«А что хотел сказать художник?»

Зрители станут соавторами произведений

До открытия II Чувашской биеннале современного искусства остался всего месяц, уже известны площадки, на которых будут происходить события, состав участников, постепенно формируются параллельная и образовательная программы, проходят обучение медиаторы, которым предстоит работать с посетителями. Подробнее о процессе подготовки мы решили узнать из первых уст — от куратора биеннале Иры Конюховой.

— У вас довольно богатый кураторский опыт — и в Европе, и в Москве. Пригодился ли он вам в работе на Чувашской биеннале, и есть ли существенные отличия в работе с провинциальными проектами?

— Опыт у меня был очень разносторонний. Я работала в небольшом провинциальном музее в Германии с очень хорошей коллекцией. По желанию директора в нем устраивались и выставки современных художников. Музей размещался в историческом здании, и там ничего нельзя было трогать, только максимально бережно расставлять акценты, чтобы ненароком не задеть что-то ценное. В Германии в провинциальных городах люди так же, как и в России, не воспринимают современное искусство — нужно объяснять, показывать. А чаще я все же делала выставки не в музеях. В Москве, например, я работала в креативном кластере «ЦТИ «Фабрика» — это пространство с голыми стенами, без тех возможностей, которые предоставляет классический музей, и с минимальным бюджетом. При этом выставок было чуть ли не 50 в год — напряженный ритм. Так что опыт проведения выставок в провинциальном пространстве, где нет изначально отклика на современное искусство, у меня есть, и дело это мне не кажется сложным. Главное в таких случаях — не быть снобом, не заходить с позиций «вы тут ничего не понимаете, сейчас я вам расскажу» и «мне главное, чтобы люди из столицы приехали, посмотрели и сказали как здорово!», а пытаться говорить с людьми, понять, что им важно. В контексте Чувашии мы хотели поднять какие-то довольно болезненные, затрагивающие горожан темы. Такие, как стройка ГЭС, например.

— А каково это — вступать в диалог с людьми, далекими от современного искусства, настроенными к нему довольно прохладно?

— Работа со зрителем будет строиться через общение с медиаторами. У меня был подобный опыт в 2017 году на «Документе»: мы не делали классическую экскурсию с небольшими интерактивными элементами, а старались как можно больше разговаривать с посетителями, чтобы понимание того, о чем работа, возникало внутри группы, из общения между людьми. Именно среди тех, кто крайне далек от искусства, мы наталкивались на очень сильное сопротивление — они вообще не хотели рассуждать. Им было гораздо проще, если бы я рассказала, что как надо понимать. В то же время, если делать это аккуратно, то человек может прийти к действительно глубоким осознаниям.

— Как ваш личный опыт повлиял на построение концепции выставки?

— Я 13 лет жила за границей, а опыт мигранта как никакой другой формирует представление о собственной принадлежности. Сталкиваешься с тем, что люди живут иначе, и это вызывает сильнейший кризис самоидентификации: кто я, почему это мое. И с одной стороны, это мой личный опыт, с другой — он общий для всего моего поколения. Родившиеся еще в СССР, но выросшие в России, мы могли свободно путешествовать, зачастую учились за границей, общались с разными людьми на разных языках… У нас была иллюзия космополитичности: культура настолько объединяет, что язык становится не важен — мы говорим на языке искусства и имеем общие ценности. Но в реальности оказывается, что это не так, и ты задумываешься о мире, в котором вырос, и основах, которые тебя сформировали.

— Есть еще связанная с этими понятиями довольно болезненная сейчас тема — тема эмиграции. Она как-то отразилась в работах художников биеннале?

— Я приехала в Россию в конце 2022 года и весь 2023 год работала в независимом пространстве «ЦТИ «Фабрика». Вот тогда действительно было много работ, авторы которых тосковали по этому безграничному прошлому, остро рассуждали о новой действительности, личном опыте эмиграции, потере друзей. Но сейчас подобного в таком масштабе нет. Вопросы потери, памяти и самоидентификации возникают в связи с другими явлениями.

— Какие из предложенных семи подтем биеннале оказались более популярными?

— Их привлекательность оказалась не одинаковой, и мы отказались от нескольких тем, оставив в итоге только три маршрута. Больше всего откликались темы «дом как частность» и «дом как сопричастность». Первая тема про тело, про себя, про одиночество, про сложные отношения внутри семьи, не выходящие наружу — в современном искусстве есть тенденция говорить про себя и свой опыт. Вторая, наоборот, про ощущение себя больше, чем ты сам — поиск себя внутри рода, страны, этничности.

— Расскажите, по каким критериям отбирались авторы? Подано ведь было около 400 заявок.

— Если быть точным, 401 заявка. Среди них почти не было случаев несоответствия проекта теме, так что, в первую очередь, мы смотрели на качество проекта. У нас есть художники без большого опыта выставок, но проекты, которые они представили — картины, фотографии, инсталляции — оказались очень интересны. Затем обращали внимание на портфолио — делал ли автор уже подобные работы. Особенно, если это не картина, не фото, а нечто более сложное в производстве, например, инсталляция или фильм. Можно ведь много чего напридумать и потом не справиться. Конечно, важна была и смета. Смотрели на то, как человек описывает работу — есть ли у него интересный, поэтичный, фантазийный язык, может ли он про свою работу рассказать? Очень важно артикулировать, что ты делаешь, зачем тебе это нужно. Мне же, как куратору, предстоит с этими смыслами работать.

— Была ли какая-то квота для местных художников?

— Нет, квоты у нас не было, но на чувашских художников мы смотрели более внимательно.

— Какие будут представлены новые художественные практики и медиа? Как они соотносятся с традиционными?

— Будет достаточно много инсталляций — и скульптурного типа, и саунд, и видео, и даже игровые (консоли). А вот картин и графики будет немного, и это связано со спецификой пространства. В театре совсем мало места для развеса. Кроме того, есть работы, которые висят на стене, но это не живопись и не графика. Например, работа Элины Дуняшевой — большие разделочные доски из бабушкиного дома, на которые нанесена цианотипия.

— Какие пространства в театре будут задействованы?

— Входная зона, гардеробная, большая голубая гостиная, рекреационные зоны на втором этаже, пространство перед входами в зрительный зал и художественный цех.

— Какой сценарий посещения биеннале вы предлагаете зрителю? 4 выставочных площадки, на них есть не только экспозиция, но и предполагаются разнообразные активности…

— Я бы точно порекомендовала пойти в Чувашский драматический театр, а потом — во двор Чувашского национального музея. Там выпить кофе, отдохнуть, почитать книги, посмотреть инсталляцию и пообщаться с художницами. Может быть, побывать на каком-то мероприятии, потому что проходить они будут там. И после этого идти в Музей чувашской вышивки. На площадке в «Новом городе» тоже будут совершенно замечательные работы, и поскольку это бетонная коробка, там можно было делать многое, что нельзя в театре. Там больше пространства для технически сложных инсталляций. Мы попытались больше адаптировать ее для детей и подростков — разместить работы с большим интерактивным элементом — и надеемся, что, по крайней мере, жители «Нового города» это оценят, а кто сможет добраться туда, точно не будут разочарованы.

— Биеннале — это огромный проект и большой массив работы, с которой не справиться в одиночку. Расскажите о команде ЧБСИ.

— Я работаю лишь с некоторой частью команды, это кураторский костяк: 2 ассистентки, которые взаимодействуют с художниками — отвечают на все вопросы, помогают им в поиске информации по Чувашии, заключают договоры. Плюс у нас есть общий координатор биеннале Александра Никитина, директор — Юлия Константинова и пиар-менеджер. А еще архитектор (с ним был месяц очень активной работы, которая уже завершилась) и дизайнер. На такую небольшую команду это и правда огромный массив задач, и в июле нас ждет работа на износ.

— По сравнению с первой биеннале произойдут какие-то изменения? Возможно, сделали какие-то выводы из предыдущего опыта?

— Во-первых, было решено не брать никого из участников первой биеннале. Все-таки это проект, который призван открывать новые имена и развивать сцену. Конечно, исключения всегда возможны, но мы старались придерживаться этого принципа.

Вторая биеннале — гораздо более масштабный и сложный со всех сторон проект. У нас не 15 художников, а 50, не одна площадка, а четыре, и это не художественный музей, где есть развеска и хорошее освещение, и понятно, как и что делать. У нас, кроме Музея чувашской вышивки, нет ни одной традиционной площадки, мы очень сильно работаем с контекстом. Директору биеннале Юлии Константиновой изначально хотелось чуть больше чувашского приближения — и в теме, и в названиях, и в самих работах, что мы и постарались сделать.

— А что касается языка — будет ли чувашский на уровне этикеток и аннотирующих материалов?

— Предполагается. На этот раз сделали сайт на трех языках, и есть желание в таком же формате выпустить брошюру-каталог со всеми описаниями. Правда, не знаю, в каком объеме мы все это успеем. Но этикетаж точно планируется.

— А какова ваша целевая аудитория? Вы говорили, что программа адресована жителям Чувашии, а будет ли это интересно гостям?

— Конечно! У нас же тут звезды современного искусства. Ну и вообще, не часто такая выставка проходит сразу в 4-х локациях, в национальном театре есть возможность и архитектуру посмотреть, и как работы в нее вписаны… Для профессиональной публики вопросы распределенности и внедрения будут очень интересны. Ну и нам хотелось собрать своих любимых художников. Может быть, чебоксарцы их для себя только откроют, а москвичи и петербуржцы поедут именно за ними, чтобы посмотреть новые работы. Конечно, важны не только сами произведения, но и кураторское видение, как они друг с другом соотносятся. Надеюсь, и жителям республики, и гостям, в том числе и коллегам, будет интересно.