Доброе дело дороже поклонов

– Но мы не язычники и не буддисты, – говорит моя собеседница Оксана Михайловна Гарнаева. – По нашей православной вере жизнь даётся один раз. И от того, чем мы её наполним – делами добрыми или дурными, полезными или вредными, – зависит, спасёмся мы или нет, то есть быть нам в конце пути в светлом Царствии Небесном или в аду. Поэтому дарованные нам каждый день и час бесценны, и надо спешить делать добро…

Самой Оксане сорок три года, она живёт в подмосковном Жуковском, на её попечении свыше тысячи многодетных, малообеспеченных семей из отдалённых уголков России. В её собственной семье четырнадцать детей – родных по крови четверо и десять, взятых на воспитание из сиротского дома. Эти десять ей тоже стали родными. Кроме того, она помогает чем может тем, кто отбывает срок за тюремной решёткой…

Под защитой святителя

– Оксана Михайловна! Вы верующий человек – без молитвы ни шагу. Откуда это в вас? Ваш дедушка, чьё имя носит созданный вами благотворительный фонд, Юрий Александрович Гарнаев, был лётчиком-испытателем, Герой Советского Союза, он вряд ли приобщал вас к вере.

– И приобщать не мог. Он погиб в 1967 году. Меня тогда даже не было на белом свете. Но бабушка моя, Александра Семёновна Гарнаева, как прихожанка часто посещала в Москве Богоявленский собор, где покоятся мощи святителя Алексия. И вот меня, трёхлетнюю девочку, бабушка регулярно стала приводить в этот храм, я мало что понимала, но мне почему-то радостно было здесь бывать. А мама моя, Галина Юрьевна, и вовсе – двадцать четыре года она стояла у мощей святителя Алексия, служила ему. Это её подвиг. Позднее с разными просьбами я тоже обращалась к нему как к родному и близкому человеку. И он помогал...

– Как может помогать человек, который жил семь веков тому назад?

– Объяснить не могу. Когда молишься, он слышит, наверное... К примеру, когда мы с детьми скитались с квартиры на квартиру, я молилась, чтобы разрешился жилищный вопрос. И однажды явился совершенно незнакомый нам человек, посмотрел, в каких условиях живёт моя семья, и – чудо! – подарил нам квартиру.

– Он что, банкир?

– Даже не знаю. Помог – и с концами! Знаю только, что имя ему Виталий. С мамой тоже загадка. В какой-то момент она черницей ушла в Толгский женский монастырь под Ярославлем, родственники сочли её сумасшедшей, стали писать доносные письма, требуя лишить родительских прав, якобы она дурно на меня влияет. Каюсь! Мне тоже казалось, что она меня бросила, я ощутила себя сиротой и от обиды ударилась в отчаянное озорство, словно мстила кому-то. Сдружилась с мальчишками. Гоняла на лошадях. Играла в футбол. Завелись и «компании» с женихами-невестами. В школе меня даже готовились отправить в колонию для несовершеннолетних… А время спустя обида на маму утихла. Душевно мы примирились. Мама моя замечательная. И я рада, что она себя нашла.

– Судя по всему, ваша жизнь тоже не гладкая.

– Это верно. В семнадцать – уже беременная. В двадцать четыре – я многодетная мама. И только к тридцати в вечернем институте окончила юрфак. Можете себе представить, насколько противоречива была моя жизнь?

Из дневников Оксаны

«Июль 1991 года выдался душным и жарким. Я вынашивала первенца своего. Живот вырос до неимоверных размеров. Беременность далась тяжело, Тот, кто жил внутри, постоянно больно толкался, но роды всё не начинались. Когда же все сроки вышли, врачи вынесли вердикт – слабая родовая деятельность – и отправили на «вызывание» родов в институт. Перед тем, как лечь туда, пошла с мамой в храм, исповедовалась, причастилась.

18 июля, в день святого преподобного Сергия, вокруг меня собрался целый консилиум. Я мало что понимала из врачебной речи, но чувствовала, что происходит что-то не очень хорошее. Врачи долго смотрели УЗИ, советовались. Потом отправили меня в палату, предупредив, чтобы я ничего не ела, завтра мне будут вызывать роды. Я позвонила маме, поплакала, потом прилегла и уснула. Проснулась от дикой боли – в 16 часов начались схватки.

К утру следующего дня, когда силы совсем покинули меня, опять собрался консилиум. А мне уже было всё равно. От боли я отупела, и голос пропал. В мой помутневший разум впивались обрывки фраз: «Почему не вызвали ночью?» «Кесарить поздно». В тот момент я уже была на грани другого мира… Я смотрела в потолок и беззвучно шептала: «Преподобный Сергий, не оставляй меня!» Смутно помню, как двое навалились мне на живот и закричали: «Тужься!» Мне стало совсем плохо. И вдруг я почувствовала неимоверное облегчение. Врачи громко стали что-то говорить друг другу, а один нагнулся, погладил меня по голове и сказал: «Поздравляю! У тебя мальчик!» И мне показали моего малыша. Он был такой большой, белый и смотрел очень серьёзно.

Серёжка родился на 43-й неделе беременности. Вес его был 4 кг 500 г, рост 59 см. Спасли нас чудом. Мы окрестили его в честь преподобного Сергия. Вырос он умным и добрым. Недавно на отлично защитил диплом в Московском энергетическом институте. Я очень горжусь своим старшим сыном».

Гуслицкая сторона

У Оксаны вместе с приёмными теперь десять детей. Да ещё пять тысяч тех, кому регулярно высылает одежду, книги, продукты питания и в отдельных случаях помогает деньгами. Что заставляет нести на себе такое бремя?

– Мне открылась изнанка жизни. В те годы как раз обрушилась советская власть. Люди теряли работу. Жизнь дорожала. Нас с детьми пятеро. И с нами ещё родители покойного мужа: престарелая баба Дуся, свекровь и свёкор. Чтобы трудности пережить, мы решили уехать в сельскую местность, где у свёкра был деревенский домик, думали продержаться там хотя бы картошкой с огорода.

Словом, погрузились они в дедовский кабриолет – сталинских времён побитую «Победу», и Касимовским трактом прямиком покатили в Гуслицкий край. Гуслица – это начало мещёрских болот, между Егорьевском и станцией Куровская. Где они стали жить, красовался когда-то Гуслицкий Преображенский монастырь. Храм монастырский лежал в руинах, но в подсобных строениях ютился психоневрологический интернат для стариков-инвалидов и убогих детей-сирот. И там, в комарином краю, среди униженных и обиженных вновь случилось чудо.

– Раньше мне думалось, что всех сирот, достигших совершеннолетия, государство худо ли бедно устраивает на работу и обеспечивает жильём. А то, что увидела, повергло в шок. Самое горькое: многим из них навешивают ярлык умственно неполноценных, «неспособных к обучению». С таким диагнозом и без того обиженные судьбой они до веку обречены жить в психушке. Я согласна, есть и дебилы, и олигофрены, но сколько упрятано туда вполне способных к обучению. Их жизнь загубленная лишила меня покоя. В детдоме, без родительского присмотра они, конечно, учились без прилежания, и на них махнули рукой как на безнадёжных. Парадокс, однако, в том, что они всего лишь упущенные. Мне стало их жалко как собственных детей.

– И тогда вы решили за них бороться?

– Вам бы сразу «бороться»! Нет! Душа моя озадачилась…

Пока в Гуслицах решалось, как дальше жить, мама Оксаны Галина Юрьевна вернулась опять в Елоховский собор к святителю Алексию. Оксану тоже там не забыли и, зная о бедственном её положении, соборяне через маму стали передавать ей в деревню одежду, годную для детей.

– Мама возит и возит, всю террасу забила подарками – сто лет не износить! – не пропадать же добру! И однажды я взяла и приколола к столбу объявление: кто желает, пусть приходит и бесплатно выбирает себе, что надо. И знаете? Долго ждать не пришлось. Люди пришли и, как под метёлку, в один день очистили террасу. И я опять поразилась, сколь бедно люди живут. Особенно в многодетных семьях. И особенно в провинции. И не иначе как по молитвам святителя Алексия, как когда-то и слепая татарская царица Тайдула, я тоже прозрела. На Страшном суде Господь не спросит, как мы постились-говели, били поклоны и ставили свечи, – спросит, кому и как мы помогали, кого одели, кого накормили. Доброе дело дороже поклонов. Не построй семь церквей, а пристрой семь детей.

…Так в Гуслицах, у развалин Преображенского монастыря, она как заново родилась, преобразилась, и стало ей ясно, ради чего и как надо жить.

С шапкой по кругу

Чтобы понять, что произошло далее, надо вспомнить один эпизод из жизни лётчика-испытателя Юрия Гарнаева.

– В отряде испытателей, которым командовал дедушка, – рассказывает Оксана, – один лётчик словно заболел, весь сам не свой, а причина оказалась проста, лётчику тому начальство отказало в служебном жилье, а у него малые дети. И тогда в день получки дедушка мой снял шапку, зарплату свою туда положил, а шапку пустил по кругу – так, в складчину, отряд купил сослуживцу своему кооперативную квартиру.

– Ваш фонд «Русская берёза», по сути, та же шапка, пущенная по кругу. У кого скопился излишек обуви и одежды, или у кого денежка шевельнулась в кармане, тот приносит это на ваш приёмный пункт, а вы находите способ распределить это среди тех, кто нуждается. Но ваши подопечные – это в основном сельские жители Зауралья, Сибири, Дальнего Востока. Как люди находят с вами контакт?

– Мы через православные храмы распространяем свою газету «Русская берёза», где подробно объясняем, чем мы помогаем и как с нами выйти на связь. Не забывайте и «сарафанное» радио. В четырёх регионах – в Иркутске, Перми, Оренбурге и Республике Хакасия – есть доверенные лица, которые получают от нас посылки и по любому бездорожью находят способ добраться до самых дальних деревень, чтобы вручить их малоимущим семьям.

– Что чаще всего приходится высылать?

– Продукты, конечно. Одежду. Предметы личной гигиены. Иногда и денег просят, когда в семье не на что купить, допустим, дров на зиму или дойную корову, чтобы кормить детей. Или сено купить, чтобы до свежей травы прокормить ту же самую корову.

– Сколь велики бывают денежные запросы?

– В отдельных случаях даже очень крупные. До трёхсот-пятисот тысяч рублей. Например, для постройки или ремонта дома. В наличии денег таких у нас не бывает, и тогда через газету мы объявляем всенародный сбор. Как говорится, с миру по нитке… Месяца через три-четыре нужная сумма, как правило, собирается. С деньгами вообще большие трудности. Так, чтобы послать куда-нибудь посылку весом в двадцать килограмм, надо уплатить не менее двух тысяч. Мы ценим каждый рубль, который жертвуют нам наши попечители.

– А кто те люди, которые с самого начала помогали вам создавать фонд милосердия?

– Разумеется, мамочка моя, Галина Юрьевна. Из своих «гробовых» она выдала мне десять тысяч рублей. И самое главное – откликнулись горожане. И вот уже девять лет мы принимаем всё, что может пригодиться тем, кто нуждается: и бутылку подсолнечного масла берём, и пачку сахара, и набор детских игрушек, и книжки, и посуду и, разумеется, одежду и обувь. Берём и старое, поношенное, но ещё годное для носки, и вещи абсолютно новые, с этикеткой. А чтобы не было кривотолков, через интернет ежемесячно даём отчёт, сколько чего получено и сколько чего каждой конкретной семье выслано. Отдельные благотворители, минуя нас, могут высылать посылки или делать денежные переводы самостоятельно. Ну а попавшие в трудную жизненную ситуацию жители Жуковского приходят непосредственно на наш вещевой склад, чтобы выбрать им нужное. Я уж не говорю о том, что дважды в неделю для одиноких и пожилых мы устраиваем благотворительные обеды. Но главное для нас – работа с глубинкой.

В контакте с зоной

– Работать с зэками в наши планы никогда не входило. Но вдруг из мест заключения пошли письма. Мы не знали, что делать – на заключённых мало кто жертвует, но неотвеченные письма мучили. В конце концов их авторы тоже ведь чьи-то дети. Теперь у нас есть специальный отдел «Помощь заключённым».

– Вот вы отослали в какую-то семью продукты, вещи или денежный перевод. Как часто могут повторяться «подарки»? Или это носит одноразовый характер?

– Обычно мы поддерживаем семью, пока дети не подрастут. Сын в армию служить ушёл, дочь получила профессию – до свидания, живите дальше своими трудами. Есть «подарки» и разовые. Если кому корову купили, ясное дело, вторую не покупаем и второй дом не строим. Разовую помощь оказываем и бездомным бродягам. Они приходят к нам на вещевой склад – снимают с себя изношенную, грязную одежду и тут же надевают всё чистое и свежее. Заодно получают и сухой паёк. Есть некоторые тонкости разве что с заключёнными. Кому-то из них посылка разрешается раз в полгода. Кому-то раз в три месяца. Хотя посылаем в основном одно и то же: средства гигиены, тетради, почтовые конверты, бритвенные приборы, православную литературу. Цветное бельё в лагеря и тюрьмы не принимают – там разрешается только чёрный цвет. По этой причине молодые женщины, ожидая окончания срока, просят выслать кофточки, юбки, колготки и всякую иную одежду любых цветов, только не чёрного, не тюремного – истосковалась душа человеческая по празднику.

– Оксана Михайловна! Пожалуйста, назовите имена всех детей в вашей семье.

– Серёжа. Александра. Серафим. Алексей. Алеся. Александр. Никита. Артём. Рустам. Богдана. Рома. Малика. Ира. Дуся.

– И последний вопрос. По вашему наблюдению, человеческое общество в целом хуже становится, развращённее, преступнее?

– А разве когда-либо оно лучше бывало? Каким при Каине и Авеле было, таким и останется до конца дней. Но всплески духовные могут быть. И самое главное, на чём держится и, наверное, вечно будет держаться жизнь, – это неистребимая материнская к детям любовь.

МОСКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ