Трупы на улице Рамблас

В мае прошлого года Наша Газета подробно, в двух публикациях, рассказывала вам о постановке шедевра Дмитрия Шостаковича, осуществленной испанским режиссером Каликсто Биейто в Большом театре Женевы. Те, кто не видел постановку и пропустил наши статьи о ней, могут ознакомиться с ними и получить достаточно полную информацию об истории создания оперы и о перипетиях, связанных с ее сценической судьбой. Мы же сразу перейдем ко дню сегодняшнему и прочтению «наших» произведений каталонцем – не приведи бог случайно назвать его испанцем! - Алексом Олле: его спектакль мы с удовольствием посмотрели несколько дней назад.

Для тех, кто не знает: оперный театр Барселоны, Большой театр «Лисео», - один из наиважнейших театров Испании. Он был построен на средства «частных спонсоров» и открылся в 1847 году. Судьба театра драматична: в 1861 году он пострадал от пожара, а в 1893-м – от террористического акта, организованного анархистом Сантьяго Сальвадором – от взорвавшейся во время представления бомбы погибли 20 человек. Оставив страсти в 19 веке, в начале века 20-го театр расцвел – не без участия антрепризы Сергея Дягилева. Во время гражданской войны театр существовал благодаря поддержке городского совета, а в 1939 году он был национализирован и провозглашён «Национальным театром Каталонии». Увы, 31 января 1994 года он сгорел, на реконструкцию и ремонт потребовалось пять лет, но в 1999-м «Лисео» в буквальном смысле восстал из пепла и стал, со своим залом на 2292 места, вторым по величине оперным театром в Европе, уступая пальму первенства лишь Ла Скале. Кстати, внутренним своим убранством «Лисео» тоже напоминает миланский театр. И немножечко Большой.

И вот в этом прекрасном здании, находящемся на популярнейшей улице Рамблас, разыгрывается – уже во второй раз, впервые опера «Леди Макбет Мценского уезда» шла здесь в 2002 году – трагедия, произошедшая в позапрошлом веке в российской провинции. В достоверности литературной основы сомневаться не приходиться: до того, как стать литератором, Николай Лесков был чиновником уголовной палаты в старинном купеческом городе Орле, так что об особенностях народной жизни знал не понаслышке.

Имя любимого композитора на афише выглядит непривычно – Xostakóvitx, именно так оно пишется по-каталански. Другие имена узнавать легче: молдавский бас Алексей Ботнарчук выступает в роли Бориса Измайлова, а российский тенор Илья Селиванов – в роли его сына Зиновия. Два исполнительских состава предусмотрены для партий Катерины и Сергея. Знающие люди говорят, что первый состав – американская сопрано Сара Якубяк и чешский тенор Павел Чернош – просто великолепен. Но нас вполне удовлетворил и второй, с испанкой Анхелес Бланкас и еще одним чехом – Ладиславом Элгром, певшим и в Женеве.

Разумеется, мы не можем оставить без внимания появление на сцене театра «Лисео» знаменитого грузинского баса Пааты Бурчуладзе. Да, мы привыкли видеть его имя в первых строчках составов исполнителей, а тут он согласился на маленькую роль Старого каторжника. Маленькую по размеру, но по смысловой нагрузке сравнимую с партией Юродивого в «Борисе Годунове», ведь именно из уст Старого каторжанина доходят до публики не нуждающиеся в комментарии слова:

Вёрсты одна за другой
Длинной ползут вереницей.
Тени растут за спиной,
Солнце за степи садится.
Эх, ты путь, цепями вскопанный,
Путь в Сибирь, костьми засеянный,
Потом, кровью путь тот вспоенный,
Смертным стоном путь овеянный.

Что касается сценографии, то тут есть, что сказать о различиях между женевской и барселонской постановками. Наша рецензия на женевскую называлась «Русская грязь и русский секс на женевской сцене». (Увы, именно благодаря «русскому сексу», а не массовой любви к опере она удостоилась баснословного числа просмотров в интернете!) Так вот, что касается секса, то спектакль в Барселоне гораздо целомудреннее: ягодицы Сергея (что в первом составе, что во втором) не сверкают, а сцена изнасилования Аксиньи и любовные сцены оставляют место для воображения зрителей, что мы приветствуем.

Что же касается грязи, то Алекс Олле отчасти пошел по пути Каликсто Биейто, тоже решив, что просто сцены недостаточно. Но заполнил он ее не грязью, а водой. Обыгрывается это, разумеется, финалом – как вы помните, Катерина и Сонетка тонут в озере, том самом, что в чаще леса и вода в котором черная. Как сообщил нам информированный источник, вода на сцене – проточная и очень холодная. Куда, спрашивается, смотрит служба охраны труда, знающая, конечно, что холодная вода и вокалисты – вещи несовместимые?! Некоторые исполнители затребовали непромокаемые носки, но обе исполнительницы партии Катерины согласились плескаться в ледяной воде без всякой «страховки» на свой страх и риск, да еще в неглиже.

Всяческих похвал заслуживает работа художника-постановщика Альфонса Флореса и мастера по свету Урса Шёнебаума: вместе, причем с использованием минимума средств, они создали эстетичное и убедительное пространство, удобное для исполнителей и не отвлекающее излишними эффектами от того, что остается главным в спектакле – от прекрасной музыки Дмитрия Шостаковича! Спасибо Симфоническому оркестру театра и дирижеру Жозепу Понсу за ее вдумчивое исполнение.

Как нет басни без морали, так нет спектакля, персонажей которого и постановщики, и публика не пытались бы поделить на плохих и хороших. В данном случае эта задача не из легких, поскольку каждое новое поколение оценивает их со своей, так сказать, колокольни. Расхождения налицо даже между Лесковым и Шостаковичем – соавторами оперы, не говоря уж о разномастных критиках.

Катерина Львовна у Лескова – властная женщина, развращенная жизнью в богатом купеческом доме. Влюбившись в красивого приказчика, она хладнокровно уничтожает всех, кто может помешать ее счастью: свекра, мужа, маленького племянника. У Шостаковича же она – жертва.

«Из всех моих героев в «Леди Макбет» люблю я только Катерину Львовну. Ее судьба — судьба талантливой, выдающейся женщины, поставленной эпохой в кошмарные условия», - признавался Дмитрий Дмитриевич в одном из интервью 1932 года, подчеркивая, что Катерина пришлась «не ко двору» в доме Измайловых не только потому, что не любит мужа, но и потому, что весь ее душевный склад чужд тому образу жизни, который ведут окружающие ее «родственники». А в январе 1934-го рецензент писал в «Вечерней Красной газете»: «Все социально здоровые элементы несут на себе печать развращенности... и даже потенциально не могут быть восприняты как носители здоровых начал стремящейся к трудовой жизни массы...». И ведь не поспоришь – со здоровыми началами в Мценске явно напряженка.

Образ Сергея в опере по сравнению с лесковским почти «добрым молодцем» из народной сказки значительно снижен – перед нами наглый примитивный пошляк. Из-за такой трактовки еще сложнее становится понять, что же увидела в нем Катерина, и не просто ли от скуки приключилась вся эта заваруха. Вполне вероятно, что именно к такому выводу придут молодые зрители, привлеченные в оперный театр обещанием триллера.

От редакции: Дорогие читатели, почему бы вам не устроить себе уик-енд в Барселоне и не составить собственное мнение о постановке, идущей на сцене театра «Лисео» до 7 октября включительно?