Картинки жизни и пляски смерти

Мусоргский — переосмысление: к 185-летию со дня рождения

В Рахманиновском зале Московской консерватории 15 июня этого года прозвучала весьма необычная, интереснейшая по своей идейной задумке программа, приуроченная к 185-летию со дня рождения Модеста Мусоргского (1839–1881). Ее составили три цикла композитора – один фортепианный и два вокальных. Но это в оригинале, а на этот раз они прозвучали в инструментовке для камерного оркестра. Автором программной концепции выступил Дмитрий Юровский, занявший в этот вечер место за дирижерским пультом Государственного академического камерного оркестра России (художественный руководитель и главный дирижер – Алексей Уткин).

Прозвучавшие вокальные циклы – сочинения на слова Арсения Голенищева-Кутузова, друга композитора. В этот вечер баритон Александр Суханов исполнил цикл «Без солнца» (1873), а сопрано Любовь Стучевская – «Песни и пляски смерти» (1875/1877). Даже спустя полтора столетия эта музыка по-прежнему актуальна и таит перед исполнителями немало загадок. И на этот раз разгадать некоторые из них Дмитрий Юровский взялся не только как исполнитель, но и как соавтор Мусоргского, предложив вниманию публики собственные оркестровки обоих названных опусов и поручив «аккомпанемент» вокального цикла «Без солнца» струнному оркестру, а «Песен и плясок смерти» – струнным и ударным.

А цикл фортепианных пьес «Картинки с выставки» (1874), созданный в память о друге композитора, художнике и архитекторе Викторе Гартмане (1834–1873), по впечатлениям от его посмертной выставки, прозвучал в аранжировке для струнного оркестра американского композитора Роберта Пэттерсона (Robert G. Patterson, род. 1957). И, завершая диспозицию программы, идейным прицелом которой явилось переосмысление наследия Мусоргского как в музыкально-психологическом, так и в интеллектуально-философском отношении, не остается ничего иного, как обратиться к словам самогó маэстро Юровского:

«Мое отношение к Мусоргскому – более чем трепетное, более чем восторженное. С тех пор, как я стал исполнять его сочинения именно в первоисточнике, а не в редакциях Римского-Корсакова, Глазунова и даже Шостаковича, я особенно оценил гений этого композитора. Выбор обработок, которые мы представим в нашей программе, имеет свой смысл. Состав “струнные и ударные”, который я взял для цикла “Песни и пляски смерти”, отсылает нас к Четырнадцатой симфонии Шостаковича, и это мой поклон ему. Цикл “Без солнца” – чисто струнное звучание. А для “Картинок с выставки” я выбрал версию Роберта Пэттерсона, потому что она наиболее академично передает характер замысла Мусоргского, показывает его чистый стиль, не наслаивая собственные ассоциации. В любом случае комбинация этих трех циклов в одной программе сама по себе уникальна, и, надеюсь, она откроет что-то новое для почитателей творчества композитора».

Дмитрия Юровского всегда отличали изысканность и перфекционизм в составлении программ, и даже притом что он сам выбрал оркестровку «Картинок с выставки» Роберта Пэттерсона, отнесся к ней довольно критично, исключив из корпуса цикла пару номеров. Поделив его «пополам» и не нарушая общей последовательности, связанные выставочным променадом картинки жизни маэстро исполнил в качестве сюит-прелюдий к вокальным циклам, прозвучавшим в двух отделениях вечера. Лишь одна картинка из царства мертвых («Катакомбы. Римская гробница») отношения к жизни не имела, однако перед «Песнями и плясками смерти», оказавшись во второй части, она очень даже пришлась к месту!

Шестичастный цикл «Без солнца», который прозвучал в первой части программы, с позволения сказать, предстал одним сплошным ноктюрном. Наиболее очевидно и зримо со стихией природы перекликаются два последних номера «Элегия» («В тумане дремлет ночь») и «Над рекой» («Над озером»). Но аллегория ночи возникает уже в первой части цикла «В четырех стенах» и, словно незаметно растворяясь во второй части «Меня в толпе ты не узнала», вновь возникает в третьей «Окончен праздный шумный день» («Тень»). В этой вокальной симфонии четвертая часть «Скучай» («В альбом светской барышне») – своеобразный аналог иронично-мрачного скерцо, скепсис которого в депрессивности всего цикла тягостную депрессивность его финальных частей оттеняет еще рельефнее.

Данный цикл на этот раз начался нон-стоп после первой части «Картинок с выставки», завершившейся «Балетом невылупившихся птенцов», и на контрасте с еще не начавшейся жизнью музыкально-вербальное содержание всего шестичастного ноктюрна де-факто раскрыло то, что может произойти – и на сей раз происходит! – с душой человека после его смерти. Конечно, от лица исполнителя всё переживалось не в потустороннем, а в реальном мире, однако на этот раз тембрально благородному, «бархатному» баритону Александру Суханову за счет изумительной вокальной пластики и мастерского владения нюансировкой весьма тонкий философский дуализм жизни и смерти удалось высветить в полной мере!

Цикл «Без солнца», так редко звучащий в наших концертных залах, вдруг наполнился новыми необычайно свежими и чувственно-прозрачными психологически красками, и эти краски весьма благодатно легли на полотно новой оркестровки. Вместе с тем, ощутить всю новизну и харизматичность прочтения самых что ни на есть репертуарных и популярных «Песен и плясок смерти», также не составило труда. И не только потому, что этот цикл в последнее время поют, как правило, низкие мужские голоса (в основном – басы) и меццо-сопрано, большей частью тяготеющие к фактуре контральто. Эту музыку в живом звучании сопрано рецензенту довелось услышать впервые, и можно было лишь только восхититься потрясающе глубоким и ярким мастерством Любови Стучевской, которая с новой силой решительно сумела убедить в том, что сей цикл – это законная вотчина и для сопрано!

В «Песнях и плясках смерти» – четыре части: «Колыбельная», «Серенада», «Трепак» и «Полководец», и в каждой из них филигранностью звуковедения, недюжинной экспрессией страстного и нежного, неистового и психологически наполненного вербального посыла, точностью и тонкостью смысловых акцентов, широким спектром вокальных градаций от драматически контрастной спинтовости до потаенной лирической чувственности певица смогла создать мини-театр одного исполнителя. Однако театр музыки и слова состоялся, если говорить и о проекте в целом. Его триединым архистратигом – режиссером, дирижером, соавтором музыки – и выступил Дмитрий Юровский, а его переосмысление Мусоргского в год 185-летия со дня рождения композитора, очевидно опередившего свое время, стало эксклюзивным подарком московским меломанам!

Фото Лилии Ольховой