О феномене тюремных джамаатов

Процессы исламизации России вошли в ту стадию, когда их уже невозможно не замечать и делать вид, что ничего не происходит. Она затронула уже практически все сферы общества. Не обошла она стороной и места лишения свободы (как следственные изоляторы, так и колонии), где сторонники радикального ислама не просто чувствуют себя достаточно комфортно, но и занимаются вербовкой сторонников. Наглядное подтверждение этому история с захватом заложников в СИЗО в Ростове-на-Дону – заключенные-ваххабиты решили по-своему отпраздновать исламский праздник Курбан-байрам и взяли в заложники двух сотрудников СИЗО № 1. Террористы заявили о своей принадлежности к ИГИЛ и потребовали машину, оружие и возможность уехать из изолятора. При этом, что интересно, они свободно снимали это все на видео (недостатка в смартфонах, видимо, не испытывали) и имели при себе флаг запрещенного в России ИГИЛ. По данным СМИ, террористы заранее ослабили решетку камеры для осуществления террористической акции. Дождавшись подходящего момента, они выбили преграду, пробрались во двор, а затем проникли в помещение дежурной части и захватили сотрудников изолятора. Еще один любопытный момент заключается в том, что, по по информации из открытых источников, «заключенные содержались в разных камерах, но между ними была связь, они координировали свои действия». Возникает логичный вопрос – откуда у террористов в тюрьме телефоны и символика ИГ, запрещенного в России? Почему им позволяют общаться с единоверцами, расширять свое влияние и координировать террористический акт? Получается, что террористы не то чтобы не перевоспитываются в тюрьмах, а наоборот, исламизируются и вербуют новых сторонников? Как такое возможно? О феномене тюремных джамаатов Проблема объединения осужденных в тюрьмах в группы, так называемые джамааты (араб. джамаат – «община») по религиозным убеждениям, как правило, под руководством радикально настроенных осужденных мусульман, появилась не сегодня и не вчера – впервые о ней стали говорить еще в 2012 году, однако на тот момент она еще не была настолько острой, как сегодня. Так, с 2012 года российские ученые стали обращать внимание проблему вербовки заключенных в экстремистские и террористические организации. Массовый характер вербовка в местах заключения приобрела в начале 2010-х годов, о чем первыми из экспертов заговорили Р. Р. Сулейманов и В. В. Иванов из Российского института стратегических исследований. Со временем проблемой заинтересовались и СМИ, где вышло несколько материалов, посвященных так называемым тюремным джамаатам. Упоминались в них и случаи вербовки людей немусульманской культуры (в том числе русских). Как отмечают эксперты, основными причинами принятия ислама в местах заключения можно назвать давление со стороны авторитетных сокамерников, а также корыстные соображения – помощь и защита со стороны членов тюремного джамаата, особый режим питания и работы. Еще в 2018 году «Лента.ру» публиковала интервью бывшего заключенного (аспиранта экономического факультета МГУ), который имел возможность наблюдать происходящее воочию и отмечал следующее: Виктор Луковенко (слева) в СИЗО «Бутырка», с сокамерником из Таджикистана О том, что представляют собой тюремные джамааты, за счет чего они существуют и как вербуют новых членов, в интервью «Ленте.ру» рассказал аспирант экономического факультета МГУ Виктор Луковенко. Недавно он освободился из мест лишения свободы, где провел более пяти лет. «Лента.ру»: Где вы отбывали наказание? Виктор Луковенко: Около года, с июля 2010-го, я провел в Бутырке. С одной стороны, это образцово-показательный столичный централ, но в целом — наиболее характерный пример московского СИЗО. Почти месяц длился этап через Челябинск и Красноярск в Бурятию. И четыре года в колонии строгого режима ИК № 8 в Улан-Удэ. Каков национальный состав заключенных? Если брать московские централы, то абсолютное большинство, процентов восемьдесят — это выходцы с Кавказа и из Средней Азии. Мне лично приходилось сидеть в камере, где из двадцати человек славян было только двое, прочие — азербайджанцы, грузины, таджики, узбеки, киргизы. Очень много «смотрящих» за камерами и даже за корпусами Бутырки из тех же азербайджанцев, например. Конфликты на национальной почве случались? Очень мало. Несмотря на все попытки сотрудников использовать этот фактор в своей оперативной работе, преступный мир понимает, что деление по национальному признаку — его слабая сторона, и все работают на то, чтобы это сгладить. Но есть другой фактор, с которым трудно что-либо сделать, — религиозный. В СИЗО все чаще попадают радикально настроенные мусульмане из республик Северного Кавказа. Отношения между ними и, например, теми же азербайджанцами, которые в местах заключения в большинстве своем являются носителями традиционной воровской идеологии, мягко говоря, прохладные. В молельной комнате Бутырского СИЗО Что значит радикально настроенные? Я человек не из этой среды, наблюдал ее со стороны, но, судя по всему, речь о салафитах (исламское фундаменталистское течение, пришедшее в Россию в 1990-е годы из арабских стран — прим. «Ленты.ру»). Они и внешне выделяются — отращивают длинные бороды, бреют усы, подворачивают штаны и так далее. Насколько их много и как складываются отношения с прочими заключенными? Численно салафиты, если брать именно активных, объединенных в джамааты (общины — прим. «Ленты.ру»), составляют порядка пяти процентов обитателей московских централов. Их не так много, но они сплочены и хорошо организованы, идут на конфликты даже с ворами. Бывали драки и не раз. Когда, например, в камере сидело десять на десять радикальных мусульман и представителей преступного мира. Если в камере преобладают мусульмане, они устанавливают свои правила. Отказываются, например, переправлять в другую камеру сигареты. А это так называемая «дорога», на которой и зиждется все существование в тюрьме. Часто ворам приходилось отступать под натиском агрессивной молодежи. Бывали драки и на сборках (при перевозке заключенных — прим. «Ленты.ру»), и опять-таки, радикальные мусульмане не раз выходили победителями, поскольку многие из них, надо отдать им должное, готовы идти до конца. В результате к этим немногочисленным группам подтягиваются по национальному признаку и те выходцы с Северного Кавказа, которые на воле не испытывали особого интереса к религии. Радикальные мусульмане чаще конфликтуют именно с преступными авторитетами? Со всеми, кто препятствует введению их правил. Стоит заметить, что в случае национальных конфликтов воры не раз заступались за немногочисленных славян, понимая, что сегодня они отдадут их «на съедение» радикальным мусульманам, а завтра те возьмутся и за них. Кое-где так уже и происходит — по слухам, есть лагеря в Ростовской области, на Северном Кавказе, где преобладают салафиты, живущие своими джамаатами. Они отрицают воровские традиции, не скидываются в общак (об этом рассказывали заключенные ИК-2 в городе Шамхал в Дагестане, — прим. «Ленты.ру»). Отчасти это на руку сотрудникам колоний, которые покровительствуют отдельным радикально настроенным мусульманам, чтобы вбить клин между заключенными. Продолжение на следующей странице В молельной комнате Бутырского СИЗО То есть национальный и религиозный факторы играют не последнюю роль в системе исполнения наказаний? Так получается. Многие сотрудники и вовсе обязаны своим карьерным ростом принадлежности к северокавказским диаспорам. Я сталкивался с оперативными работниками чеченского происхождения, которые за счет своих национальных связей решали служебные задачи, быстро получая звезды на погоны. Причем, попадая на работу в СИЗО и в лагеря, они не просто «прикрывают» там своих, но занимаются распространением идей радикального ислама среди славян, что я наблюдал лично. Можно предположить, что в ряде случаев администрация СИЗО продуманно собирает в отдельных камерах салафитов, чтобы при необходимости использовать их как «пресс-хаты» для непокорных славян. Так сказать, quid pro quo, услуга за услугу. В целом, сотрудники администрации СИЗО ведут себя с салафитами подчеркнуто корректно, несмотря на зачастую вызывающее поведение со стороны последних. По каким статьям обычно сидят исламисты, какие у них сроки? Я не раз пересекался с молодыми дагестанцами, почти всегда они идут по одной статье — разбой в особо крупном размере, сроки по 15-20 лет. Возраст обычно 18-20 лет, один и тот же сценарий преступления — приезжают группой в Москву, совершают очень дерзкие вооруженные нападения на ювелирные точки, банки и т.д. Всеми возможными способами они добивались перевода для отбывания срока в какую-нибудь из северокавказских республик. Откровенно объясняли: «Мы едем на Кавказ, там отсидим три-четыре года, решим вопрос через волю, выйдем на свободу и вернемся к своим делам». Отправку на Урал или в Сибирь они воспринимали как конец света — там быстро освободиться невозможно. Члены тюремных джамаатов как-то афишируют свою связь с боевиками на Северном Кавказе? Те же молодые дагестанцы, о которых я говорил, прибывают в тюрьму уже радикально настроенными мусульманами. Не скрывают в разговорах, что часть награбленного они отправляли домой на Кавказ, как они говорят, «на джихад». В этой среде весьма популярен певец Тимур Муцураев, воспевавший «подвиги» дудаевских боевиков. Члены джамаатов не раз с целью пропаганды открыто демонстрировали с мобильных телефонов ролики с изготовлением взрывных устройств, пропагандистские ролики «Исламского государства» (запрещенного в России — прим. «Ленты.ру»). Когда телефоны отнимали, там находили также снятые боевиками ролики с отрезанием голов русским солдатам и прочее в том же духе. Вы отбывали срок в период становления «Исламского государства». Как реагировали на эти события лагерные салафиты? Когда в тюрьмы и лагеря просочилась информация о том, что в Сирии «Исламское государство» провозгласило халифат, джамааты встрепенулись. Многие, особенно из неофитов, не скрывали восторга, заявляя, что после освобождения поедут туда воевать. Они так и поступают — я знаю конкретные случаи. Что меня удивило, так это равнодушие ко всему этому со стороны администрации ФСИН. Среди кого вербуют сторонников тюремные джамааты и как это происходит? В своей национальной среде они не замыкаются, пытаются вербовать и славян, и азиатов. Правда, в силу ментальной установки на лидерство, внутри джамаатов кавказцы все равно занимают главные позиции, прочие — как бы второго сорта. Поэтому неофиты стараются проявить себя, повысить статус в джамаате и изначально готовы на самые радикальные поступки. Лидеры численно небольших тюремных джамаатов часто исподволь используют это в конфликтах с администрацией и ворами. Неофитов провоцируют на драку с конкретным сотрудником администрации или вором, который якобы «не любит Аллаха». Провокатор попадает в карцер, получает иные наказания. Но влияние джамаата в тюремной среде укрепляется. Что дает заключенному джамаат? Неофит меняется не только внешне (борода и т.д.). Он становится более уверенным, так как за ним стоит целый джамаат. Его члены благодаря финансовым возможностям часто лучше питаются. В лагерях в силу своего особого статуса отказываются от общих работ, либо как-то договариваясь с ворами, либо идя на открытый конфликт с ними. Члены джамаатов усиленно занимаются спортом — это неотъемлемая часть их подготовки. В Бутырке есть спортзал, но это платно, и ходят туда в основном мошенники, среди них популярен фитнес. А вот в лагерях сами заключенные оборудуют для себя «качалки». На всех их не хватает, и там обычно занимаются те, кому позволяет это администрация. Салафиты такую возможность в ИК-8 имели в силу наличия финансов и связей с сотрудниками. Более того, в ИК-8 при запрете руководства на ввоз спортивного питания джамаатовские находили возможность нелегально доставлять в лагеря крупными партиями протеины, специальные спортивные добавки для наращивания мышечной массы. Каково у них отношение к исламскому духовенству? Презрительное, подчеркнуто негативное. Еще когда я находился в Бутырке, по телевизору в камере показывали новостной репортаж о встрече мусульманского духовенства то ли с президентом, то ли с премьер-министром. Реакция была резко негативная, телевизор сразу выключили. Приходилось слышать и соответствующие реплики. В ИК-8 в 2013 году открылась молельная комната для мусульман, для совершения там богослужений приходил представитель официального духовенства, татарин. Желающих помолиться с ним нашлось немного... Были моменты, которые как-то по-особенному врезались в память? Два момента. Первый — это постоянные переклички до и после намаза «Аллах акбар!» между камерами в Бутырке. Этот клич, пролетавший по централу от одной решетки до другой, имел в том числе конкретной целью психологическое давление на прочих заключенных и администрацию через демонстрацию многочисленности и единства салафитов. Единственный день в году, когда мусульмане просто молчали, — это Пасха, знаковый день и для славян, и для грузин. По старой тюремной традиции в этот день «смотрящий» по камере обращался к ее обитателям с поздравлениями, и между камерами звучала перекличка «Христос воскресе!» Второй момент, очень знаковый — в июне 2011 года я вышел на прогулку в Бутырке и услышал восторженные крики «Аллах акбар!» и поздравления радикальных мусульман друг другу. Оказалось, что так они празднуют убийство полковника Буданова, застреленного в Москве. Источник Продолжение на следующей странице Возникает логичный вопрос – кто обеспечивает им эти привилегии? Ответ на него очевиден – сотрудники ФСИН и диаспоры, которые инвестируют в тюремные джамааты. Покровительство ислама в тюрьмах как системное явление Следует констатировать, что курс на интеграцию ислама в ФСИН идет сознательно и уже достаточно продолжительное время. Эти процессы можно отследить даже по СМИ. С 2015 года Россия стала наблюдателем в Организации исламского сотрудничества (ОИС), поэтому некоторые стандарты, описанные в циркуляре «О правах заключенных в исламском шариате», ФСИН реализовывает на практике. Например, было обещано улучшить условия для мусульман «в области питания, одежды, беспрепятственном доступе к чистой воде для совершения ритуального омовения». Предполагалось официально предусмотреть халяльное питание и проведение мусульманских праздников – Курбан-байрама и Ураза-байрама. Позднее отмечалось, что «реализацией этого подхода уже занимается специально созданная при ведомстве рабочая группа по взаимодействию с религиозными организациями». Правозащитники отмечают рост числа жалоб на отсутствие молельных комнат и халяльного меню. Претензии эти, правда, имели и весьма агрессивный характер. Например, в июле 2016 года в Хакасии в ИК-35 произошли беспорядки, причем настолько серьезные, что утихомирить заключённых удалось только с помощью спецназа. Позднее тюремное начальство заявило, что зачинщики бунта – это мусульмане (таджики, киргизы и азербайджанцы), которые требовали, чтобы им разрешили молиться в любое время, а не когда положено распорядком, позволили курить где угодно, не здороваться с администрацией, не застегивать верхнюю пуговицу на форме. На данный момент на федеральном уровне действуют шесть соглашений о взаимодействии ФСИН России с централизованными исламскими религиозными организациями (ЦРО), которые были подписаны в 2019 году с Центральным духовным управлением мусульман России (председатель Т. С. Таджуддинов), Духовным управлением мусульман Российской Федерации (председатель Р. И. Гайнутдин) и другими мусульманскими организациями. Иначе говоря, внедрение мусульманства и покровительство исламу в тюрьмах носит системный характер. Итогом этого заступничества является то, что исламисты объединяются в группы, вербуют сторонников и под их влияние и власть также попадают все отправленные за решетку мигранты. Ситуация в ростовском СИЗО показательна в том смысле, что местному тюремному джамаату было позволено иметь телефоны, тряпки с игиловской нашивкой и, судя по всему, даже ножи. И вопрос здесь не только в коррупции (которая, безусловно, имела место быть), но и в том, что террористической ячейке наверняка помогали региональные диаспоры, а районные власти закрывали на все это глаза. Более того – когда у населения возникли логичные вопросы, местные власти тут же призвали не «разжигать межрелигиозную рознь», стали рассказывать про «преступников без религии и национальности» и повторять прочие тезисы политики «многонациональной и межконфессиональной дружбы». Заключение После произошедшего в ростовском СИЗО вице-спикер Госдумы Владислав Даванков направил обращение главе Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) РФ Аркадию Гостеву с просьбой провести в исправительных учреждениях проверку на радикализм. По его словам, «тюремные джамааты, в которых состоят осуждённые и обвинённые по террористическим статьям», все чаще приобретают влияние и вес в местах лишения свободы, объединяют осужденных в организованные террористические ячейки. На самом деле обратить внимание на происходящее нужно было уже давно, однако никто этого не делал. В итоге мы имеем террористические ячейки в местах лишения свободы, где осужденные за терроризм, по идее, должны перевоспитываться и вставать на путь исправления. Но, напротив, из тюрьмы человек может выйти террористом, ранее не будучи таковым. Как отмечает журналист Андрей Медведев: «В колонии и после выхода на свободу человек оказывается обязанным джамаатчикам. И если его попросят о чём-то, например, отвезти некий груз куда скажут и не спрашивать, что это, он вряд ли откажет. То есть вербовка сторонников не ограничивается только средой мусульман. Под очень простым прикрытием: «мы за справедливость, мы хотим, чтобы сильные не гнобили слабых, а богатые бедных» (кстати, тот же идеологический ход мы видим у ИГ и «Талибана»), втягиваются люди, которые – если мы говорим о спящих ячейках – вообще не вызовут подозрения у спецслужб». Источник Продолжение на следующей странице Ислам строгого режима Ислам в России проповедуют и за колючей проволокой. Порой под маской традиционной религии скрывается фундаментализм В начале 1990-х годов чуваш Валерий Ильмендеев вернулся в родной Ульяновск после демобилизации. На вопрос "что делать дальше?" физически крепкий молодой парень дал простой ответ — влился в члены ОПГ и стал заниматься рэкетом. На выбранной ниве Ильмендеев достиг успехов, сколотил капитал и в сытые нулевые решил легализоваться — основал фирму "Боярд" и стал ее гендиректором. Тогда же Ильмендеев, принадлежащий к народу, в массе своей исповедующему христианство, познакомился с выходцем из Дагестана Абдулкаримом Абдулхамидовым. Того направили в Ульяновск астраханские ваххабиты, поставившие перед ним задачу организовать объединение религиозных фундаменталистов. В ульяновских криминальных кругах Абдулхамидов познакомился с Ильмендеевым. Под воздействием Абдулхамидова новоиспеченный предприниматель принял ислам ваххабитского толка и сам стал идейным вдохновителем фундаменталистской ячейки, созданной в 2002 году. Основатели прозвали ее "джамаат". Вообще, слово "джамаат" переводится с арабского как "община". До середины 1990-х годов его употребляли в привычном значении, однако после распространения ваххабизма "джамаатами" у нас стали называть ячейки радикальных исламистов, занимающихся бандитизмом. В свой джамаат Ильмендеев вовлек почти 80 человек, он был ответственным за идеологию, а его сообщники были ответственными за криминал. Под религиозными лозунгами джамаат творил преступления против "неверных", к которым относились и мусульмане-традиционалисты. Костяк джамаата занимался рэкетом и грабежами, особенно доставалось дальнобойщикам, проезжающим через Ульяновскую область, а остальные члены объединения делали регулярные взносы в общак. В 2006 году, после того как бойцы джамаата застрелили лидера местной "светской" ОПГ, бригаду Ильмендеева накрыли правоохранительные органы. Мусульманин-чуваш был осужден на 13 лет. После вынесения приговора сестра Ильмендеева заявила: "Брат действительно верит в Аллаха, но никого не заставлял принимать ислам". Однако сестра либо лукавила, либо не разбиралась в нравах воинственного брата. Попав в исправительную колонию номер 2 города Новоульяновска, Ильмендеев развернул деятельность по вербовке новых ваххабитов. Колония номер 2 считается так называемой черной зоной, в которой дисциплинарные вопросы отданы на откуп заключенным, поэтому Ильмендеев легко связывался с внешним миром по мобильному, получая с воли деньги, ваххабитскую литературу и видеоматериалы. Оперативники вычислили, что адресатами звонков Ильмендеева были представители террористической организации "Имарат Кавказ", и завели на него новое дело о создании террористической ячейки в тюрьме. По словам Раиса Сулейманова, главы Приволжского центра региональных и этнорелигиозных исследований Российского института стратегических исследований, некоторые отсидевшие свой срок члены тюремного джамаата впоследствии были обнаружены в бандформированиях Северного Кавказа. Позднее проповедника Ильмендеева этапировали в Мурманскую область. Его религиозное рвение это ничуть не остановило — Ильмендеев начал "учить" основам исламского фундаментализма и на новом месте. К нему стали притекать представители низших тюремных каст, а также среднеазиаты. А смотрящим, то есть авторитетом, ответственным за соблюдение порядка среди заключенных, был чеченец. Он был практикующим мусульманином. Смотрящий возмутился: — Молиться вместе с "опущенными" — это не по воровским понятиям. В ответ Ильмендеев привел веские доводы: — Ты же мусульманин! Ты должен жить по Корану, а в нем об "опущенных" нет ни слова. Они твои братья! Чеченский "пахан" отстал. Свой джамаат у Ильмендеева остался и на новом месте отсидки... Блатная вера Случай с Ильмендеевым далеко не единственный. Начальство Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) об этом предпочитает не говорить, однако факты существования "тюремных джамаатов" упрямо вырываются наружу. Авторы запрещенного сайта "Кавказ-Центр", материалы которого можно легко найти в интернете, гордятся этим явлением и, указывая на "осведомленные источники", предупреждают, что "тенденция объединения тюремных джамаатов в единую структуру уже просматривается". Там вспоминают разошедшуюся по интернету историю 29-летнего русского мусульманина Сейфуллаха (Андрея Лозина). Он прибыл по этапу в одну из зон Якутии, вступил в конфликт с блатными и, подобно Ильмендееву, заявил о том, что Аллах для него важнее "понятий". Ряд мусульман, представляющих традиционные исламские этносы, его поддержали. Страсть новообращенного мусульманина сошлась со страстью тех, кто уже давно не прочь поучаствовать в священной войне. Как оценивают угрозы распространения тюремного ислама во ФСИН? На этот счет нет никаких ярких цитат, зато известно число мусульманских общин в исправительных учреждениях — на сегодняшний день их 279 и объединяют они порядка 10 600 верующих. В пенитенциарной системе всячески поддерживают связи с православными, мусульманами и буддистами, что можно считать хорошим знаком, однако под маской мирного ислама часто скрывается религиозный фундаментализм. Насколько часто — непонятно. Конечно, число приверженцев ислама, сидящих в тюрьмах, превышает 10 600 человек, однако остальные либо никак не проявляют своей религиозности, либо их попросту не регистрируют. Тем не менее во ФСИН убеждены, что за последние 10 лет число мусульман, находящихся в местах лишения свободы, выросло в несколько раз. При этом общее число заключенных в России неуклонно падает — с 847 тысяч в 2003 году до 585 тысяч в 2013-м. Впрочем, в неофициальной беседе с корреспондентом "Огонька" представитель ФСИН рассказал, что попытки создания исламистских объединений, конечно, происходят, но их деятельность пресекается, как всякий экстремизм. Но даже на сетевых просторах, куда все активнее проникает исламский фундаментализм, легко заметить рост одобрения "тюремных джамаатов". Мусульманин по имени Салман Север, один из лидеров Русского исламского движения, пишет в своем ЖЖ: "Мне попало в руки из первых рук письмо из СИЗО "Горелово" (находится в Санкт-Петербурге.— "О"). Теперь там нормой стали исламизированные камеры кавказских и русских уголовников, разучивание Корана... Убежденному мусульманину нельзя нанести урон, просто убив его. Его нельзя подавить тюрьмой. Ибо там, где гниет обычное глупое туловище порочного урки, там закаляется дух мусульманина". Салман Север обещал ответить на вопросы "Огонька" о тюремных джамаатах и даже выслать свою фотографию "позловещее и побрутальнее", однако в итоге отказался давать интервью, сославшись на то, что у его единомышленников начались обыски. Тяжелы будни исламиста. Продолжение на следующей странице Не по понятиям По поводу того, когда в России впервые возникли тюремные джамааты, ведется дискуссия. — Если говорить о Татарстане, то речь идет о первой половине 1990-х годов,— говорит муфтий Фарид Салман, председатель Совета улемов Российской ассоциации исламского согласия.— Казань славилась своими разборками улица на улицу, а Набережные Челны — разборками "комплекс на комплекс". Молодые ребята стали попадать в тюрьмы. Именно там многие из них впервые познакомились со "знатоками" ислама, многие из которых были настроены экстремистски. Эту тенденцию можно экстраполировать и на исламские регионы Кавказа, однако тамошним представителям духовенства было сложнее попасть в тюрьмы — все же регион был на военном положении. Разумеется, боевики Северного Кавказа, попадавшие в руки российской пенитенциарной системы, также начали искать заключенных, которых можно обратить в фундаментализм. — Первые тюремные джамааты связаны с появлением в колониях чеченских террористов,— считает исламовед Роман Силантьев, заместитель председателя Экспертного совета по проведению религиоведческой экспертизы при Минюсте РФ.— Более активно они распространились уже в XXI веке, когда в Уголовном кодексе появилась 282-я статья и увеличилось число людей, привлекающихся в тюрьмы за разжигание межнациональной розни. Более того, некоторые стали попадать за решетку специально, чтобы сколотить группу единомышленников и заработать себе имидж борца за веру. Однако почему примитивный радикальный ислам вдруг распространился в тюрьмах, где, кажется, существует довольно строгий жизненный уклад, образованный блатными понятиями? Эксперты уверены, что былая система потеряла свою всеохватность после распада СССР. — Традиционная советская иерархия заключенных не предполагала денежных отношений. Более того, те, кто сидел в СССР за экономические преступления, по своему статусу были близки к "опущенным",— говорит социолог Антон Олейник, профессор Университета Мемориал (Канада).— В 1990-е годы ситуация изменилась, во многих колониях коммерциализировались отношения как между заключенными, так и между заключенными и начальством. Человек, обладавший капиталом на воле, становился влиятельным и в тюрьме. На смену девальвировавшимся воровским понятиям (которые, конечно, в отдельных зонах до сих пор определяют правила игры) постепенно приходят положения исламского фундаментализма. — Легитимация преступной деятельности теперь происходит с религиозных позиций,— рассказывает Раис Сулейманов.— Тюремная субкультура легко переваривает упрощенный ислам. Судите сами: на смену "ментовскому государству" приходит "государство кафирское" (государство неверных.— "О"), на смену жизни по понятиям — жизнь по шариату. Мусульмане из числа работников ФСИН считаются "муртадами", то есть вероотступниками, а те, кто исповедует традиционный ислам,— "мунафиками", то есть лицемерами, с которыми можно делать все, что заблагорассудится. Более того, появилось такое явление, как исламский шансон, наиболее популярный представитель которого — чеченский бард Тимур Муцураев. Хитом стала его песня "Исламская умма", в которой Муцураев с пафосом выводит: "Мы, не ища земных наград, в боях приобретали раны, ведь ясно сказано в Коране, что обязателен джихад". Экстремистский призыв Российские тюремные джамааты, равно как и подпольные экстремистские объединения ваххабитов и других фундаменталистов, нередко получают финансовую подпитку из-за рубежа. — Сейчас основной денежный мешок — Катар,— полагает муфтий Фарид Салман.— Деньги добираются до России через различные фонды и подпольные схемы. Также фундаменталисты занимаются рэкетом, но оброк с предпринимателей — вторичный источник дохода. Еще экстремистов поддерживают отдельные имамы, которые считают благом распространение ислама в любых формах, даже если мусульмане ставят себе целью свержение государственного строя. По мнению представителей умеренного ислама, таких священнослужителей "непропорционально много" в Совете муфтиев России, объединяющем всего 16 процентов российской уммы. Дело здесь не столько в целенаправленной политике, сколько в терпимости к фундаменталистам. В частности, ее демонстрирует сопредседатель Совета муфтиев Нафигулла Аширов, который не считает экстремистами ни ваххабитов, ни запрещенную в России и на Западе организацию "Хизб-ут-Тахрир", выступающую за создание мирового халифата. А вот позиция, высказанная "Огоньку" председателем Исламского комитета России Гейдаром Джемалем, к которому относятся с почтением в различных мусульманских течениях: — Джамааты — явление повсеместное, они естественным образом возникают в любых тюрьмах, в том числе и в американских,— говорит Джемаль.— Сложный ислам не адаптирован для тюремного контингента, поэтому заключенные интересуются теми понятиями, которые кажутся им связанными с их жизненной ситуацией. Вопросы, затрагивающие душу ищущего человека, неизбежно приводят его к исламу. "Ищущие души" с готовностью воспринимают фундаменталистский ислам, и собственное неисламское происхождение им в этом не препятствует. Наиболее яркие примеры известны: полурусский-полубурят Саид Бурятский (Александр Тихомиров), бывший идеологом северокавказского вооруженного подполья, чуваш Валерий Ильмендеев, русский ваххабит Виктор Двораковский, осужденный на 23 года за подготовку теракта, еврей-ваххабит Александр Гайворовский, возглавлявший банду налетчиков, обезвреженную в прошлом году... — Новообращенных мусульман используют не только в джамаатах, но и для совершения терактов, прежде всего потому, что они не вызывают подозрений из-за своей внешности,— говорит исламовед Роман Силантьев.— Есть интересная статистика: в России около 10 тысяч перешедших в ислам из другой религии, а татар и чеченцев в совокупности около 7 млн. Исходя из криминальных сводок последних лет, среди этих 10 тысяч террористов больше, чем среди татар и чеченцев. Неофиты чаще исповедуют радикальный ислам, и многие из них приобщаются к его идеям в тюрьмах. Психологию принятия радикального ислама объяснил, как ни странно, главный российский борец с педофилами, скинхед Максим Марцинкевич (Тесак) в своих тюремных мемуарах. Фашиствующего Тесака поразило, что сокамерник-мусульманин Абакар был гораздо ближе к его воззрениям, чем православный сокамерник Коля, бывший военный. "По многим моральным вопросам, которые касаются убогих, наркоманов, вырожденцев, извращенцев, позиция мусульман намного ближе к позиции национал-социалистической, чем позиция христиан. Это реально может привести к тому, что будут "белые ваххабиты", русские мусульмане. Я об этом подумал еще в 2008 году, а тут вышел и узнаю, что уже много таких русских мусульман!" — изумлялся Марцинкевич. Другой иллюстрацией того, что экстремистски настроенные личности впитывают в себя радикальные идеи различного толка, является чеченец Тамерлан Царнаев — один из предполагаемых организаторов взрывов на Бостонском марафоне. По словам друзей Царнаева, он увлекался крайне правой литературой, а по поводу идеи о превосходстве белой расы говорил: "Гитлер был прав". Параллельно его интересовали радикальные течения ислама. Создать свою экстремистскую общину в тюрьме Тамерлан Царнаев не успел — его убили во время задержания. Но как предотвратить деятельность таких общин — вопрос, ответа на который пока нет ни у России, ни у Запада. Из наиболее радикальных предложений российских экспертов — создание специальных колоний для участников исламистских организаций и увеличение тюремных сроков для фундаменталистов. Кроме того, по мнению исламоведов, необходим более тщательный контроль за приходящими в тюрьмы имамами и распространением религиозной литературы. Однако на уровне государственного правосудия проблему тюремных джамаатов, судя по всему, еще не осознали. Сергей Мельников. 2013г