Приют для двоих. История любви, какую не сыграть даже на сцене
«Когда-нибудь мы будем вместе»
Впервые судьба свела их в Ашхабаде, гостеприимном городе их юности. Она училась в музыкальном училище по классу вокала и мечтала стать оперной певицей, он работал на стройке. Время от времени он видел её на улице, присматривался, восхищался, но не решался даже подойти. Потом их пути разошлись — на полвека. За эти годы у обоих образовались семьи, выросли дети, внуки. Но судьба, как потом оказалось, исподволь готовила им встречу в далеком будущем. И для этого свела их сначала в одной профессии, а затем и в одном доме.
Они повстречались снова, когда им было уже по 69 лет. Оказалось, что они, ко всему прочему, еще и одногодки — она моложе его всего на 10 дней.
Она — состоявшаяся оперная дива, заслуженная артистка Туркменской ССР, экс-солистка Туркменского театра оперы и балета. У него за плечами — статус ведущего актера Белгородского драмтеатра. Он узнал её и решил, что на этот раз не упустит своего шанса — предложил руку и сердце. Это случилось в удивительных декорациях — Доме ветеранов сцены в Петербурге, «убежище для престарелых артистов», как называла этот пансионат его создательница, знаменитая актриса Александринского театра Мария Савина. Там Нина Шумская и Валентин Паутов сыграли свою свадьбу и живут с тех пор вместе уже 22 года. А кого за это благодарить — себя, стечение обстоятельств или что-то свыше? Они не знают. Просто живут.
«Та самая девушка»
Когда они начали вволю общаться, то оказалось, что общим у них стало не только актерство, но и голодное детство. Оба попали в Туркмению из-за массового голода 1930-х.
Он родился на Алтае в крестьянской семье. В 1933 году, когда маленькому Вале исполнилось 6 лет, его отец умер от тифа. А в 1939 году мать с тремя детьми, спасаясь от голода, уехала в Ашхабад. Через год она умерла от туберкулеза. Младших брата и сестру отдали в детский дом, а для 12-летнего Вали Паутова места там не нашлось, и его определили воспитанником на мясокомбинат.
Семью Нины голод застал 1932 году на станции Кайсацкая под Сталинградом. Паёк, который выдавали на одного члена семьи, состоял из 200 г хлеба. «Мы разрезали его на мелкие-мелкие кусочки, чтобы казалось много, — вспоминает Нина Алексеевна. — Садясь за обеденный стол, незаметно пододвигали эти крохи поближе друг к другу: мама ко мне, я к папе, папа — снова ко мне... Но потом и хлеба не стало. А когда приехали в Ашхабад, то будто очутились в сказке: очень тепло, на улицах нарядная публика, вечером все идут гулять в парк. Там мы в первый раз ели белый хлеб с изюмом. Это было так вкусно! Я никак не могла наесться этого хлеба...».
В Ашхабаде Нина закончила школу, поступила в музучилище: «Сколько себя помню, я всегда пела: дома, во дворе, на улице, где собиралась толпа перед громкоговорителями...». Однажды Валентин увидел, как Нина шла по бульвару в компании других актёров. Почему-то на всю жизнь запомнил, какое на ней тогда было пальто, какая шляпка, какие туфли и сумочка. И спустя 55 лет описал ей это — точь-в-точь. А она в ответ достала альбом и показала ему старую фотографию — там по ашхабадской улице шла девушка в том же пальто, шляпке, туфельках... Всё совпало до мелочей.
«Я почему-то приглядывался к ней. Нутро мне подсказывало, наверно, что когда-нибудь мы будем вместе, — объясняет Валентин Власович. — Но близко к ней не подходил — стеснялся. Тем более, она была артистка, а я — простой рабочий...».
Мимолётное свидание
В годы войны, когда в Ашхабад прибывали эшелоны с ранеными, Нина с подругами организовывала самодеятельные выступления для бойцов. И в те дни, по ее словам, впервые осознала, сколь велико влияние искусства на душу человека: когда во время этих импровизированных спектаклей видела слезы в глазах солдат, вернувшихся с фронта...
А Валентин тем временем решил пойти на фронт добровольцем. Лейтенант на призывном пункте посоветовал ему, 16-летнему мальчишке, прибавить возраст и сказать, что потерял свидетельство о рождении (в армию тогда забирали с 17 лет). Он так и сделал. Его отправили учиться в снайперскую школу. В 1944 году Паутов попал на фронт, воевал в Польше и Чехословакии в составе 12-й минометной бригады 1-го Украинского фронта.
Сразу после войны Нине предложили поступить в московскую консерваторию. Ей было 18 лет. Чтобы заработать на билет, она выступала солисткой джаза в кинотеатрах, пела в хоре оперного театра... До Москвы поезд шел 7 суток. На всю дорогу у неё было две буханки хлеба и два кило сахарного песка. Спала на третьей багажной полке... В консерваторию она поступила, окончила её и могла бы начать карьеру в столице. Но в 1948-м в страшном землетрясении в Ашхабаде погибло две трети населения города. В том числе родные Нины и брат Валентина. У неё остались живы старенькие родители, и Нина вернулась в Ашхабад.
В 1949 году Валентина демобилизовали из армии. По пути домой он решил заехать в туркменский город Чарджоу к сестре. И вдруг на железнодорожном переезде снова увидел Нину. «Она шла мне навстречу. И я подумал — о, эта та самая ашхабадская девушка! Но окликнуть её так и не решился...». Они прошли друг мимо друга и потом, как признается Валентин Власович, он не вспоминал о ней долгие годы.
«Вы случайно не из Ашхабада?»
У каждого текла своя жизнь. Ашхабад стоял в руинах — почти все здания города были разрушены. В свободные от работы часы Валентин вёл художественную самодеятельность в Доме культуры аэропорта, был завклубом. Потом вернулся на Алтай. Стал профессиональным актёром и сыграл в театре более 70 ролей. А Нина ездила с шефскими концертами по пограничным заставам в горах Копет-Дага, на границе с Афганистаном и Ираном. За это ей даже вручили значок «Отличник погранвойск 1 степени»... В тот день, вспоминает она, на заставу приехал генерал, командующий военным округом. После концерта он отдельно благодарил певицу и вручил ей памятный значок. Все было очень торжественно. Однако она в то время ждала присвоения звания Народной артистки, и отреагировала с хорошо разыгранной обидой: «Спасибо! Но я думала, сейчас мне "народную" вручат!». Зал отозвался громом аплодисментов...
Все отмечали её волшебный голос — красивое и сильное лирическое сопрано, когда-то помешавшее ей исполнить партию Кармен (для этого требовался другой тембр). Оперную карьеру она начала в 1953 году. Пела в республиканских и областных театрах, исполняла ведущие партии знаменитых опер. Её заметили, пригласили в Московский Академический музыкальный театр. Татьяна в «Евгении Онегине» и Лиза в «Пиковой даме» Чайковского, Тоска и мадам Баттерфляй в операх Пуччини, Маргарита в «Фаусте» — это всё была она, Нина Шумская. Шостакович, восторгаясь её талантом, подарил ей старинные настольные часы... Но главный подарок судьба преподнесла ей в другой — северной столице.
Оба они создали семьи, вырастили детей и внуков. И однажды оказались в Петербурге почти одновременно, в середине 1990-х. Не подозревая друг о друге, жили в Доме ветеранов сцены. Пока однажды летом она не вышла вытряхивать ковер на свой балкон. Паутов играл в настольный теннис во дворе под её окном. Поднял голову — и их взгляды встретились.
«Вы случайно не из Ашхабада?», — поинтересовался он. Нина ответила: «Случайно да!».
«Час без него — это вечность»
Так они и стояли, будто на сцене: он — рыцарь, она — его дама сердца на балконе. Не хватало лишь серенады... «А потом он поднялся ко мне в комнату, и я стала показывать ему фотографии в альбоме, — рассказывает Нина Алекесеевна. — И всё, больше мы не расставались...». Потом продолжает: «Он был очень статным и красивым. В него влюблялись все актрисы театра. Но не был ухажористым, не кидался на женщин. А вот нас с ним что-то сблизило — моментально».
С тех пор они и живут вместе в актерском доме — уже третий десяток лет. Валентин сразу решил, что в этот раз не позволит ашхабадской девушке исчезнуть из его жизни. Временами их навещают дети и внуки от прежних браков.
Она стала создателем и хранительницей местного музея. Он возился на грядках в огороде. Валентина соседи называют «министром культуры» — за то, что достает для жильцов дома билеты в театр и устраивает кинопросмотры по воскресеньям. «Мы очень породнились с Валей, — говорит Нина Алексеевна. — Но живем аристократически, в разных комнатах. Зачем друг другу мешать? У каждого должны быть свои маленькие секреты»...
Под своими окнами они посадили малину. В банки не закатывали — раздавали соседям. Ездили отдыхать на дачу к детям, путешествовали — например, в Бельгию... В Ашхабаде их помнят: недавно ученица Нины Шумской, ныне композитор, прислала посылку с нарядным шарфиком.
Сейчас им обоим по 90. В её комнате мелодично бьют часы, подаренные Шостаковичем. Она говорит, будто размышляет вслух: «Никогда не знаешь, что ждет тебя за поворотом. Если бы я не переехала сюда, то не встретила бы его — человека, с которым связала свою жизнь. Видно, судьба такая. Я благодарю её каждый день. И не мыслю, как бы жила без Вали. Потому что он — удивительно внимательный муж. Семь лет назад я упала и стала немощной, плохо вижу. А он ухаживает за мной как нянька и развлекает — к примеру, читает газеты и книги. И даже с выражением декламирует стихи... Раз в неделю обязательно едет на базар и покупает все, что нам надо — сладости, фрукты и овощи. Вся забота лежит на нем...
Я люблю его слушать. Мне не бывает скучно с ним. Мне скучно без него... Если он уходит обедать в столовую, я жду — не дождусь, когда он вернется. Это целая вечность — один час, когда его нет. Лишь ночью он уходит к себе в комнату...
Что он дарил мне все эти годы? Только любовь свою. К чему мне другие подарки? У меня и так всего много — полные шкафы всякого тряпья, нарядов. Я ни в чем не нуждалась. Нам это и не надо было. Мы жили любовью... Вот так, мне повезло. Я считаю, что Валя — это Божий подарок. Потому что остаться одной — вот что было бы страшно».