"Дрался, пробивался, пробился, умер". Драма автора строчки: "Я готов целовать песок"
Ёмче всех о поэте Владимире Павлинове (1933-1985) высказался Лев Аннинский, занеся в дневник: «Володя Павлинов, девятилетний шкет войны, вырос, стал горным инженером, боевитым поэтом, выпустил десяток книг, дрался, пробивался, пробился, умер, затерялся среди отходящих «шестидесятников».
Именно так все и было.
Это многих славный путь.
Но в чем конкретная драма Павлинова?
Поэзия его интересна, прежде всего, проговорками, из которых встает образ неприкаянного человека, все спустившего, причем на ставках самых дешевых и примитивных.
Мы говорили о пути поэтов тех лет в профессию на примере Алексея Зауриха ("Леша, как работалось почтальоном?" Драма советского поэта "Алеши-почтальона"), Павлинов же двигался немного иначе. В частности, ему удалось стать членом Союза Писателей и выпускать книги, минуя Литературный институт и ЛитО.
Хотя все равно Павлинов шел в поэзию через козыряние физической работой и тут изначально наличествовал балаган, ибо работу свою Павлинов любил не шибко, а в рифмованных строчках приходилось ее обожествлять.
Арбатский юноша Павлинов поступил в Московский геолого-разведочный институт, где закрутился в богемной житухе. В письме к Леониду Кагановичу Павлинов так мыслит планы на свой день рождения:
«Всем, кто будет присутствовать, приказал … вместо подарков тащить вино, и не какую-нибудь дрянь, а хорошее. Так что попойка получится превосходная...
Веду образ жизни чрезвычайно умеренный, только иной раз вечерком забегаю к девице – новая, ты ещё её не знаешь, приедешь – покажу. В их доме я принят, мамаша меня уважает (дома она бывает мало), дочь сам понимаешь… Вот так мы и живём».
Конечно, по строчкам легкомысленного парня нельзя делать вывод: «Вино и девки», но, во-первых, именно о вине и девках в данном отрывке идет речь, а, во-вторых, именно вино и девки вели поэта вниз по лестнице до гробовой доски. Приходится удивляться, как последовательно держался Павлинов этих двух составляющих.
Безалаберность молодого человека привела к тому, что, столкнувшись с проблемами в учебе, он перевелся в менее престижный Нефтяной институт. Получив диплом, очнулся буровым мастером в Средней Азии.
Стихи Павлинов сочинял с детства, но путь на журнальные страницы открылся ему с описания работников пустыни и весны. Программным стихотворением молодого Павлинова стала «Черная работа» с зачином:
Я в душных Каракумах мок,
шёл сквозь зыбучие болота,
но до сих пор понять не смог,
что значит – чёрная работа?
И обескураживающим финальным выводом:
Земли родимой чище нет
ни вод, ни рос. И оттого то
Одна есть чёрная работа –
Работа Родине во вред.
Интереснее, однако, стихи Павлинова, где он давал вполне реалистическую картинку, к которой приклеивал «правильную» концовку. Реалистическая картинка в таких случаях была настолько выпукла, что концовка смотрелась именно приделанной.
Вот «Случай на базаре». Поэт рассказывает, как пытался продать верную собаку, поскольку:
Гульнули мы в Ургенче, всем и себе назло.
Продукты, деньги, френчи – всё псу под хвост пошло!
Там девушки не горды: резвись, гуляй, душа!
Проспались, вспухли морды, в карманах ни гроша...
Расплавленное небо, треклятая страна:
У нас – буханка хлеба на четверых одна!
И страшен путь и долог, куда нам пса девать?
Умрёт– ведь не геолог... Да, надо продавать!
Поскольку речь о хлебе, как встанешь в стороне?
Метнули... Выпал жребий – кому? Ну ясно, мне...
Стою душой страдая... Шум, хохота обвал...
А прежде никогда я друзей не продавал!
Здесь бы остановиться, но тогда стихи ложатся в стол, их напечатают лишь в случае правильного месседжа. Потому герой стихотворения продает не собаку, а мамин подарок, возвращаясь с четвероногим другом к двуногим друзьям (надо полагать, собачка может вилять хвостиком до следующего пропоя).
В 1961 году увидел свет первый сборник четырех молодых поэтов «Общежитие». Кроме Павлинова в нем дебютировали Олег Дмитриев, Владимир Костров и Дмитрий Сухарев. Благодаря покровительству Николая Старшинова, Павлинов вошел в число постоянных авторов альманаха «День поэзии», стихотворные сборники у него выходили в положенный срок. Павлинов окончательно перешел на литературный корм, сменив пустыню на ресторан ЦДЛ, первую жену на вторую, арбатскую коммуналку на отдельную квартиру.
С любовью у любвеобильного и пьющего Павлинова что-то не вытанцовывалось. Во всяком случае, сильный лирический подзавод он получал от расставаний, кои не замедлили. Находясь во втором браке, посвящал стихи первой жене, где тосковал по ней и по арбатской коммуналке, высказывался об утвердившейся в жизни некоммуникабельности.
Найти. Уткнуться головой в колени:
– Прости – и о прошедшем не жалей!
Да, знаю, не было кустов сирени
И не было луны в тиши аллей.
Что было у меня? Что было кроме
Мечты – тебя от горя оградить
да комнатки в арбатском старом доме,
куда ты так боялась приходить?
Но приходила… И шипели хором
соседки люто вслед тебе. Когда
ты шла зловонным, жутким коридором,
сгорая от любви и от стыда…
Где вы, смешные, милые соседи?
Квартиру получили мы весной.
По ней хоть езди на велосипеде –
Никак друг друга не найдём с женой!
(«Воспоминание о Татьяне»)
Второй брак тоже приказал долго жить. Павлинов лечился от вечной русской болезни, ставшей его бичом, женился третий раз, попутно крутя страдальческий роман на стороне. Создается впечатление, жить в нормальном быте он просто не мог, требуя юношеских страстей.
И от страстей этих сгорая.
Нельзя сказать, чтобы Павлинов не понимал происходящей с ним свистопляски. Все он понимал, о чем свидетельствует стихотворение «Бесы».
Дам его в отрывках:
Мечусь бесплодно и устало,
люблю и думаю, спеша...
Как далека от идеала
ты, грешная моя душа!
В тебе, возвышенной и чистой
«сестре безоблачных небес»,
гнездится ревность – черт когтистый,
и пляшет зависть – мелкий бес.
Придет толстуха ложь, за нею –
изнеженная ведьма-лень:
ласкают, обхватив за шею,
и краткий сокращают день.
И скупость, чертово отродье,
и неподъемный, как бревно,
пузатый бес чревоугодья
с зеленым змием заодно.
И мрачный баловень несчастья,
тяжелый всадник на плечах –
губастый демон сладострастья
с безумным пламенем в очах...
...
Душа, ты растеклась, как глина,
любые путы не любя...
Ты, внутренняя дисциплина,
мой бог, как обрести тебя?
Тоскую по своим оковам
и тягощусь собой самим
бесцельным, пошлым, бестолковым
существованием томим...
Душа полна тоски и боли –
цена за легкое житье,
но если не хватает воли,
я все же выкую ее!
...
То есть, мы наблюдаем прежний замыленный трюк Павлинова — правдивое описание ситуации с приделанным оптимистическим концом.
Ничего выковать у него не получилось.
После развода третья жена выкинула поэта на улицу. Он переехал жить к маме.
Скончался от острого сердечного приступа в 52 года.
Что осталось?
Павлинова часто перекладывали на музыку барды - «Три сосны», «Холода», «Горький мед»…
Вижу тень наискосок,
Рыжий берег с полоской ила
Я готов целовать песок,
По которому ты ходила.
Это тоже Павлинов.
Ну и вообще хорошие стихи у него попадались.
Вот «Восемь рябин»:
Вьюгой обрушились неба глубины,
пляшет пурга, а в чаду ледяном
красным огнём полыхают рябины -
восемь рябин у меня под окном.
Вьюги тягучую песню заводят.
Белая улица - снежный пустырь...
Корм и приют на рябине находят
осенью — дрозд, а зимою — снегирь.
Помню и жёлтое солнце чужбины,
помню и то, как шептал перед сном:
«Красным огнём полыхают рябины,
восемь рябин у меня под окном».
Злые пески, вы в тиски меня брали,
резал тугай и хлестал по плечам.
Красный фламинго живет на Арале,
серые цапли кричат по ночам.
Где бы меня не носили турбины,
как я забуду о крае родном?
Красным огнем полыхают рябины,
восемь рябин у меня под оконом.
Вьются метели, на духов похожи,
вяжут снега за петлёю петлю...
Мне воробьишка продрогший дороже,
птиц перелётных я меньше люблю.
Мне не нужны жемчуга и рубины —
был бы я твёрдо уверен в одном:
красным огнём полыхают рябины,
восемь рябин у меня под окном.
И среди прозы житейской и тягот
беды, как Родина, делят со мной
крупные красные шарики ягод,
капельки горькой любови земной.
-Что ты сегодня задумался снова?
Что ты нахмурился? - спросят друзья. -
Доброе слово — хорошее слово… -
Слово? Да это же клятва моя.