Андрей Фурсов: «Удел тех, у кого нет идеологии, — пикник на обочине Истории»
Почему распался СССР, как корпоратократы победили партократов, что нужно делать России, чтобы снова стать центром мировой силы — об этом рассуждает директор Центра русских исследований Московского гуманитарного университета Андрей Фурсов. Мы беседуем накануне 25-летия исторической встречи на Мальте Горбачева и Буша-старшего, с которой и начался конец эпохи социализма.
культура: Считается, что именно на Мальте «Горбачев все сдал». Какими Вам видятся те события сейчас?
Фурсов: Капитуляция Горбачева, по сути, сдача соцлагеря и СССР, произошедшая 2–3 декабря 1989 года на Мальте, — финальный акт довольно длительного процесса взаимодействия части западной и части советской верхушек. В послевоенный период на Западе оформилась молодая и хищная фракция — корпоратократия. Речь идет о буржуазии, чиновниках, спецслужбистах и т.п., тесно связанных с транснациональными корпорациями и финансовым капиталом. В течение нескольких десятилетий они упорно шли к власти, стремясь потеснить государственно-монополистический капитал (ГМК) и связанный с ним сегмент мировых элит.
Стратегия корпоратократии по отношению к СССР была принципиально иной, чем у ГМК-групп. Последние, начиная с 1960-х годов, стремились наладить диалог с советской верхушкой и нашли у нее в этом отношении понимание. Разумеется, обе стороны, особенно западная, не были искренни, но они стремились к диалогу. А в глобалистских планах корпоратократии места СССР в «прекрасном новом мире» не было. Более того, этот мир не мог бы возникнуть без уничтожения СССР. На рубеже 1970–1980-х представители корпоратократии пришли к власти на Западе и развернули наступление против СССР. Здесь они нашли союзников, точнее, подельников: в 1970-е в Советском Союзе сформировался небольшой по численности, но весьма влиятельный советский сегмент мировой корпоратократии, где оказались представители номенклатуры, спецслужб, некоторых научных структур и крупные «теневики». Если корпоратократы Запада стремились оттеснить от власти ГМК, то корпоратократы в СССР стремились (с помощью Запада) оттеснить от власти КПСС и поменять строй, превратившись в собственников. Во второй половине 1970-х годов была создана команда для решения этой задачи. Людей набирали недалеких, тщеславных, а главное — коррумпированно-замаранных, которыми легко манипулировать, а в случае чего — сдать. Это и была «горбачевская команда», большую часть которой использовали втемную.
На рубеже 1988–1989 гг. Запад перехватил процесс демонтажа социалистического строя и превратил его в демонтаж самого СССР и надгосударственных образований, ядром которых он был. Недаром Мадлен Олбрайт главную заслугу Буша-старшего видела в том, что он «руководил распадом Советской империи». Кульминацией этого «руководства» и стала декабрьская встреча на Мальте.
культура: Горбачев приехал на встречу после того, как побывал у папы римского. Есть, по-Вашему, какая-то связь между этими событиями?
Фурсов: Русофоб и советофоб Иоанн Павел II, по-видимому, благословил «Горби» на капитуляцию исторической России, о чем Запад мечтал как минимум четыре столетия. С последней трети XVI века на Западе развивались два проекта установления контроля над Россией: протестантский (Англия, с ХХ века — еще и США) и католический (Священная Римская империя/Габсбурги — Ватикан). Визит Горбачева сначала к папе, а затем к Бушу-старшему весьма символичен. Он зафиксировал капитуляцию не просто СССР, а исторической России. Неясно, насколько это понимал сам Горбачев — а вот те его подельники, которые более тесно контактировали с западными верхушками и начали это делать раньше генсека, например Александр Яковлев, прекрасно отдавали себе в этом отчет. Ведь заявил же в одном из своих интервью Яковлев, что перестройкой они ломали тысячелетнюю парадигму российской истории. Горбачевщина — первая фаза этого слома, ельцинщина — вторая. Начало XXI века отмечено противоречием между сохранением неолиберального курса в экономике и поворотом к суверенитету во внешней политике. Ясно, что противоречие это не может просуществовать долго: либо — либо.
культура: Но Россия готовится к геополитическому реваншу: «Медведь свою тайгу никому не отдаст» — это слова президента Путина.
Фурсов: У меня нет ощущения, что Россия готовится к геополитическому реваншу. «Крымская виктория» — это, безусловно, достижение, особенно на фоне четвертьвекового геополитического отступления. Но виктория вынужденная, это упреждающая реакция на действия противника. Другого варианта у России просто не было: в противном случае к геополитическому поражению добавилась бы потеря лица — весь мир, включая ближайших соседей, понял бы, что о Россию можно вытирать ноги. В то же время Крым — это всего лишь выигранное очко в проигранной Россией почти четвертьвековой партии за Украину. Мы не смогли создать на Украине реальную пророссийскую силу, настоящих союзников России, не способствовали (мягко говоря) появлению на Украине массовых слоев, ориентированных на Россию, на русский мир. А вот американцы, Запад в целом, преуспел в создании антирусских орков, укронацистов, в распространении русофобии, в зомбировании населения.
«Медведь свою тайгу никому не отдаст» — замечательная фраза, но за словами должны следовать дела. Утверждение полного суверенитета требует не только великодержавного курса во внешней политике, но также установления суверенитета в экономической сфере (прежде всего финансовой, банковской) и информационной. У нас же есть банки, напрямую зарегистрированные в налоговой службе США, банки — по сути, дочерние структуры филиалов Федеральной резервной системы. Это мало похоже на экономический суверенитет. Что касается СМИ, то сегодня в этой области ситуация лучше, чем 5–7 лет назад — во время украинского кризиса государственно-ориентированные СМИ подавили пятоколонные впервые за всю историю существования РФ. И тем не менее мы прекрасно видим, что прозападные СМИ, чья точка зрения практически полностью совпадает с точкой зрения госдепа США, а по сути, есть ее реализация в нашем информационном пространстве, до сих пор активны. А это значит, что до конца суверенитет в этой области не обеспечен. Обратите внимание, как англосаксы воюют за информационный суверенитет, наплевав на внешние приличия. Последний пример — действия британцев против «Russia Today», которой просто предложили поменять редакционную политику под угрозой отключения. А ведь то, что позволяет себе корректная «Russia Today», ни в какое сравнение не идет с тем, что позволяют себе, например, «Эхо Москвы» или «Дождь».
Я уже не говорю о том, что битву за суверенитет, за великодержавность олигархическая финансово-зависимая, сырьевая система выиграть не может. Когда-то Клинтон сказал, что США позволят России быть, но не позволят ей быть великой державой. Реванш России — это возвращение великодержавного статуса, что невозможно на олигархической сырьевой основе.
культура: Какие задачи предстоит решить Путину? Напрашиваются исторические параллели. Победить неокочевников и Хазарию как Святослав, придумать «мессианскую идею», как Василий III («Москва — третий Рим»), провести опричнину, как Иван Грозный (задавить «пятую колонну»), создать альтернативный западному уклад, основанный на идее социальной справедливости, как Сталин...
Фурсов: Мессианские идеи не придумываются. Они рождаются в борьбе в ходе кризисов. Неокочевники и Хазария — это, если я правильно понимаю, глобалисты и их союзники, а точнее, их агенты в России. Победить их, действительно, можно только чем-то вроде неоопричнины. Она же — условие создания нового социально-экономического уклада, основанного на принципах социальной справедливости. Прежде всего необходимо справедливое распределение национального продукта. А начинать надо с Конституции. С одной стороны, надо привести реальность в соответствие с рядом ее положений (например, о том, что Россия — социальное государство). С другой — убрать те положения, которые сварганили ельцинские холуи под диктовку американских «консультантов» (например, о примате международного права над российским). Однако сказать значительно легче, чем сделать. «Сделать» — означает серьезную и опасную борьбу, требующую политической воли и отождествления групповых интересов с общенациональными.
культура: Вы писали: «Чтобы побеждать в мировой игре, нужно новое знание и креативный спецназ». Но драма в том, что у нас нет образа будущего. Нам предлагают реанимировать прошлое. Либо «СССР 2.0», либо «Православие. Самодержавие. Народность». Либо христианско-исламский — евразийский социализм без ссудного процента. Так в чем русский интерес?
Фурсов: У меня было не «креативный», а «интеллектуальный». Слово «креативный» я на дух не переношу. У нас вдруг все стало «креативным»: «креативный менеджер», «креативный директор», даже «креативный класс» появился — так величает себя офисный планктон. То, что у нас нет образа будущего и, как следствие, стратегии его достижения, неудивительно — у нас нет идеологии, запрет на нее даже в конституции записан . А у США есть. И у Китая есть. И у Японии. И у других успешных государств. Без идеологии невозможно сформулировать ни цели развития, ни образа будущего. Удел тех, у кого нет идеологии — пикник на обочине Истории. Ни один проект, обращенный в прошлое, не сработает, ничего нельзя реставрировать — ни СССР, ни Российскую империю.
Поразительно, но наша власть (по-видимому, в силу исходного социального родства) пытается установить преемственность именно с Российской империей, акцентируя МФБ-комплекс (монархизм, феврализм, белогвардейщина) и противопоставляя его советскому периоду. А ведь царская Россия была тупиком, СССР решил такие задачи, о которых самодержавие даже подумать не могло. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью» — это советский принцип. В отличие от Российской империи последние 50 лет существования Советский Союз ни от кого не зависел, был не просто государством, а центром альтернативной капитализму мировой системы. Вольно кому-то выбирать неспособных предложить образ будущего «поручиков Голицыных», но это пораженческая стратегия. Однако и СССР при всех его победах — тоже прошлое. Нужна новая модель исторической России. Время империй прошло, но и время национальных государств тоже — они не могут противостоять глобальному тоталитаризму транснациональных компаний и закрытых наднациональных групп мирового согласования и управления. Нужны новые формы, нечто вроде импероподобных образований с населением не менее 300 млн (экономическая самодостаточность в условиях нынешнего «технологического уклада», при всей условности этого термина). Ядро — ВПК, армия, флот, спецслужбы и реально реформированная наука. Импероподобные образования должны комбинировать иерархически-институциональный и сетевой принципы организации и прирастать территориальными анклавами, разбросанными по всему миру. Это и есть новый мировой порядок, альтернативный и англосаксонскому капитализму, и психоинформационному тоталитаризму глобалистов, подталкиваемому ему на смену. Ошибочно противопоставлять глобалистам евразийскую модель как региональную — мировые игры выигрываются на мировой арене.
культура: То есть грядет мировая битва за Евразию?
Фурсов: Она уже идет полным ходом. Если по поводу сирийского кризиса можно было сказать словами из гайдаровского «Мальчиша-Кибальчиша», «будто пахнет ветер то ли дымом с пожаров, то ли порохом с разрывов», то по украинскому кризису это будет: «Пришла беда, откуда не ждали! Напал на нас из-за Черных Гор проклятый буржуин. Опять уже свистят пули, опять уже рвутся снаряды», а наци-плохиши под сало с горилкой сдают свою страну. И не надо иллюзий: оккупировав Украину и используя ее в качестве плацдарма, напали на нас, на Россию. Бандероукраина, эта колония США — таран Запада против России. Когда-то Константин Леонтьев сказал, что чехи — это оружие, которое славяне отбили у немцев и направили против них же. Сегодня впору говорить, что укры — это оружие, которое Запад отбил у русского мира и против него же направил, чтобы славяне убивали славян. Каша на нашей западной границе заварена всерьез и надолго, и наш геополитический противник постарается связать украинский фронт с ближневосточным, создав промежуточный — кавказский, от которого линия может протянуться до Средней Азии. Грядет последняя Большая Охота эпохи капитализма, и наша задача — поменяться местами с охотником, превратив его в дичь. Жестко? А не надо нас трогать, не буди лихо, пока оно тихо. Тайга — штука суровая, медведь в ней и прокурор, и исполнитель приговора.