Страсть патриота
«Патриотизм, в самом простом, ясном и несомненном значении своем, есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых — отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти. Так оно и проповедуется везде, где проповедуется патриотизм. Патриотизм есть рабство».Так писал Лев Толстой, из которого стараются сегодня слепить патриота империи. Лепят страстно, но напрасно.
Не бывает все сразу.
Бог дал человеку возможность выбрать между патриотизмом и гуманизмом: между любовью к своим и любовью к любому; получить и то, и другое одновременно — нельзя.
Имперский размах имеет отрицательную сторону: надо смириться с тем, что быть одновременно патриотом империи и гуманистом — невозможно.
Впрочем, невелика привилегия: быть гуманистом! Есть удовольствия более терпкие: в едином порыве с государством обрести утраченное «жизненное пространство». Можно любоваться лидером нации: его решимостью, его тактическим коварством, его неумолимостью. Можно взбадривать себя ненавистью к врагам народа.
Lebensraum напитает сынов отечества силой - ожидается всплеск культурной жизни: пафос сегодняшнего дня воплотится в романах и монументальных фресках.
Эта напрасная надежда.
Искусство возникает только и единственно на основании гуманизма — а на основании приобретения государством территорий искусство возникнуть не может.
Можно сколь угодно имитировать «битву с фашизмом» - но это останется имитацией, поскольку речь идет о политическом маневре. Это трюк пропаганды, обман. А имитация благородной борьбы еще позорнее, нежели хроника колонизации.
Никто не помнит главы из «Василия Теркина», посвященные финской войне. Потому что это лживые главы. Помнят главы про войну с гитлеровцами-агрессорами, но вот с точки зрения агрессора написать хорошо нельзя.
«Илиада» - эпос, «Песнь о Нибелунгах» - эпос, а эпические произведения создаются вне нравственных ориентиров, но вот «Прощай оружие» - это гуманистическая литература - и агрессору такую книгу не написать. До такой литературы надо дорасти, юнгеры таких книг не пишут.
Но и «Василиев Теркиных», и «Живых и мертвых» написано по поводу усмирения колонии не будет тоже, а все, что будет написано с государственной точки зрения, — неизбежно будет фальшиво.
Унижением соседей невозможно обеспечить нравственное сознание народа.
Смирение с насилием — делает искусство дрянью. Единение с государством — делает искусство дрянью. Вранье вообще портит.
«Слава купленная кровью», как сказал поэт, «не шевелит отрадного мечтания» - он имел в виду экспансию Кавказа.
«Москва для нас не державный аркан, влекущий земли за нами. Москва не как русскому мне дорога — а как огневое знамя» - это написал другой великий поэт, Маяковский.
Огневого знамени больше нет. А державный аркан в русской литературе и в русском изобразительном искусстве воспевать не принято — если воспевали, получалась исключительная дрянь.
Можно радоваться державной крепости, можно умиляться готовности людей умирать и убивать из чувства племенной солидарности. Это победительное и молодцеватое чувство. Можно романтизировать бандитов и наемников империи. Но надо смириться с тем, что из имперскости — гуманистического искусства не получается никогда, это простой закон. Патриотизм — это страсть, не рождающая искусства. Гимны получаются, декоративные панно получаются, много фальшивой литературы получается. А гуманистического искусства не получается. Искусство получается только и единственно тогда, когда приказ государства и нации — отступает перед сочувствием другому.
Племенное чувство — еще не вполне человеческое.
Впрочем, не все безнадежно.
Торжество империи обязательно даст новый импульс протестному искусству, и т. н. либеральный дискурс, который много лет как на пенсии, обретет второе дыхание. Это искусство — по необходимости — обязано будет стать гуманистическим.
Максим КАНТОР – художник, писатель, публицист