Воспитание внимательности
- Старик, не забудь из ‘'Приозерного'’ привезти зарисовку о механизаторе!
К массе поручений, полученных молодым литсотрудником районной газеты "Ударник полей” Локтевым на командировку в совхоз от редактора и завсельхозотделом, ответственный секретарь добавил еще одно.
- Мало, понимаешь, пишем мы о людях труда. А надо больше, - наставительно сказал начальник штаба редакции. - Ну, проваливай, некогда мне тут с тобой.
Он хлопнул Локтева по угловатому плечу и уткнулся в гранки.
Через три часа утомительной езды в раскаленном, пыльном “пазике", корреспондент ступил на землю “Приозерного”. А еще через час вместе с агрономом Прусовым он уже раскатывал по совхозным полям.
День был жарким, суматошным. Корреспондент исписал к вечеру почти весь блокнот. Из этого хаотичного нагромождения имен, цифр, неразборчивой скорописи в прохладной тиши редакционного кабинета должны были родиться корреспонденция, статья, несколько заметок. А вот зарисовки не было.
- В пятой бригаде я тебя сведу, мил человек, с Иваном Ралдугиным - классным механизатором, орденоносцем, -пообещал агроном Локтеву. - Он, можно сказать, потомственный земледелец - в его роду пахари прослеживаются аж до пятого колена. Вот ты можешь сказать, кто был твой пра-пра-прадедушка?
- Не могу, - честно признался корреспондент.
- То-то! - обрадовался агроном. - А Ралдугин - скажет.
Солнце уже клонилось к закату, когда они приехали к паровому полю. По нему, натужно рокоча, ползали штук пять тракторов с плоскорезами. Один из них, с трепыхающимся на кабине алым флажком, остановился на краю поля по сигналу агронома.
- Здрасьте вам! - пророкотал здоровенный механизатор. Руки у него были огромные, даже на фалангах пальцев поросшие бурой шерстью. На широком, темном от пыли лице, ослепительно сверкали белки глаз и ровные зубы. Из-под кожаной вытертой фуражки выбивались задорно трепетавшие на ветру пряди вьющихся и пегих от пыли волос.
- Ваня, я тебе корреспондента привез. Ты ему все о себе обскажи. И о себе, и о предках. Вот кто был твой пра-пра-прадед? - Агроном толкнул незаметно Локтева: “Сейчас, мол, он тебе всю родословную выложит, только успевай записывать”.
- Пекари были Ралдугины завсегда, - с достоинством пробасил тракторист, закуривая. Он с наслаждение затянулся, отчего сигарета сразу стала на треть меньше, и выпустил густые струи дыма сразу из ноздрей, рта и, кажется, ушей.
- Я первый ударился в технику у нас в роду - и не жалкую об этом. Но хлеб печь могу - это у нас, у Ралдугиных, в крови.
- Тракторист ли, пекарь - все одно с хлебом связано, ничуть не смущаясь, подытожил агроном. - Ну ладно, вы балакайте, а я пойду машиной займусь - что-то сцепление барахлит.
Корреспондент с трактористом уселись на кромке поля. Иван Ралдугин оказался человеком неординарной судьбы. Они проговорили не менее часа и тепло простились, весьма довольные друг другом.
- Ну, как тебе наш Ралдугин? - спросил агроном Локтева по дороге на центральную усадьбу.
- Хороший мужик! - с оживлением ответил корреспондент. - Я про него, пожалуй, очерк напишу. Шутка ли: в сорок лет два ордена, три медали...
Он действительно написал очерк. Материал получился очень живой и был признан в редакции лучшим за неделю.
Снова в “Приозерный” репортерская судьба завела Локтева месяца через два. Он зашел в вагончик полевого стана, когда там уже закончился обед. Ралдугина корреспондент узнал сразу - тот одиноко сидел за столом все в той же кожаной фуражке и сосредоточенно ел гуляш, запивая его компотом из большой алюминиевой кружки.
Вот он тщательно подчистил корочкой хлеба дно тарелки, выловил из кружки разваренные фрукты, обсосал их и стал с хрустом разгрызать косточки. Газетчика он не замечал.
“Вот уж, действительно: кто как работает, так и ест”, - с уважением подумал Локтев и кашлянул.
Иван Ралдугин посмотрел на него ничего не выражающим взглядом.
“Не узнает меня, что ли? Вот и распинайся, пиши о таких”, - обиженно подумал корреспондент.
В это время в вагончик заглянул кто-то из механизаторов и игриво сказал:
- Кудрявый, ты уже закончил прием пищи? Айда в курилку, “козла” забьем.
Ралдугин метнул в его сторону тяжелый взгляд, и парень исчез.
- Слыхал, как меня величают? - криво усмехнулся великан. - А когда-то был Иван Лукич. Думаешь, кого мне надо за это благодарить, а?
Локтев ничего не понял и растерянно хлопал глазами.
И тут Ралдугин не спеша вынул из кармана аккуратно сложенную, уже потертую на изгибах “районку”, развернул ее и молча пододвинул корреспонденту. Локтев увидел свой эффектно заверстанный в подвал очерк “Хлебороб, сын пекаря”, а в нем - отчеркнутые красным карандашом строки.
Гулко сглотнув, газетчик прочитал свои слова: “Могучий, кудрявый, он как бы олицетворяет собой былинную мощь и красоту русского человека - пахаря, ратоборца”. Локтеву нравился этот оборот.
По-прежнему ничего не понимая, он поднял глаза.
- А теперь смотри сюда, - прогудел, как из бочки, Ралдугин, и сдернул с головы фуражку. Газетчик все понял и крепко зажмурил глаза.
Неизвестно, какой такой ураган пронесся над головой героя его очерка, но он слизнул с нее почти все волосы.
Иван Ралдугин оказался обладателем шикарной огромной лысины, ехидно отблескивающей своей полированной поверхностью прямо в глаза корреспонденту. Лишь с висков да за ушами у механизатора свисали жидкие пряди чудом уцелевших русых волос с жалкой претензией на волнистые локоны. Их-то неукротимое воображение газетчика и превратило в залихватские кудри.
Корреспондент, надо отдать должное, был скор на ногу и не стал дожидаться, пока в оскорбленном великане проснется “былинная” ярость. Он поспешил ретироваться из вагончика, лепеча на ходу в свое оправдание что-то вроде : “Простите, я не знал… я просто не разглядел, честное слово... И вообще, это ваша фуражка меня подвела...”
Под конец этой правдивой истории скажу, что Локтев после того случая приложил все усилия и старания, чтобы стать не только одним из самых оперативных и продуктивных журналистов в своей редакции, но и самым внимательным и осторожным.
И его даже потом забрали в областную газету! Где мы с ним и познакомились, и он мне как-то на дружеской пирушке рассказал эту правдивую историю, а уж я вам, друзья мои.
К массе поручений, полученных молодым литсотрудником районной газеты "Ударник полей” Локтевым на командировку в совхоз от редактора и завсельхозотделом, ответственный секретарь добавил еще одно.
- Мало, понимаешь, пишем мы о людях труда. А надо больше, - наставительно сказал начальник штаба редакции. - Ну, проваливай, некогда мне тут с тобой.
Он хлопнул Локтева по угловатому плечу и уткнулся в гранки.
Через три часа утомительной езды в раскаленном, пыльном “пазике", корреспондент ступил на землю “Приозерного”. А еще через час вместе с агрономом Прусовым он уже раскатывал по совхозным полям.
День был жарким, суматошным. Корреспондент исписал к вечеру почти весь блокнот. Из этого хаотичного нагромождения имен, цифр, неразборчивой скорописи в прохладной тиши редакционного кабинета должны были родиться корреспонденция, статья, несколько заметок. А вот зарисовки не было.
- В пятой бригаде я тебя сведу, мил человек, с Иваном Ралдугиным - классным механизатором, орденоносцем, -пообещал агроном Локтеву. - Он, можно сказать, потомственный земледелец - в его роду пахари прослеживаются аж до пятого колена. Вот ты можешь сказать, кто был твой пра-пра-прадедушка?
- Не могу, - честно признался корреспондент.
- То-то! - обрадовался агроном. - А Ралдугин - скажет.
Солнце уже клонилось к закату, когда они приехали к паровому полю. По нему, натужно рокоча, ползали штук пять тракторов с плоскорезами. Один из них, с трепыхающимся на кабине алым флажком, остановился на краю поля по сигналу агронома.
- Здрасьте вам! - пророкотал здоровенный механизатор. Руки у него были огромные, даже на фалангах пальцев поросшие бурой шерстью. На широком, темном от пыли лице, ослепительно сверкали белки глаз и ровные зубы. Из-под кожаной вытертой фуражки выбивались задорно трепетавшие на ветру пряди вьющихся и пегих от пыли волос.
- Ваня, я тебе корреспондента привез. Ты ему все о себе обскажи. И о себе, и о предках. Вот кто был твой пра-пра-прадед? - Агроном толкнул незаметно Локтева: “Сейчас, мол, он тебе всю родословную выложит, только успевай записывать”.
- Пекари были Ралдугины завсегда, - с достоинством пробасил тракторист, закуривая. Он с наслаждение затянулся, отчего сигарета сразу стала на треть меньше, и выпустил густые струи дыма сразу из ноздрей, рта и, кажется, ушей.
- Я первый ударился в технику у нас в роду - и не жалкую об этом. Но хлеб печь могу - это у нас, у Ралдугиных, в крови.
- Тракторист ли, пекарь - все одно с хлебом связано, ничуть не смущаясь, подытожил агроном. - Ну ладно, вы балакайте, а я пойду машиной займусь - что-то сцепление барахлит.
Корреспондент с трактористом уселись на кромке поля. Иван Ралдугин оказался человеком неординарной судьбы. Они проговорили не менее часа и тепло простились, весьма довольные друг другом.
- Ну, как тебе наш Ралдугин? - спросил агроном Локтева по дороге на центральную усадьбу.
- Хороший мужик! - с оживлением ответил корреспондент. - Я про него, пожалуй, очерк напишу. Шутка ли: в сорок лет два ордена, три медали...
Он действительно написал очерк. Материал получился очень живой и был признан в редакции лучшим за неделю.
Снова в “Приозерный” репортерская судьба завела Локтева месяца через два. Он зашел в вагончик полевого стана, когда там уже закончился обед. Ралдугина корреспондент узнал сразу - тот одиноко сидел за столом все в той же кожаной фуражке и сосредоточенно ел гуляш, запивая его компотом из большой алюминиевой кружки.
Вот он тщательно подчистил корочкой хлеба дно тарелки, выловил из кружки разваренные фрукты, обсосал их и стал с хрустом разгрызать косточки. Газетчика он не замечал.
“Вот уж, действительно: кто как работает, так и ест”, - с уважением подумал Локтев и кашлянул.
Иван Ралдугин посмотрел на него ничего не выражающим взглядом.
“Не узнает меня, что ли? Вот и распинайся, пиши о таких”, - обиженно подумал корреспондент.
В это время в вагончик заглянул кто-то из механизаторов и игриво сказал:
- Кудрявый, ты уже закончил прием пищи? Айда в курилку, “козла” забьем.
Ралдугин метнул в его сторону тяжелый взгляд, и парень исчез.
- Слыхал, как меня величают? - криво усмехнулся великан. - А когда-то был Иван Лукич. Думаешь, кого мне надо за это благодарить, а?
Локтев ничего не понял и растерянно хлопал глазами.
И тут Ралдугин не спеша вынул из кармана аккуратно сложенную, уже потертую на изгибах “районку”, развернул ее и молча пододвинул корреспонденту. Локтев увидел свой эффектно заверстанный в подвал очерк “Хлебороб, сын пекаря”, а в нем - отчеркнутые красным карандашом строки.
Гулко сглотнув, газетчик прочитал свои слова: “Могучий, кудрявый, он как бы олицетворяет собой былинную мощь и красоту русского человека - пахаря, ратоборца”. Локтеву нравился этот оборот.
По-прежнему ничего не понимая, он поднял глаза.
- А теперь смотри сюда, - прогудел, как из бочки, Ралдугин, и сдернул с головы фуражку. Газетчик все понял и крепко зажмурил глаза.
Неизвестно, какой такой ураган пронесся над головой героя его очерка, но он слизнул с нее почти все волосы.
Иван Ралдугин оказался обладателем шикарной огромной лысины, ехидно отблескивающей своей полированной поверхностью прямо в глаза корреспонденту. Лишь с висков да за ушами у механизатора свисали жидкие пряди чудом уцелевших русых волос с жалкой претензией на волнистые локоны. Их-то неукротимое воображение газетчика и превратило в залихватские кудри.
Корреспондент, надо отдать должное, был скор на ногу и не стал дожидаться, пока в оскорбленном великане проснется “былинная” ярость. Он поспешил ретироваться из вагончика, лепеча на ходу в свое оправдание что-то вроде : “Простите, я не знал… я просто не разглядел, честное слово... И вообще, это ваша фуражка меня подвела...”
Под конец этой правдивой истории скажу, что Локтев после того случая приложил все усилия и старания, чтобы стать не только одним из самых оперативных и продуктивных журналистов в своей редакции, но и самым внимательным и осторожным.
И его даже потом забрали в областную газету! Где мы с ним и познакомились, и он мне как-то на дружеской пирушке рассказал эту правдивую историю, а уж я вам, друзья мои.