Он тоже здесь

(Продолжая экспериментировать с художественными жанрами, я написал для редакции «Времена» издательства АСТ (издатель Илья Данишевский) роман «Кубик Рубика» и хочу теперь продемонстрировать читателям «Свободной прессы» главу, отчасти пародирующую скандальную книгу немецкого журналиста Тимура Вермеша «Он снова здесь». У Вермеша в современную Германию попал Гитлер, у меня в современную Россию тоже приехал один исторический персонаж).

В российской политике уже много лет не появляется никаких новых лиц, и это при всех понятных минусах — такая откровенная фора для любого нового деятеля, если бы он откуда-нибудь появился. Так было с Навальным, так было со Стрелковым, и с этим человеком так тоже было — наверное, это был последний значимый эпизод в недолгой, но славной истории русской блогосферы (важное слово в нулевые) до того, пока собственник не выключил окончательно серверы ЖЖ, потому что надоело платить за электричество, не получая ничего взамен.

Пост, с которого все началось, назывался «Россия и вопросы языкознания» — автора никто не знал, но он, судя по всему, был филолог; высмеивая теорию Марра и рассуждая о происхождении языка, автор как-то очень убедительно, я даже пересказать не смогу, объяснял, почему в России все происходит именно так, как происходит, и какие перемены ее ждут.

Вероятно, чтобы отвлечь внимание того типа читателей, которые цепляются за какую-то второстепенную деталь и, не обращая внимания на все остальное, бросаются доказывать несостоятельность всего текста, автор допустил явно намеренную описку — вместо «русско-московской речи» у него была «курско-орловская», как дуга, и пока филологи и военные историки обсасывали эту глупость, обсуждая, насколько прекрасен их круг, обычные читатели пересылали друг другу ссылку — «ты читал?», «ты видел?»

Кашин прислал мне ссылку на этот пост с пояснением, что это какой-то «замечательный грузин», он его откуда-то знал — не филолог, вообще без высшего образования, только незаконченная духовная семинария, и действительно грузин, прямо настоящий, из Грузии, во время войны за Южную Осетию, когда российские войска взяли городок Гори, он, работавший там библиотекарем, попросился в российский (да прямо скажем — чеченский) батальон «Восток», честно воевал четыре дня, и, когда войска уходили из Гори, ушел вместе с ними, то есть именно с «Востоком», и он смешно рассказывал Кашину, как ехал в колонне «Хаммеров» с чеченцами до самой Москвы, и они звали его остаться, ехать с ними в Грозный, но он почему-то хотел в Москву и остался в Москве; один чеченец, у которого была собака, попросил его с ней гулять дважды в день и разрешил за это пожить два месяца в его квартире — это на Кутузовском, такой новый дом с двумя башенками, хороший дом, престижный, там этажом выше даже жил знаменитый прокурор, о котором говорили, что это именно он все устроил так, чтобы в тюрьме умер юрист одной американской фирмы, который кому-то в государстве перешел дорогу до такой степени, что его сначала посадили, а потом убили. В общем, выдающийся был дом, но делать в нем было нечего, а компьютер в доме был, и он завел блог, начал писать посты, такие длинные простыни, но читаются на одном дыхании, в семинарии-то если чему по-настоящему и учат, так как раз умению формулировать. «Россия и национальный вопрос», «Экономические проблемы капитализма в России», «Головокружение от успехов», «Закоротило», «Год великого перелома», «Семь вопросов Ксении Собчак» и вот это нашумевшее — «Россия и вопросы языкознания». Потом чеченец вернулся, привез ему в подарок российский паспорт с грозненской пропиской — такая достойная награда боевому брату, приятно.

Кашин с ним познакомился на том же Никитском бульваре. Джугашвили, так была его фамилия, искал работу, обращался ко всем, никто помочь не хотел. Вообще людям, когда они тебя просят, надо помогать всегда, без вариантов. Не помогать невыгодно, и дело не в «что мне за это будет» и даже не в «Бог накажет» (Бог-то все равно накажет), а просто вот такой абсолютный рационализм. Просьба о помощи — это никогда не вопрос жизни и смерти, это вопрос лишнего шага, который будет сделан, если ты не поможешь. Человек просит помочь, то есть человек чего-то хочет — и если он по-настоящему этого хочет, то он, скорее всего, все равно этого добьется, с тобой или без тебя. Если с тобой, то хорошо — дело совсем не в благодарности, просто ты поступил нормально, то есть ничего не нарушил, и по твой вине не будет никаких сбоев, никаких конфликтов, ничего плохого. А если человек без тебя добился того, о чем просил, — то это уже сбой, конфликт и ничего хорошего, ты на пустом месте нажил врага, а враг, даже самый безобидный — это всегда чудовищно. Примерно так рассуждал Кашин, и когда Джугашвили дошел в поисках работы до него, он сначала посоветовал на «Рашу тудей», но туда не взяли, — «вот если бы ты был армянин, тогда да, а так…»; зато другие, тоже по линии Кашина, армяне взяли в «Лайфньюс», но оттуда Джугашвили сбежал сам, потому что оказалось, что там надо фотографировать трупы и расчлененку, а он не переносил вида крови.

И теперь он сидел перед Кашиным в том же пабе, в котором когда-то все, и Кашин тоже, слили протест, и говорил:

— Работу больше искать не буду, я популярный блогер, попробую себя в политике. Сколько можно ныть, давайте что-нибудь сделаем уже, — по-русски он говорил очень хорошо, и легкий акцент делал его слова, пожалуй, даже более весомыми (Кашин мне писал — «слова, как пудовые гири, верны»), ведь если человек говорит на твоем языке с акцентом — значит, есть еще один язык, который для него родной, то есть он как минимум два языка знает.

А Джугашвили знал еще и английский.

***

И еще года не прошло, а уже можно было сказать, что да, из него получился политик, и на «Русском марше» 4 ноября на Люблинской улице ему аплодировали больше всех, и на «Эхе Москвы» ему были рады, а когда его первый раз задержали во время одиночного пикета, его сторонники выстроились в живую цепь между ОВД и судом, и на каждом был значок «Я грузин» — и попробуй скажи теперь, что русские ксенофобы.

Из своих постов на историческую тему он собрал книгу «История государства российского», и хотя с научной точки зрения она была слишком неоднозначна, все равно ее обсуждали спорили, а он, — и в книжных магазинах, и на митингах, — как бы продолжая книгу, говорил, что история — это не только прошлое, но и будущее, и будущее принадлежит нам, мы здесь власть.

Говорили, что президенту еще в молодости гадалка сказала, что несчастье к нему придет с гор, и еще говорили, что он очень серьезно к этому относится, и на Чечню именно поэтому всегда так нервно реагировал, а теперь стали говорить, что понятно ведь, что «с гор» — это с южных, а не с северных склонов Кавказа, и, может быть, даже дословно — из Гори. Джугашвили нравилось быть знаменитым оппозиционером, во всех интервью он повторял, что борьба всегда обостряется по мере приближения победы, и если сегодня президент кажется вечным, то это прежде всего значит, что завтра его просто не будет.

Власть пыталась его как-то приручить, предлагали даже губернаторство в одном из южных регионов, и в газетах цитировали его ответ эмиссару из Кремля: «пришла козявка к слону». Еще были слухи, что вся его оппозиционность — это на самом деле такая игра, и что на самом деле президент таким хитрым способом готовит себе преемника, понимая, что общество не примет прямолинейной рекомендации, что вот, я ухожу, и этот человек теперь будет вместо меня. Слухов было много, но что определенно — да, это был самый яркий российский политик последнего времени.

***

Я вернулся в Москву после двух лет в Женеве — закончилась виза, новую мне делать не хотели, швейцарцы боялись, что останусь; оказывается, эмиграция часто упирается именно в такие вещи, такая скучная проза. «Александр Исаевич, почему вы решили вернуться на родину? — Да вот, виза истекла». В Москве было все до обидного по-прежнему, то есть я даже не мог сказать себе, что здорово, что я пересидел трудные времена в хорошем месте. Ничего я не пересидел, в России все времена одинаковые.

Встретились с Кашиным, он так нигде и не работал, но чувствовал себя при этом явно неплохо, рассказывал мне какие-то свежие московские байки — «А вот Стрелков… А вот Навальный… А вот Немцов… А вот Удальцов…», и я не сразу понял, что что-то не так. Но понял:

— Погоди, а что Джугашвили?

Я давно про него не слышал, неужели посадили? А Кашин отвел глаза:

— Да что Джугашвили, все у него в порядке, уже министр, скоро выборы, наверное, и премьером станет.

— Премьером?! — я действительно удивился. — Думаешь, наш президент на это пойдет? Постой, а сейчас он министр чего? Расскажи, я ничего не понимаю.

— Сейчас он министр труда, реформирует социальную сферу, — Кашин попытался засмеяться, получилось как-то неприятно, виновато. — В Грузии он министр. Вернулся на родину.

— В Грузии? То есть его выслали? Или не впустили в Россию?

— Да кто его там вышлет, он и приезжал недавно уже с делегацией, по телевизору даже показывали. Просто — вот есть у человека родина. Даже войну на российской стороне ему простили — был суд, и никто не смог доказать, что он брал в руки оружие и вообще воевал, а его версия теперь была, что чеченцы его похитили, и у него не было выбора. Да и не в этом дело. Он прославился, и родина его позвала, понимаешь? Нет, не понимаешь. А ему и не надо, чтобы мы понимали. У нас многонациональная федерация. А у него Грузия.

Кашин помолчал, потом зачем-то сказал:

— А «Историю» он прикольную написал, ты все равно почитай.

Фото: Вячеслав Прокофьев/Коммерсантъ