Почему терроризм останется с нами еще на одно поколение
Террористическая атака на французский сатирический журнал “Charlie Hebdo” вызвала шок и негодование в мире. Это не первая и не последняя атака против политических противников и свободы слова во Франции, там более на планете.
Уже появились и, я уверен, еще больше появится рассуждений об угрозе исламизации западных стран, растущем влиянии джихадистов на молодежь, провале спецслужб, недостаточном/излишнем вмешательстве запада в дела Ближнего Востока, Израиле и Палестине (куда ж без этого!), злом капитализме, несправедливой социальной политике и тому подобном. И все это, наверное, будет уместно и умно. Но вряд ли кто-нибудь скажет, что мы просто проходим через очередной исторический период сектарного терроризма.
Лет восемь тому назад мне попалась книга о религиях, изданная, кажется, в Америке еще в средине 1950-х. В ней популярно рассказывалось о различных религиях, их истории и концепциях. В послесловии автор высказал неожиданную для меня и, наверное, даже более неожиданную для всего прошлого века мысль, что следующий, 21-й век будет ознаменован возрожденной активностью религиозных сил, независимо от веры. И действительно, непредвзятый наблюдатель должен признать, что фундаментализм любого рода находится на подъеме, по крайней мере, последние 30 лет. И не только исламский. Протестанты-евангелисты с 60-х годов наращивали свое влияние в американской политике. Мы мало знаем о событиях в Индии, где воинствующий, временами погромный индуизм никак не стыкуется с привычными образами умиротворенных йогов в позе кренделя. И трансформация Русской Православной Церкви из церкви-мученика в почти государственный институт из треноги “самодержавие, православие, народность” не может не тревожить. Одним из явных признаков агрессии на Донбассе является подчеркнутое православие большинства “добровольцев” и их вожаков, которое создает впечатление эдакого православного крестового похода против неверных униатов за святыни Киева и, как недавно обнаружилось, еще и откуда-то взявшегося Херсонеса. Впрочем, автор книги не имел в виду подъем религиозности как насилия, а скорее как фактора общественного влияния. С другой стороны, кто сомневается, что насилие это не фактор влияния?
Особенность современного религиозного воинствующего активизма состоит в том, что основная его участников не особо религиозны, с точки зрения доктрины их конфессии. Возлюби ближнего своего, подставь другую щеку, воздай кесарю кесарево – расскажите это боевикам Русской православной армии на Донбассе, или, если на то пошло, протестантским оранжистам или подрывникам ИРА в Северной Ирландии. Большинство джихадистов тоже не интересуются Кораном. Вечер перед акциями 9 сентября 2001 года террористы провели в стрип-клубе с выпивкой. Мало похоже на мучеников религии прошлого, которые сами умирали за веру. Современные фанатики за веру убивают других. Но их вера не основана на глубоком понимании канонов и чувстве сопричастности к духовности послания свыше, а простой самоидентификации. Спросите любого знакомого христианина (или кто там у вас) что делает его, скажем, православным. В подавляющем большинстве случаев ответ будет что-то вроде: Ну, меня крестили и у меня вот на шее крестик. Более продвинутые могут сказать, что причащаются таинств у батюшки, но плохо понимают зачем и что это такое. И так в любой религии. Это такая традиция, которой принято следовать. Чтобы не фокусироваться только на религии, подчеркну, что любая идеология плодит последователей, которые мало что в ней понимают, будь это вегетарианство, коммунизм, национализм или демократизм.
Последовательность рассуждения примерно такая: Моя мама так готовила борщ, моя мама самая лучшая на свете, следовательно, ее борщ самый лучший, все должны есть ее борщ, а те, кто отказываются, не уважают мамин борщ, наследие моей мамы, то есть они не уважают мою маму, значит, не уважают меня, кого ты сукой назвал?!
Информационный взрыв как-то, на мой взгляд, совпал с последней волной прозелитизма, стремлением обратить других в свою веру, включая секулярные идеологии. Прозелитизм, вообще-то, изначально включен в обязанность христиан и мусульман. Поэтому добрые и назойливые свидетели Иеговы и стучатся во все двери. Но распространять веру можно словом, а можно и оружием.
Как я как уже упомянул, современные, а может и прошлые, сектарные террористы не так уж религиозны. Янов гусов и мартинов лютеров среди них мало. Смею предположить, что последние 30-40 лет мы наблюдаем реакцию людей, самоидентифицирующиеся на традициях прошлого, как они его понимают, на быстро изменяющийся мир. Так было и раньше – ваххабиты в исламе и хасиды в иудаизме в 18-веке предприняли попытки вернуться к чистым, по их расчетам, истокам их религий. Подобный подход продолжают использовать те, кого захлестывает информационный поток постоянных перемен. Опять-таки, не только религиозные люди. Тот же энвайронментализм зачастую выглядит как попытка Руссо вернуться в чистое состояние благородного дикаря. Почитают какую-то мудрость аборигенов.
Но эти, как правило, ограничиваются немногочисленными протестами и холиварами в сети.
Выражение своего недовольства через насилие — вопрос культуры, а не религии. Самую кровожадную религию при желании можно интерпретировать в самом невинном ключе. Почитайте Библию, изучите историю, и ужаснитесь. Затем послушайте, что глаголют современные католические и англиканские церкви, которые только 300 лет назад могли вполне жестоко покарать за ересь, а сегодня все больше напоминают лектора из фильма “Карнавальная ночь”. “Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе, это науке еще не известно!”
Так называемый джихадизм процентов на 90 сосредоточен на полосе Земли от Пакистана до Туниса, в странах, где мало индивидуальных свобод, но много общего насилия, как части культуры. Однако миллионов мусульман от Индии до Индонезии живут в демократиях, и как-то по большей части избегают джихада. Религия – это просто предлог для насилия. Насилие – неизбежный элемент любой патриархальной культуры, в которой мужчина одновременно и слабое дитя, которого нужно ограждать от мирских соблазнов, обычно исходящих от женщин-искусительниц, а теперь еще и геев-искусителей и религиозных апостатов, и непреклонный защитник чести всего на свете: семьи, футбольной команды, религии, и единственный способ такой защиты – насилие. В патриархате нет разницы мнений. Любой не вписывающийся в патриархат становиться допустимым объектом насилия. У нее слишком короткая юбка, он нарисовал карикатуру на святыни, почему без шляпы – список можно продолжать до бесконечности.
И какая ирония ситуации! Радетели возвращения к старине вовсю и довольно успешно используют современные средства коммуникации, видимо плохо понимая, кто и как все это современное благополучие создает.
Тем не менее, как ни странно, человечество живет в самый ненасильственный период своей истории, несмотря на две мировые войны и продолжающиеся конфликты. Нас просто стало намного больше, зато наш болевой порог значительно понизился. С экономическим и социальным развитием на планете также развивается неприятие насилия как такового. Разве не этого начался Майдан? Люди, болезненно реагирующие на насилие по отношению к другим, принадлежат к современной цивилизации.
Чем и пытаются воспользоваться террористы. Терроризм, особенно в условиях демократии, оружие слабых, которые не могут победить ни в открытом бою, ни на политической арене. При этом терроризм полагается на свободные СМИ, которые распространят новости об их преступлениях и тем самым неосознанно будут нагнетать обстановку. До эпохи интернета авторитарные режимы, кстати, довольно успешно сдерживали терроризм, отказываясь публиковать информацию о терактах.
В наше время любой недовольный получит свои пять минут на YouTube, и ничего с этим не поделаешь. И, вполне вероятно, что даже с окончанием противостояния на Донбассе и возврата Крыма, Украине предстоит пройти через период террористической активности.
Единственный способ пройти через все это прекрасно выражен британским плакатом 1939 года “Keep Calm and Carry On”. Сохраняйте спокойствие и продолжайте заниматься своим делом.
Не так давно у нас в Оттаве самоидентифицированный джихадист убил часового почетного караула у памятника погибшим в мировых войнах солдатам и вломился в здание канадского Парламента. Sergeants-at-Arms, по сути церемониальный блюститель внутреннего порядка парламента, дядька пожилого возраста, который до этого никогда в жизни не испытывал ничего подобного, тем не менее спокойно вошел в свой кабинет, вынул из табельного ящика табельный пистолет, зарядил его, вышел в холл, вступил в перестрелку с нарушителем и хладнокровно положил террориста с третьего выстрела. На следующий день он, как ни в чем ни бывало, одетый в дурацкие причандалы 17-века, как обычно волок на плече церемониальную позолоченную булаву под овации парламента. Ничего больше сделать невозможно. Предугадать всего нельзя. Когда возникает угроза, вы убираете ее как можно скорее и эффективнее, и возвращаетесь к нормальной жизни. Так происходит в Канаде и Англии, так происходит и во Франции.
Терроризм останется с нами, по крайней мере, еще на одно поколении. Можно предотвратить отдельные акты, но само явление умрет только тогда, когда все люди, независимо от их воззрений, научаться принимать мир как он есть, а не как им хочется. Возможно, что я ошибаюсь. Возможно, что это случиться через год.