Портрет брутальной эпохи
5 декабря в онлайн-кинотеатрах Okko и START выйдет финальная, восьмая, серия первой части масштабной криминальной саги «Лихие» Юрия Быкова. «Вечерняя Москва» поговорила с режиссером о том, чем для искусства стали «лихие 90-е».
— Юрий Анатольевич, какой эпизод в сериале «Лихие» дался вам сложнее всего в эмоциональном плане?
— Пожалуй, я не смогу выделить эпизод, который дался бы мне эмоционально тяжело. Я очень люблю яркие, конфликтные, актерски интересные сцены. От такой энергии не устаю, наоборот, купаюсь в ней. Да и к тому же какими бы сложными ни были сцены, когда они получаются, то дарят кайф, удовлетворение — то есть то самое, ради чего мы и занимаемся кино. Так что проект был не тяжелым, а интересным. Самым сложным в нем было полностью выдержать дистанцию в 140 съемочных смен, распределиться по ней.
— Существует наблюдение, что режиссер заявляет свою тему в первом произведении, а потом лишь развивает ее...
— Не скажу, что этот сериал — продолжение моей авторской линии. Скорее это мой шаг в новую драматургию. Потому что в своих авторских работах я тяготею к глобальным экзистенциальным высказываниям, которые выявляют парадокс существующей реальности или вскрывают неудобную правду. Конечно, в «Лихих» есть и то, и другое...
Есть в них и темперамент моих лучших картин «Майор», «Завод», «Дурак». Но все-таки те картины были нацелены на высказывание скрытой, неприятной, непризнаваемой правды. А «Лихие» — в чистом виде человеческая история, сага. В этой работе я был сосредоточен на самих персонажах и их судьбах, без желания высказаться.
Моей целью было желание отразить то время таким, каким я его помню. И сделать это на контрасте с огромным количеством контента, причем качественного, который мифологизирует эпоху 90-х как романтическую и крайне увлекательную, что правда, но неполная. Я же постарался подчеркнуть, что главным стержнем и точкой фокусировки 90-х были пещерные правила выживания. Это мне было важно донести. «Лихие» — это больше документ времени, чем экзистенциальное высказывание.
— Критики и рецензенты «Лихих» подмечают в сериале отсылки к лентам Алексея Балабанова. Какую роль играет творчество этого режиссера в вашем мировосприятии?
— Лично я никаких параллелей в моей режиссуре с режиссурой Балабанова не вижу. Я все-таки снимаю зрительское кино, пусть и тяжелое с точки зрения темы, но мне важно вызвать именно включение зрительского восприятия. Алексей Балабанов — практически документалист. Я человек более темпераментный. Меня меньше интересует так называемая черная сторона жизни, больше увлекают парадоксальные эмоции, характеры, конфликты. Люблю кино выпуклое, жанровое, с большим количеством актерских и режиссерских находок, которые, может быть, даже приподнимают реальность над ее документальной сутью.
И Алексей Октябринович все-таки чисто авторский режиссер. Понятно, что «Брат» — его выдающаяся картина, которая стала памятником того времени. Но даже она обладает очень специфическим авторским стилем, который зрительским назвать трудно. Это явление эпохального масштаба. Бывает так, что авторское высказывание становится симпатично и популярно среди широкой публики. Но «Лихие» — жанровая криминальная сага, у меня не было задачи цитировать чью-то авторскую точку зрения на эту фактуру.
— Как не скатиться в эстетизацию преступности, но заставить зрителя полюбить персонажей, когда главный герой — член ОПГ, киллер? Я не ставлю себе задачей романтизацию и попытку вызвать у зрителя любовь или нелюбовь к героям.
— Например, «Крестный отец» (криминальная драма 1972 года американского режиссера Фрэнсиса Форда Копполы. — «ВМ») — классический пример того, что если работа сделана искренне и с пониманием персонажа, с огромным количеством деталей и тонкостей, то даже отрицательный герой вызовет определенную симпатию у зрителя. Такие герои становятся близкими, потому что человек проживает с ними жизнь.
Безусловно, у меня есть свое, весьма сложное отношение к криминалу 90-х. С одной стороны, эти люди вызывают у меня уважение за последовательность и умение в сложные времена брать ответственность за собственную и чужие жизни. С другой, путь насилия — это тупик. По-моему, трагедия героев 90-х заключается в том, что они просто не могли по-другому существовать и, встав на этот путь, саморазрушились и уничтожили многих. Наш сериал констатирует неизбежность судьбы этих героев, ее фаталистичность во времена, когда сильные, но крайне зажатые в рамки выживания люди, просто не могли поступить по-другому.
Эстетизация же начинает возникать тогда, когда поддают романтического жару. В «Лихих» этого нет. Но, с другой стороны, может быть, поэтому они и проигрывают таким романтическим сагам, как «Бригада» или «Однажды в Америке». Но у меня нет воспоминаний о таких людях как об очень приятных, добрых, душевных. Все-таки они всегда казались мне хищниками. Хищник может вызывать восхищение, уважение, но не симпатию. Как можно любить и бояться одновременно? По-моему, никак.
— В вашем сериале громко звучит тема веры. Как, по-вашему, религия нужна людям для оправдания своих поступков, для сдерживания собственных демонов?
— Сам я человек нерелигиозный, агностик. Меня мало интересуют конфессиональные детали и нюансы, рамки веры в Бога. В этом смысле я гораздо более демократичен. Так что не знаю, насколько громко звучит эта тема в проекте в целом. Вначале, да, есть несколько серий, которые запечатлевают отношения главных героев с церковью.
Но религия — не центральная часть жизни Жени (одного из главных героев в сериале сыграл Егор Кенжаметов. — «ВМ»). Он достаточно быстро разочаровывается в утверждении «помолись, и простятся все грехи», быстро узнает, что жизнь устроена гораздо сложнее. Но, безусловно, у него есть свое понимание того, что Бог за ним наблюдает, представление о хорошем и плохом, сформированное через призму православной религии, к коей он относится по естественным причинам, поскольку является человеком из этой культурной среды.
Но я бы не придавал такого значения религии в этой истории. Тут куда большее значение имеет абсолютно простое человеческое ощущение того, что зло, а что — нет, и что на зло приходится идти, чтобы выживать. Герой и без религии понимает, что есть плохо, а что — хорошо, но он вынужден поступать плохо.
— Почему тема 90-х словно выходит на новый виток? Верите ли вы, что можно поставить точку в их осмыслении?
— Конечно, нет. Я даже думаю, что в какой-то момент 90-е будут осмысляться не только как криминал или экономические аферы, но и как часть нашей истории, жизни, которую проживали и мы, и наши родители. Поэтому точки здесь не будет. Ведь и про гангстерские времена 30-х в Америке снимали и в 60-х, и в 70-х, в нулевых XXI века и так далее. Так и 90-е — яркое время, и оно не исчерпается.
Хотя, глобально, любые времена неисчерпаемы.
ЛУЧШИЕ РАБОТЫ
- Майор (2013) драма
- Дурак (2014) драма
- Метод (2015) сериал
- Завод (2018) триллер