Как споты помогают формировать экспортную цену на газ

Газ сначала продают, а лишь потом добывают. Это утверждение приписывают второму после Виктора Черномырдина руководителю «Газпрома» Рэму Вяхиреву. Третий глава компании, Алексей Миллер, как и пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков в чуть измененном виде приводили ту же, по сути, истину: «Газ сначала продается, потом добывается и только потом уже транзитируется». Получается, что в газовой отрасли формула Карла Маркса «товар–деньги–товар» или «деньги–товар–деньги» имеет особые нюансы? Это так, но не всегда и не везде: рынок газа очень динамичен.

Объем объему рознь

Газ – товар специфический. Добывать его дешевле, чем нефть, но в транспортировке он дороже. Скорость движения газа по трубе составляет около 40 км/ч. Длина, например, газопровода Ямал–Европа (остановлен весной 2022 года), построенного в 1990-е, – свыше 2 тыс. км. Чтобы газ дошел от Ямала до Европы, нужно было более двух суток. Товарный газ из трубы сжигается на компрессорных станциях, которые и «гонят» его по магистрали. Неизбежные технологические потери составляют в среднем 1,76 кубометра на 1 км в сутки. А бывают еще и утечки. Редко, но случаются и форс-мажоры – пожары или взрывы. Поэтому объем проданного газа всегда меньше объема добытого.

И тем не менее торговля газом очень выгодна. Если бы в нашей стране не было ее бума в 1970-е годы, то «Союз нерушимый» мог развалиться лет на десять раньше. На нефти в первую очередь, на газе – во вторую держалась вся советская экономика вплоть до середины 1980-х, когда цены на энергоносители упали.

Газ в обмен на трубы

Российская газовая отрасль родилась из советской. В 1966 году было открыто супергигантское Уренгойское месторождение с начальными балансовыми запасами 16 трлн кубометров. Сегодня глобальное потребление газа находится где-то на уровне 4 трлн в год, то есть одного лишь Уренгойского хватило бы на снабжение всего мира в течение четырех лет!

Это сейчас, а тогда потребление газа на планете составляло порядка 1 трлн в год – значит, его запасов хватило бы на 16 лет? На самом деле меньше, поскольку коэффициент извлечения газа не превышает 80%. Хорошо, пусть 12–13 лет, но мы говорим об одном месторождении, а в СССР к началу 1970-х только гигантских насчитывалось десятки.

Газа в стране оказалось настолько много, что его просто некуда было девать. «Как это некуда девать? – спрашивал премьер Алексей Косыгин коллег из Госплана и правительства. – Западная Европа будет за него платить в валюте!» В ноябре 1967 года вопрос рассмотрело политбюро. Министерства начали переговоры с ФРГ, но тут всплыло большое «но». В Союзе не было подходящих труб большого диаметра (ТБД), компрессоров и измерительной аппаратуры. Если для нефтепроводов используются трубы до 120 мм в диаметре, то для газовой магистрали оптимальный – 1420 мм.

У первого послевоенного магистрального газопровода Саратов–Москва диаметр труб составлял 325 мм. Такие трубы страна могла производить, но экономический эффект от них для поставок на дальние расстояния был бы скромным. Больше диаметр, прочнее стенки и выше давление – значит, больше объем прокачки за единицу времени. Для расстояний порядка 2 тыс. км советский стандарт не годился, а заводов по строительству ТБД не существовало: в них не было необходимости.

Строительство газопровода «Оренбург – Западная граница СССР» («Союз»), 1 июня 1976 года С. Крячко/РИА Новости

Организация новых производств потребовала бы годы, поэтому решение лежало на поверхности: немцы поставят нам ТБД, мы построим газопровод и засчитаем экспортируемый газ в стоимость оборудования. А затем уже начнутся коммерческие поставки за валюту. Схема была прописана в контракте «Газ в обмен на трубы», который подписали в Эссене 1 февраля 1970 года. Газета «Правда» отнесла его к успехам советской внешней политики.

Немецкие компании в «контракте века», как они называли это соглашение, получили щедрые скидки на этапе выплат Союзом за оборудование. Западная Германия спустя 25 лет после войны уже не считалась явным врагом, но договор предусматривал поставку части объемов газа советским сателлитам – ГДР, Чехословакии и Польше. Это была братская помощь, а денег СССР ждал именно от Запада. То был рынок покупателя в чистом виде.

Шли годы, контракты истекали, их надо было переподписывать с компаниями или заключать новые. С каждым из договоров в страну нарастал поток валюты, которая тратилась на закупку продовольствия, ширпотреба, приобретение нового западного оборудования и производство собственного. Все были довольны, однако пресловутое «но» снова всплыло: покупателя надо было привязать к себе, и надолго.

Принцип неразрывности

К 1980-м годам во всем мире торговля сырьевыми товарами – нефть, газ, уголь, металлы, зерно – стала разворачиваться от интересов покупателя к интересам продавца. Производство подобных товаров капиталоемкое, с долгим циклом возврата инвестиций. На создание инфраструктуры, строительство карьеров, промыслов, заводов, портов тратятся миллиарды, в работах заняты десятки тысяч людей. Но как быть, если завтра покупатель скажет, что передумал и эти поставки ему не нужны: он нашел у конкурентов лучше или дешевле?

Для советских поставщиков газа ответ на этот вопрос был очевиден: нужен долгосрочный контракт – на 20 лет и более. Причем в нем должны содержаться крайне невыгодные для покупателя условия разрыва отношений. Европа и Япония уже давно покупали ближневосточную нефть по таким договорам, достаточно было скопировать принципы.

Долгосрочный контракт крайне важен для продавца ресурсов – как гарантия, что его инвестиции, рассчитанные на десятки лет вперед, не сгорят по капризу покупателя. Даже если не рассматривать экспорт газа, поставки его внутренним потребителям в РФ тоже требуют длительных договорных сроков. Правила эти регулярно пересматриваются, последний раз – в постановлении правительства РФ от 1 ноября 2021-го «Об утверждении Правил поставки газа в Российской Федерации». В разделе «Термины и определения» указано: «Долгосрочный договор поставки газа – договор поставки газа, заключенный на срок не менее 10 лет».

Бери или плати

Длительные сроки – не единственная страховка поставщика. В договорах давно уже обозначают условие Take or pay. Если не погружаться в юридические дебри, то схема проста. Допустим, компания «А» договорилась с компанией «Б» о том, что вторая будет поставлять ей 20 млрд кубометров газа ежегодно в течение 20 лет. Характеристики газа такие-то, пункт сдачи такой-то, цена такая-то с пересмотром условий два раза в год. По каким-то причинам «А» решила, что сейчас ей не надо 20 млрд, достаточно будет и 18 млрд. И тут подключается принцип Take or pay: да хоть вообще не берите, но по контракту заплатите за 20 млрд кубометров – «бери или плати».

Норма Take or pay для продавца газа обоснована технологически. Если покупатель снижает объем, то производитель несет издержки. Скважина – это не кран с водой, который можно открывать-закрывать сколько угодно раз. Снижение дебета или глушение скважин стоят денег, особенно второе. И при этом нет никаких гарантий, что остановленная скважина восстановит работу по крайней мере до прежней производительности. Понимание объемов прокачки газа сегодня, завтра или через год крайне важно для операторов газотранспортных систем. Диспетчеризация прокачки – тот еще «кубик Рубика».

Для покупателя газа долгосрочные контракты – не только ограничитель, в нем есть и плюсы. Например, можно прогнозировать затраты и избегать резких и непредсказуемых колебаний цен – они прописываются в контрактах по формулам. Кстати, в подобных документах могут раскрываться сроки и объемы поставок, но формулы и итоговые суммы – коммерческая тайна. Типичная формула – это привязка цены газа к цене нефти с периодическим пересмотром, обычно через шесть месяцев, плюс (не всегда) транспортные затраты.

Если контракт заключен с привязкой к цене Brent, которая, допустим, в январе стоила $80 за баррель, а в июле выросла до $100 либо упала до $60, то или покупатель, или продавец окажется в проигрыше. Поэтому они детально прописывают повышающие или понижающие коэффициенты к цене газа относительно нефти. Такие псевдорыночные механизмы покупателям мало нравились: они хотели выйти на биржу сегодня, купить нужный объем газа по текущей цене, а завтрашний объем – по завтрашней. На этих настроениях рынок снова начал движение в сторону интересов покупателя.

Золотая середина спота

По мере насыщения рынка газом и расширения круга поставщиков правило Take or pay стало казаться анахронизмом. Покупателям нужны были цены, сбалансированные по спросу и предложению товара, а не определенные в формулах двадцатилетней давности. Рынок – это биржа, а в случае торговли энергоресурсами – хаб, точка передачи прав на товар и место формирования цен на него, которые могут меняться ежедневно и даже в течение одного торгового дня. Так в русский язык проникло английское слово spot. «Спот» в данном случае переводится не как «пятно», а как «точка» и даже «наличные». Кстати, встречающееся в американских каламбурах sweet spot – не «сладкое место», а «золотая середина». Последнее толкование в торговле газом наиболее уместно.

«Золотая середина», выравнивающая отношения покупателя и продавца к цене газа, – тот самый хаб, который не только дает сегодняшние значения котировок, но и является точкой отсчета, бенчмарком для торговли вдали от него. А еще спот-контракты формируют индексы цен даже в регионах, далеких от физического расположения хаба. Для США это Henry Hub, для Азии нет хаба как такового, но есть индекс JKM (Japan-Korea Market), публикуемый агентством Platts. Им пользуются и в других странах для чисто рыночной торговли газом в регионе – спотовой. С ней рынок снова развернулся в сторону покупателя.

Долю спот-сделок в общем объеме торговли трубопроводным газом, включая контракты разных сроков, точно установить сложно. Чтобы сделать это даже примерно, надо глубоко копать рыночные и технологические дела. Доля спотовой торговли сжиженным газом вычисляется проще – она составляет около 37%. Спот начался с единичных контрактов и все больше перетягивал на себя торговлю по долгосрочным договорам.

Полностью спот не вытеснит контракты, для этого у покупателей газа есть свои резоны. Представим европейскую либо азиатскую ТЭС, или металлургический комбинат, или производство удобрений. Финансовый департамент компании готовит план доходов/расходов на следующий период – год, два, пять–десять. Закупка газа – одна из основных статей операционных расходов. Как узнать его цену задолго наперед? Никак. Но логика финансистов простая: надо закупить минимум, необходимый для поддержки работы производства, по долгосрочному контракту, а если потребуется больше газа – доберем его на споте, пусть и дороже.

Спот – это подстраховка. Таким образом бизнес нашел баланс между ценой на газ сегодня и ее колебаниями в будущем. Вероятно, в ближайшие годы это позволит достичь и оптимального баланса контракт/спот, а значит, формирование ценовых моделей не закончилось. Напротив, оно на пике трансформаций, которые в конце концов приведут к оптимальной цене на газ.