«Татарский корень — очень странная штука. Он как вера в Бога, доказательства не нужны»
«На прослушивании в Казанской консерватории почувствовала себя совершенно ненужной»
- Алсу, давайте начнем с начала. Где вы родились?
- В Нижнекамске. Мои родители деревенские — папа из Нурлатского района, мама из Аксубаевского. Каждое лето мы с сестрой проводили в деревне у бабушки с дедушкой, так что у меня было счастливое летнее детство.
- То есть вы горожанин в первом поколении. И такой скачок даже не просто в музыку, а в академическую музыку. Как это вообще случилось? Был кто-то, кто вас направил?
- Нет, никаких предпосылок, в общем-то, не было, никто из моих близких музыкой не занимался. Родители академическую музыку не понимают (смеется). Здесь была чистая случайность. В нашей школе был музыкальный класс, и учителя добирали в него учеников по обычным классам. В наш первый класс тоже пришли, спросили, кто бы хотел заниматься музыкой, я подняла руку. Я этого не помню, рассказываю со слов мамы. Меня прослушали и взяли.
Потом мы переехали, но я продолжала ходить в музыкальную школу, закончила музыкальный колледж имени Салиха Сайдашева в Нижнекамске как дирижер-хоровик. И после этого поступила в Санкт-Петербургскую консерваторию на композитора.
- А это так просто – из Нижнекамска поступить в питерскую консерваторию?
- Нет, это не было просто. В России две теоретических школы в музыке — петербургская и московская. В Татарстане учат по московской, поэтому мне пришлось подучить теорию. Не скажу, что легко поступала, но у меня были одни из высших баллов по коллоквиуму и по специальности, то есть по композиции.
А кроме того, к преподавателю же идешь как бы от души, от сердца. Может, это какая-то моя особенность, но мне хочется учиться у тех людей, которых любишь, с которыми есть взаимная симпатия. На прослушивании в Петербурге я сразу почувствовала невероятную любовь от Александра Мнацаканяна, поняла, что мы нашли контакт. Александр Дереникович был невероятной широты души человек, я услышала от него много хороших слов, он сказал, что я обязательно должна поступать к ним, хотя до этого меня не знал. После прослушивания я летала как на крыльях, так была счастлива.
А в Казани я этого совершенно не почувствовала. Наоборот, почувствовала себя совершенно ненужной.
Фото предоставлено Алсу Нигматуллиной
«Мне казалось, что моя музыка только для России, а в Европе совершенно другой уровень»
- А сейчас вы учитесь в Швейцарии. Как это получилось?
- В 2018 году я подала заявку на участие в семинаре для композиторов на Люцернском фестивале современной академической музыки. Меня пригласили, хотя шансов было немного. Это был невероятный опыт, я была счастлива. Чувствовала, что мир как будто перевернулся.
- Почему?
- Потому что у меня было представление, что моя музыка только для России, а в Европе совершенно другой уровень. Но оказалось, что моя музыка тоже считается достойной, и меня выбрали среди большого числа композиторов.
- Выбрали в качестве кого?
- В качестве участника фестиваля. Я писала музыку для него.
- Европейскую?
- Что значит европейскую?
- Ну, у вас же есть татарская музыка, то есть условно восточная, а есть чисто европейская. Я послушал у вас во Вконтакте две пьесы, они совершенно европейские.
- У меня во Вконтакте произведения первого-второго курса консерватории (смеется).
- А что бы вы тогда рекомендовали послушать?
- Произведение для смешанного хора «Ах, как красиво…» на стихи Овсея Дриза (победитель XI Всероссийского конкурса композиторов «Хоровая лаборатория. ХХI век», прим. Т-и). Это мое любимое. Оно какое-то, не знаю… Сочинилось за четыре дня, я постоянно плакала, было как-то очень эмоционально.
- И какую музыку вы написали для заявки на Люцернский фестиваль?
- Это была композиция «Путь к просветлению», основанная на азане, который звучит в Нижнекамске. В какой-то степени ее можно считать восточной, может быть поэтому меня выбрали. Второе сочинение я написала уже в другом стиле. Была большая премьера, люди заполнили огромный зал в KKL (многофункциональный центр в Люцерне с концертным залом, прим. Т-и).
- Получается, вы склонны к малой форме?
- Да, мне больше нравится работать с малой. У меня есть симфонические поэмы, то есть для оркестров я тоже пишу. Но потребности писать, допустим, симфонию на час у меня не было.
- А почему не выкладываете свои работы в Сеть?
- Почему-то не очень люблю это делать, хотя понимаю, что надо больше себя пиарить. Как это бывает? Я пишу к какому-то поводу, публика послушала, мы вместе это обсудили, и я пишу уже дальше. А надо сесть и записать материал в студии. Но у меня руки не доходят.
Фото предоставлено Алсу Нигматуллиной
«Недавно мне сказали: почему ты не съездишь к Софии Губайдулиной?»
- Как вы начали учиться в Швейцарии?
- На фестивале можно было пообщаться с композиторами по поводу своей музыки, и меня выбрал Вольфганг Рим, очень хороший композитор, который, к сожалению, недавно умер. Я брала у него индивидуальные уроки, и также брала уроки у моего нынешнего преподавателя Дитера Амманна. Он тоже мне очень понравился, я поняла, что могу многому у него научиться.
Кроме того, тогда я была замужем, и мой бывший муж учился в Швейцарии. Он тоже музыкант. По сути, я поэтому и подавала заявку на фестиваль, искала какие-то возможности попасть в страну.
- Сколько стоит ваша учеба?
- Дешевле, чем в России.
- Дешевле для всех или для тех, кого как-то отметили и выбрали?
- Не могу сказать, как другие, но я плачу примерно 240 тысяч рублей в год. В 2015 году, когда я училась в Санкт-Петербургской консерватории, люди платили там 500 тысяч.
- Это при том, что Швейцария дорогущая страна.
- Да, так и есть.
- А чем вы зарабатываете на жизнь?
- Преподаю в школе для взрослых учеников в Люцерне. Еще работаю дирижером хора и репетитором с частными учениками.
- Вы уже окончательно переехали в Швейцарию?
- Нет.
- Можете вернуться?
- Да, я открыта. Я не знаю, что будет в следующем году.
- Вы встречались с Софией Губайдулиной? Все-таки она не так далеко живет.
- Нет, не встречалась. Но на самом деле она мне очень помогает. Когда у меня спрашивают, откуда я, я всегда говорю, что из Татарстана. Как правило, люди не понимают, тогда я говорю «Губайдулина», и они сразу — а, все ясно.
- Не было желания съездить к ней в Гамбург?
- Было, конечно, но я как-то стесняюсь, наверное. Кстати, в этом году у меня уже была такая мысль, как раз недавно мне сказали — почему ты не съездишь к ней? Но просто она, во-первых, невероятно большая величина, а во-вторых, я смотрела документальный фильм о ней «Сад радости в мире печали», и он меня немного напугал (смеется). Потому что София Асгатовна рассказывала, как она в детстве стаскивала со стульчика свою сестру, чтобы заниматься за фортепиано.
Она, мне кажется, достаточно прямой человек. И поэтому я думаю — ну что я буду ее тревожить? (смеется) Понятно, что это какие-то мои личные барьеры и что, скорее всего, я сама себе напридумывала. Я с этим справлюсь, и, наверное, скоро съезжу.
София Губайдулина в Казани
Фото: © Султан Исхаков / «Татар-информ»
«Меня вдохновляют истории или феномены. Например, «застенчивость кроны»
- Вы когда-нибудь сталкивались с сексизмом в своей профессиональной деятельности?
- Нет, никогда.
- Как относитесь к феминитиву «композиторка»?
- Мне он не нравится. Наверное, я просто привыкла к «композитору».
- Отличается ли чем-либо музыка, написанная женщинами?
- Нет. Первична все-таки личность, а не пол.
- А ландшафт или климат могут влиять на композитора? В Исландии, например, как будто совершенно особенная музыка, начиная с Бьорк и Sigur Rós и заканчивая Хильдур Гуднадоттир, которая написала саундтрек к «Джокеру». Вообще, вы обращаете внимание на географическое происхождение авторов?
- Наверное, нет, потому что на самом деле все приезжают в Европу и перемешиваются. Ты даже просто не знаешь, откуда человек, потому что он живет в Берлине и его музыка зачастую не имеет какого-то национального окраса. Я через музыку могу судить о человеке, а не о том, из какого он географического поля.
- Как у вас рождается музыка?
- Всегда по-разному.
- Может ли на это повлиять, например, фильм?
- Да, но больше меня вдохновляют истории. Или феномены, которые мне кажутся чем-то удивительным. Допустим, к стихотворению «Ах, как красиво» я возвращалась много-много раз, и оно всегда казалось мне невероятно глубоким. Я просто не знаю, как это можно было написать. Каждый раз, когда я к нему обращалась, у меня была какая-то дрожь внутри. В этом случае у тебя нет возможности не написать музыку.
Знаете такой феномен - crown shyness, «застенчивость кроны»? Деревья, когда растут, оставляют между собой маленькие промежутки, чтобы не касаться друг друга. Этот феномен до сих пор не могут объяснить. По-моему, в этом есть и психологичность, и уважение, и какая-то бережность. Когда я на него натолкнулась, мне он показался невероятным, каким-то чудом. И я написала музыку для квартета.
То есть тебе кажется, что ты уже все знаешь, смотришь на все через призму своего опыта, и вдруг натыкаешься на что-то такое... И когда я нахожу это, у меня просто нет возможности не писать об этом.
«В Швейцарии до сих пор очень ценится русская культура»
- Что еще из «такого»?
- Если говорить о татарской музыке, то у меня есть произведение для виолончели соло под названием «Мунаджат». Это родилось из ощущения, что ты можешь разговаривать с Богом один на один. Оно вдохновило меня на пьесу, которую исполнили в России, Швейцарии, Германии. В прошлом году я была на самых известных курсах для композиторов-академистов — Международных курсах новой музыки в Дармштадте. И это произведение там выбрали, чем я очень горжусь. Я через него рассказывала о том, кто такие татары, о мунаджатах, о нашей культуре.
- Можете вслед за композитором Галиной Уствольской сказать, что ваша музыка не религиозная, но духовная?
- Мне кажется, каждый композитор может так сказать.
- Кто-то может сказать, что его музыка просто религиозная.
- Мне кажется, это очень российская история. Для европейцев это не так свойственно, как для нас. По музыке практически сразу можно понять, что ее автор из СНГ, скажем так. Потому что у нас это действительно есть – именно не религиозное, но духовное.
- Один российский философ говорит примерно то же — что среднему россиянину или россиянке свойственна не религиозность, а мистичность.
- Недавно мы слушали кого-то из СНГ, и мой профессор как раз сказал: сразу слышно, что он откуда-то оттуда (смеется).
- Как об этом говорится – с пренебрежением или с пониманием?
- С большим уважением. Это просто констатация факта.
В Швейцарии, кстати, до сих пор очень ценится русская культура. Например, в кантоне Люцерн расположена самая известная вилла Рахманинова - Сенар («Сергей+Наташа Рахманиновы»), он прожил там несколько лет, и Serge Rachmaninoff Foundation уже второй год подряд заказывает нам, классу моего преподавателя, романсы, вдохновленные романсами Рахманинова. Вообще, есть очень интересные проекты, связанные с русскими именами.
- А что свойственно современному европейскому произведению?
- Интеллектуализм. То есть, скорее всего, в этом произведении не будет никакой программности, или она будет напускная, просто чтобы была. И будет работа с материалом - интонационная, с ритмом, с тембром. То есть это рациональная работа, а не чувственная или духовная.
- А вам какая ближе?
- Как бы я ни хотела уйти в рациональность, это просто не в моей конституции. На последнем концерте мне сказали: у тебя такая хорошая музыка — такая эмоциональная! То есть даже если я пишу интеллектуально, все равно получается эмоционально. Я всегда отталкиваюсь от эмоций, мне через эти толчки и исполнителям легче объяснять. И я и сама не любитель рациональной музыки, если честно.
Фото предоставлено Алсу Нигматуллиной
«Казань для меня очень шумный город, тут везде музыка»
- У каждого академического композитора хочется спросить, слушает ли он музыку, которую слушаем мы, простые смертные.
- Конечно, слушаю. Правда, сейчас у меня период тишины, я не слушаю практически ничего.
- В связи с чем?
- Не знаю. Просто как-то тяжело слушать, такое тоже бывает. Вообще, это моя проблема, я очень чувствительна к звуку. Допустим, Казань для меня очень шумный город. Тут везде музыка, это тяжело. Я как-то привыкла к тишине. Поэтому не езжу на фестивали неакадемической музыки, там очень громко.
Но популярную музыку я, конечно, слушаю, и мне многое нравится.
- Например?
- У меня есть еще одна проблема - я знаю музыку, но не знаю, кто ее исполняет (смеется). Могу сказать, что среди этого много американских альтернативных песен. Например, нравится песня Ocean Eyes Билли Айлиш.
- Массовому слушателю современная академическая музыка кажется непонятной, в то же время в качестве саундтрека он воспринимает ее нормально. Вы хотели бы писать для кино?
- Я бы здесь провела аналогию с журналистикой. Есть журналисты, которые пишут только о культуре, есть новостники, есть те, кто снимает документалки и т.д. У композиторов то же самое, есть определенная специализация. Мне очень нравится музыка для кинофильмов, и я, в принципе, могла бы ее писать, но, опять-таки, сначала ты должен хорошо это изучить. Это тоже специализация. Например, ты должен уметь написать 20-секундный фрагмент, и ни секундой больше.
Там, где я учусь, нет разделения, мы можем писать любую музыку. Но, скажем, у учащихся в Цюрихе разделение уже есть: писать только для компьютерных игр или только для театра, только академическую музыку или только популярную. Вот, скажем, электронная музыка: это огромный объем информации, и ты должен отдать много времени, чтобы, во-первых, изучить соответствующие программы, и во-вторых, уметь писать хорошую электронную музыку.
Сейчас еще появилось такое направление, когда ты сочиняешь не только музыку, но и перформанс. Такая синтетическая междисциплинарная история, когда ты соединяешь музыку с лайв-видео, лайв-аудио, хореографией, светом. Мне это очень нравится, я как раз сейчас этим занимаюсь, получаю второго «мастера» — по Music and Art Performance.
Вот эту концепцию с лайв-видео (показывает в телефоне) мы делали с хореографом, она тоже, кстати, татарка. Я писала музыку и была, скажем так, главным телом, которое снимали. Это был психологический перформанс на двух экранах — с лайв-видео и записанным видео. Назывался он «Три упражнения для композитора без оркестра».
Фото предоставлено Алсу Нигматуллиной
«Я ярый патриот, очень люблю Татарстан, каждый год приезжаю сюда»
- Чем была интересна ваша работа над проектом квартета «Әллүки» в Питере?
- Я интровертный интроверт, поэтому у меня была такая проблема: я писала музыку, но мне было очень тяжело работать с людьми. В начале своей композиторской карьеры я вообще думала, что не справлюсь с этим. И «Әллүки» стал, наверное, одним из этапов преодоления этого.
То есть мы собирались с татарами, я преподавала вокальную музыку, татарские народные песни. Меня очень вдохновляла татарская академическая музыка, я даже приезжала в Казань за нотами разных квартетов, потому что тогда трудно было достать их в интернете.
И как-то мы собрались и подумали — а почему бы нам это не поиграть? У меня как раз была книжка «Струнные квартеты» Алмаза Монасыпова, написавшего первый татарский квартет. И, таким образом, я была как бы руководитель, идейный вдохновитель, это была моя стезя. Мы собирались, делали концерты, и я почувствовала, что занимаюсь чем-то важным, было внутреннее удовлетворение от того, что я это делаю и это действительно останется.
То есть ты не просто рутинно живешь, а делаешь что-то важное. Мне бы всегда хотелось жить так, чтобы было ощущение не рутины, а смысла.
- Что значит для вас ваш татарский корень?
- Это вообще очень странная штука. Это как вера в Бога, что ли. То есть это есть, и тебе не нужны никакие доказательства. Сколько бы тебе ни говорили, что по таким-то причинам его не существует, ты внутренне веришь и тебе не нужно доказательств.
Не знаю почему, но у меня всегда были какие-то посылы в сторону татарского корня, как вы сказали. Я ярый патриот, очень люблю Татарстан, каждый год приезжаю сюда. Для меня это очень важная составляющая моей личности.
- А на материальном уровне ваш патриотизм как-то проявляется? Может, эчпочмаки тайно печете дома?
- Нет, я не люблю готовить (смеется). Но кухня все-таки только малая часть татарской культуры. У нас очень богатые язык, орнаментика, музыкальная культура, именно академическая.
Фото предоставлено Алсу Нигматуллиной
«Нравится смотреть на татарскую культуру через призму современности»
- В Швейцарии ваша тяга к корням ощущается сильнее?
- Нет, она все такая же. В принципе, я ведь жила в Петербурге 11 лет. Это было то же самое, потому что в Питере все по-другому. Это не Казань, не Татарстан, там другая культура и другие люди.
- Что вы имеете в виду? Сталкивались с нехорошим отношением к нацменам?
- Нет, с этим я не сталкивалась. Ну, посмотрите на меня — я же маленькая, милая (смеется). Был смешной случай в консерватории, когда я отдала свой паспорт, а на нем было написано «Татарстан». И секретарь спросила: «А это в России?»
С другой стороны, мне нравилось чувствовать себя уникальной, потому что ни у кого не было такого имени – Алсу. И потом, у меня же был пузырь – я общалась с музыкантами, композиторами, людьми культуры. Рассказывала им, что такое мусульманство или что такое татарская культура, и всегда чувствовала только уважение и интерес.
В принципе, то же самое происходит в Люцерне. Допустим, я участвовала в фестивале народного искусства, мне заказали произведение, и я написала «Орнаментику» для инструментального ансамбля. И увидела только интерес, все спрашивали, о чем это, как это. Или, допустим, для последнего моего концерта я написала арт-перформанс «Сак-Сок. Эхо». Там были видео, хореография, работа со словесной партитурой, с лайв-аудио. И тоже — только интерес. Сразу считывается, что это абсолютно другая культура, очень уникальная, ни на что не похожая, в данном случае — смесь между исламом и народным музыкальным искусством.
Мне нравится смотреть на татарскую культуру через призму современности. Это и есть моя цель — обновлять ее через современное искусство. Я не любитель каких-то аранжировок, не любитель взять татарскую мелодию и сделать ее «поп». Не хочу сказать, что это примитивная задача, нет, она совсем не простая. Просто это не мое. Мне близко другое — когда ты берешь фольклорное произведение или тему, и более концептуально рассматриваешь ее под новым углом. Стараешься ее обновить, посмотреть на нее через призму личности или нашего времени.
Фото предоставлено Алсу Нигматуллиной