинавских социальных демократий – Швеции, Дании, Финляндии и Исландии.

В Норвегии всё оплачивается главным образом высокими налогами. По сравнению с вгоняющей в оцепенение загадкой американского налогового кодекса, норвежский замечательно недвусмысленен, и облагает налогом труд и пенсии прогрессивно, так что те, кто имеет больший доход, платят больше. Налоговое управление делает расчёт, рассылает ежегодные счета, а налогоплательщики, хотя могут оспорить сумму, с готовностью оплачивают их, зная, что именно они и их дети получат взамен. И поскольку государственная  политика эффективно перераспределяет богатства и стремится сузить слабый разрыв в доходах в стране, большинство норвежцев довольно уютно чувствуют себя в одной лодке.

Эта система возникла не просто так. Она была спланирована. Швеция проторила путь в 1930-е годы, а в послевоенный период все пять скандинавских стран внесли свой вклад в развитие собственный вариантов того, что стало называться скандинавской моделью: баланс регулируемого капитализма, универсальное социальное обеспечение, политическая демократия и высочайший уровень гендерного и экономического равенства на планете. Такова их система. Они её изобрели. Им она нравится. Несмотря на все усилия случайного консервативного правительства загубить её, они всё-таки её отстояли. Почему?

Во всех скандинавских странах существует общее согласие по всему политическому спектру, что только когда удовлетворены основные потребности людей – когда они могут перестать волноваться о работе, доходах, жилье, транспорте, здравоохранении, образовании своих детей и старости родителей – только тогда они свободны делать то, что хотят. В то время как Соединённые Штаты соглашаются с фантазией, что с самого рождения все дети имеют равные шансы достичь американской мечты, скандинавская социальная система закладывает основы более надежного равенства и индивидуализма.

Эти идеи не новы. Они неявно выражены в преамбуле к нашей собственной Конституции. Вы их знаете, это та часть, где «Мы, Народ» образуем «более совершенный Союз», чтобы «обеспечить общее Благоденствие и сохранить Благословение Свободы для себя и наших Потомков». Даже готовясь к войне, президент Франклин Д. Рузвельт в своем обращении к нации в 1941 году незабываемо определил компоненты того, каково должно быть общее благоденствие. Помимо «простых основ того, что нельзя терять из виду», он перечислил «равенство возможностей для молодёжи и других, работу для тех, кто может работать, безопасность для тех, кто в ней нуждается, прекращение особых привилегий для немногих, сохранение гражданских свобод для всех» и, ах, да, более высокие налоги, чтобы заплатить за всё это и оплатить расходы на оборонительные вооружения.

Понимая, что американцы обычно поддерживают подобные идеи, норвежец сегодня приходит в ужас, узнав, что исполнительные директора основных американских корпораций получает в 300-400 раз больше среднего сотрудника. Или что губернаторы Сэм Браунбэк в Канзасе и Крис Кристи в Нью Джерси, увеличив дефицит штата путём сокращения налогов на богачей, теперь вынашивают планы компенсировать потери деньгами, похищенными из пенсионных фондов трудящихся в государственном секторе экономики. Для норвежца работа правительства заключается в распределении богатства страны обоснованно и справедливо, не направляя его вверх, сукиным сынам, входящим в 1% населения, как сегодня в Америке.

Планируя, норвежцы стремятся делать всё медленно, рассчитывая на долгий срок, представляя себе, какова может быть лучшая жизнь для своих детей, их потомков. Вот почему норвежца или любого представителя Северной Европы   приходят в ошеломление, узнавая о том, что две трети студентов американских колледжей заканчивают обучение по уши в долгах, доходящих до $100 000 или более. Или что в Соединённых Штатах, всё ещё самой богатой стране мира, каждый третий ребенок прозябает в нищете, как и каждый пятый молодой человек в возрасте от 18 до 34 лет. Или что недавние американские многотриллионные войны велись в долг, который придётся выплачивать нашим детям. Что возвращает нас к тому самому слову: жестокость.

Последствиями жестокости, или своего рода нецивилизованной бесчеловечности, по-видимому, объясняется такое количество вопросов иностранцев об Америке, например: как вы могли организовать тот самый концлагерь на Кубе и почему не закрываете его? Как вы можете говорить о верховенстве закона, когда ваши президенты нарушают международные законы, чтобы начать войну, когда им захочется? Как вы можете передавать власть взорвать планету одному-единственному заурядному  человеку? Как вы можете отбросить Женевские конвенции и ваши собственные принципы, чтобы оправдывать пытки?
Почему вы, американцы, так любите оружие? Почему вы с такой скоростью убиваете друг друга? И чаще всего ставящий в тупик и самый важный вопрос: почему вы направляете свои войска по всему миру, чтобы порождать всё больше и больше проблем для всех нас?

Этот последний вопрос повторяется особенно настойчиво, поскольку страны, исторически дружественные Соединённым Штатам, от Австралии до Финляндии, борются, чтобы сдержать потоки беженцев из-за американских войн и интервенций. По всей Западной Европе и Скандинавии правые партии, которые почти никогда не играли роли в правительстве, теперь быстро набирают вес на волне оппозиции давно проводимой иммиграционной политике. Только в прошлом месяце такая партия чуть не свергла нынешнее социал-демократическое правительство Швеции, страны, которая великодушно приютила более чем справедливую долю беженцев, спасающихся от «ударной волны» «лучших вооружённых сил, которые когда-либо знал мир».

Европейцы улавливают, а американцы, видимо, нет, четкую взаимосвязь внутренней и внешней политики страны. Они часто связывают безрассудное поведение Америки за рубежом с нежеланием навести порядок в собственном доме. Они видят, что Соединённые Штаты ослабляют хрупкую систему безопасности, не могут заменить рушащуюся инфраструктуру, лишают влияния  большинство профсоюзов, сокращают школы, ведут национальную законодательную власть к застою и создают высочайший уровень экономического и социального неравенства, наибольший за столетие. Они догадываются, почему американцы, у которых уменьшается личная безопасность, и нет почти никакой системы социального обеспечения, всё больше тревожатся и испытывают страх. Они понимают, почему столь многие американцы утратили доверие к своему правительству, которое так мало сделало для них за три прошедших десятилетия.

Что многих европейцев ставит в тупик, так это как обычных американцев ухитряются убедить вроде бы не любить «большое правительство» и одновременно поддерживать новых его представителей, купленных и проплаченных богачами. Как это объяснить? В столице Норвегии, где статуя погруженного в размышления президента Рузвельта смотрит на гавань, многие, кто следит за Америкой, считают, что он был последним президентом, который понимал и мог объяснить гражданам, что именно правительство могло бы для них сделать. Находящиеся в бедственном положении американцы, позабыв обо всем этом, целятся в неизвестных врагов вдали от своей страны – или на дальних окраинах собственных городков.

Сложно понять, почему мы такие, и – поверьте мне – ещё сложнее объяснить это другим. Безумие, может быть, слишком сильное слово, слишком широкое и неопределённое, чтобы точно определить проблему. Некоторые люди, которые задавали мне вопросы, говорят, что Соединённые Штаты –  «параноидальные», «превратились в задворки», «отстали от времени», «тщеславные», «жадные», «эгоцентричные» или просты «тупые». Другие более милосердно намекали, что американцы просто «плохо информированы», «введены в заблуждение», «сбиты с толку» или просто «спят и не могут прийти в здравый рассудок».

Где бы я ни бывала, следовали вопросы с предположением, что США, если и не совсем сошли с ума, то уж решительно представляют опасность для себя и для других. Пора бы уже, Америка, тебе прийти в себя и оглядеться.