«РБК Визионеры» в Noôdome: как прошел показ фильма «Мельников»
«РБК Визионеры» и сообщество Noôdome продолжают серию камерных встреч, посвященных визионерству, — в этот раз темой вечера стал Константин Мельников и его архитектурный гений.
Гости собрались, чтобы одними их первых увидеть документальный фильм Марины-Марии Мельник, рассказывающий о непростом пути известного на весь мир архитектора, продолжающего вдохновлять и сегодня.
«У нас в договоре было прописано: хронометраж до 90 минут, — рассказывает продюсер фильма Арсений Овчинников, — это мое принципиальное решение, потому что фильм документальный. Больше людей его посмотрят, если он будет идти меньше 90 минут. Я не хотел отсекать 20% аудитории, которые просто не будут смотреть длинный документальный фильм. Режиссер сначала прислала версию 95 минут, я ее посмотрел. И не нашел в себе отклика. Через неделю она прислала новую версию 97 минут. И тут кино случилось. И как бы сильно мне не хотелось его сократить, трогать было страшно. Магия могла уйти».
Перед тем как погрузиться в магию фильма, картину обсудили Айрат Багаутдинов, основатель проекта «Москва глазами инженера», директор Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина Елизавета Лихачева и генеральный продюсер фильма Арсений Овчинников.
Айрат Багаутдинов — визионер в категории «Дизайн и архитектура» и автор лекций о Мельникове, Елизавета Лихачева — эксперт трека «Культура» в проекте «РБК Визионеры», и ее судьба связана с архитектором неразрывно — ее мама, а после и сама Елизавета работала в доме-музее Мельникова, а сейчас занимается его реставрацией.
Айрат Багаутдинов: «Константин Мельников — самый главный, по крайней мере, самый известный во всем мире архитектор советского авангарда. Лиза, такой вопрос, почему вы решили принять участие в фильме?»
Елизавета Лихачева: «Такие художники, как Мельников, художники в широком смысле этого слова, в рамках национальной культуры каждые 10–15 лет должны переосмысляться. Как Александр Сергеевич Пушкин, который почти 200 лет назад умер, но к которому мы все время обращаемся. Он работает камертоном. То же самое с Мельниковым. Это человек, архитектор, который по определенной причине на очень долгое время исчез из истории русской культуры. Только специалисты знали, что был какой-то сумасшедший, который жил в круглом доме. Фильм «Мельников», который сделала Марина-Мария, — это первая серьезная попытка понять феномен его таланта, его гения. Был еще фильм «Мельников», снятый в конце 1980-х, с документальной точки зрения более интересный, чем наш, потому что тогда было больше живых свидетелей того времени».
Айрат Багаутдинов: «Ты говоришь, что каждая эпоха должна переоткрывать большого художника заново. А каким открывает Мельникова этот фильм?»
Елизавета Лихачева: «Считается, что Мельников был великим экспериментатором. Это, конечно, полная ерунда. Никогда Мельников не экспериментировал. Он всегда строил из традиционных материалов. Дом Мельникова круглый не потому, что он вдруг решил построить круглое жилье и изобрел его заново. Мельников предельно традиционен, очень рационален, но при этом отражает одну из важнейших страниц в истории русской архитектуры.
Часто эпоха авангарда в России сравнивается с эпохой Возрождения в Италии — по степени значимости деятельности людей, которые тогда работали. Если вы возьмете всю историю мирового искусства, то вы неожиданно выясните, что, если нам надо было бы разделить ее на какие-то направления, которые бы описывали отношение художника к развитию формы в пространстве на плоскости, мы бы получили всего два таких направления. Это то, что Винкельман называл аполлонизм и дионисизм. А я, как историк архитектуры, называю классицизмом и барочностью. В классицизме все просто. Ты делаешь пропорциональный чертеж, у тебя включается закон симметрии, закон золотого сечения, и ты по нему шпаришь. И 90% художников — классицисты, или, говоря языком Винкельмана, аполлонисты. С барокко все гораздо сложнее. Барокко — это когда вы идете по английскому пейзажному парку, останавливаетесь и думаете: как красиво, какой хороший вид. И тут неожиданно обнаруживаете лавочку. Потому что на самом деле вы не сами идете по английскому пейзажному парку — вас ведут. И вы этого не понимаете. Вот что такое барокко.
Говоря о театральности барокко — представьте, что вы в театре в центре Москвы. Вы же понимаете, что человек, который вышел на сцену, он не Гамлет. А девушка — не Офелия, и так далее. Но если спектакль хороший, то в какой-то момент актер становится Гамлетом, девушка — Офелией, и вы перенесетесь из Москвы XXI века в Эльсинор XVI века. Сила искусства вас побеждает. Представляете, как сложно добиться этого в архитектуре? Архитекторов, которые владеют этим сложным искусством — заставить тебя видеть то, что они хотят, особенно в маленьких пространствах, единицы. И Мельников один из них, но самая главная его заслуга даже не в этом, а в том, что он был представителем направления, которое формализовало этот подход. Мельников был одним из главных мастеров по организации пространства, по игре с пространством. И это то, что он может рассказать современному архитектору».
Айрат Багаутдинов: «Почему этот фильм должен откликнуться в сердце у меня, человека 2024 года?»
Елизавета Лихачева: «Есть известная поговорка о том, что современники редко понимают гения. Это правда. Мельников стал жертвой собственных заблуждений, времени, в котором он жил, отчасти предательства людей. Он был художником. Архитектор может пойти на компромисс, художник — нет.
Мельников, опять же, не из воздуха родился. В Московском училище живописи, ваяния и зодчества у него был однокашник Николай Александрович Ладовский. Неудачник, ничего толком не построил, почти все проекты его утрачены. Но это человек, который создал теорию, а Мельников — это человек, который дал ей практику. Что сказал Ладовский? Пространство — уникальный материал архитектуры. Архитектура — искусство, оперирующее пространством. Из этого вырастает огромный вклад России даже не в эту цивилизацию, а в последующую, которая, возможно, родится, если мы не сгорим в огне атомного пожара.
Дело в том, что те принципы, которые закладывал в свою архитектуру Мельников, извините за невольную тавтологию, принципиально отличаются от того, что закладывали в архитектуру конструктивисты или западноевропейские функционалисты.
И нам Мельников сейчас интересен, потому что мы наконец-то посмотрели вглубь себя, наконец-то начали изучать этот период, начали понимать, что произошло в 1917 году, чем были 20-е, 30-е годы для России. Нам интересен не идеологический взгляд, а более цивилизационный, более, если хотите, исторический. Это первое.
Второе. Принципы, которые Мельников проповедует, как никогда сейчас актуальны, потому что современное градостроительство и современная архитектура проживают очередной переломный момент. Сейчас идет спор двух глобальных градостроительных направлений. Первое — это то, что отстаивает один из его главных апологетов, Сергей Семенович Собянин, мэр города Москвы. Он считает, что не надо искусственно поддерживать малые города, надо всех поселить в супергородах. И дальше эти суперэкономики будет проще обеспечить. Мельников — про другое. Про человечный размер, про человеческий масштаб, про человеческое пространство. Про дом, про экологию жизни человека».
Айрат Багаутдинов: «А знаете, все-таки, о чем для меня этот фильм? Для меня это своего рода книга Иова XX века, история о человеке, которого очень жестко била судьба. После небывалого взлета, после истории советской мечты, когда человек из сына крестьянина с соломенной сторожкой превращается в одного из самых востребованных архитекторов, а потом в 30-е вдруг на него сыпется одно несчастье за другим. Для меня, наверное, «Мельников» — это даже не фильм об архитекторе, это фильм о Мельникове как о человеке, который справился. Особенно в наши непростые нынешние времена это важно, я тоже чувствую, что с какими-то трудностями приходится сталкиваться. До этого, да, судьба баловала. И я думаю, что если Мельников справился то, наверное, и я справлюсь».
Елизавета Лихачева: «Но он не справился. Мельников не сломался под ударами судьбы, не предал своих принципов, не пошел на поклон никому. Но внутри себя, к сожалению, не вышел за пределы 1935 года. В этом и есть его главная трагедия. И он это очень хорошо понимал. И для меня это фильм про человека, которого не спасла архитектура, которого не спасло искусство».