Высоцкий о Сталине на самом деле

Чего только не сказывают про Сталина и Высоцкого. Прослушал третьего дня большую передачу про советского барда. Выставлен Владимир Семёнович законченным антисоветчиком.

И бокалы-то он бил, только бы за Сталина не пить. И радовался, что «наконец-то сдох». Только знаете, кому посвящено самое первое стихотворение Высоцкого, м?

Как обычно, в реальной истории на наших глазах было совсем не так. И случай с бокалом в Грузии описан прекрасно. И про сказки пана Ольбрыхского с Мариной Влади на пару поговорим.

Кстати, томик со стихами Высоцкого у меня прямо на полке стоял. И первым стихотворением как раз было то самое «Моя клятва». Про товарища Сталина, да-да.

Чтобы понять каким «антисоветчиком» был Владимир Семёнович достаточно послушать пару пластинок его военных песен. У меня как раз такие были.

Пронизаны они настолько сильным переживанием, что многие искренне верили – воевал автор, как пить дать, воевал. Ну не может человек нового времени такое писать!

Плевать, что по годам не вышел, но ощущение глубоко советского человека, красноармейца, защитника Родины потрясающее. Такое не сыграть, не изобразить, как ни старайся.

Сегодня любят блатную романтику Высоцкого всюду ставить. Не самая лучшая часть его творчества, как по мне. А вот военные песни почему-то позабыты. А ведь зря.

Они и сегодня прогремят. Как мы вращаем Землю, как спорит с лётчиком новый истребитель. Да у меня до сих пор переворачивается всё:

«Друг, оставь закурить… А в ответ тишина. Просто он не вернулся из боя».

На той же самой пластинке сохранилась короткая запись, в которой Высоцкий рассказывает ровно об этом. Многие пишут автору, мол, где воевал, не пересекались ли на фронте. Даже фронтовых товарищей в песнях узнают!

Высоцкий говорит об этом с удивлением:

«Конечно, я многое очень из всего, о чем вам пою, придумал. Хотя некоторые говорят, что они это знают, эти ситуации знают, бывали в них и даже людей, про которых я пою, они очень хорошо знают.

Я получаю массу таких писем. Ну что же, это приятно. Вот. А пишу я о военных годах так много не потому, что это — песни-ретроспекции.

Вы знаете, нечего вспоминать, потому что я это не прошел. Мы все воспитаны на военном материале, у меня там военная семья, есть погибшие в семье — как, впрочем, и у каждого человека у нас обязательно коснулась».

Ладно, давайте малость окунёмся в обратную сторону поэта. Давайте честно поищем там антисоветчину. Честно говоря, потуги довольно жалкие.

Потому как про Сталина у Высоцкого, кроме самого первого его стихотворения, почти ничего и нет! Да-да, все рассказы либералов притянуты за уши.

Да, есть подражание блатной песне, где на одной груди профиль Сталина, а на другой какая-то Маринка. Так и там про собственно Сталина ничего не сказано.

Просто воспроизводится известная байка про уголовников, которые набивали на груди Ленина или Сталина. Так, мол, у расстрельного взвода рука дрогнет. Нельзя же в вождей стрелять.

Честно говоря, даже эта легенда мне видится некой чепухой. Но допустим, кто-то набил себе портрет Сталина. И что?

Есть еще такого же блатного цикла песня про переселённые народы. Вернее про судьбу некоего русского хулигана, который жил в чечено-ингушской, а потом судьба побросала.

Там даже фамилии Сталина нет. Да и песня не особо политическая. Просто факт шпанской биографии какого-то хулигана, когда в Барнауле эвакуированные чечены бьются с поволжскими немцами:

«Когда дошло почти до самосуда,
Я встал горой за горцев, чье-то горло теребя,
Те и другие были не отсюда,
Но воевали, словно за себя.

А те, кто нас на подвиги подбили,
Давно лежат и корчатся в гробу,
Их всех свезли туда в автомобиле,
А самый главный - вылетел в трубу».

Либералам сразу понятно – кто же был самый главный. Хотя лично я так и не понял что хотел сказать автор этой песней. Нет там ни Сталина, ни политики. Просто дурное ощущение хулиганской удали и отрицания всего на свете.

Другая байка, что, якобы, в Грузии Высоцкий был приглашён на чей-то юбилей. И кто-то неосторожно провозгласил тост за Сталина.

Якобы, Высоцкий при этих словах вскочил, вылил вино и разбил бокал. Только бы не поднимать тост за душегуба!

Никаких источников этой байки просто нет. Хотя похожий случай описан Мариной Влади в книге «Владимир, прерванный полёт». Читаем Марину Влади:

«Пир продолжается. В зале шумно и весело. Вдруг один из гостей громко спрашивает:

- Забудем ли мы выпить за нашего великого Сталина?

За столом воцаряется нехорошая тишина».

Ни про какое битьё бокалов Высоцким в книге нет. Зато очень ярко заявлена антисоветская позиция самой Марины. Оно и не удивительно для внучки беглых потомков царского генерала:

«Грузинская интеллигенция жестоко пострадала при Сталине, и, если некоторые люди относятся к нему с ностальгическим восхищением, хозяин дома, как и мы сами, считает его самым настоящим преступником».

Впрочем, даже у Влади ничего такого не происходит. Высоцкий, якобы, просто смотрит белыми от ярости глазами. Поведение хозяина дома тоже более чем достойно.

Ненавидящий Сталина хозяин почему-то торжественно берёт рог и лично его выпивает за Сталина. Якобы, он так спасает неловкую ситуацию. После чего гости все вместе поют на грузинском. Да была ли та ненависть к Сталину?

Хотите совсем смешное? Сам Высоцкий этот случай описал в песне! Серьёзно, есть мемуар из первых рук. Слушаем и пытаемся найти там осуждение вождя:

«Пусть много говорил белиберды
Наш тамада — вы тамаду не троньте,
За Родину был тост алаверды,
За Сталина, — я думал — я на фронте.

И вот уж за столом никто не ест
И тамада над всем царит шерифом, —
Как будто бы двадцатый с чем-то съезд
Другой — двадцатый — объявляет мифом».

Конечно, это произведение художественное. Понять напрямую его нельзя. Но я там вижу вполне уважительное отношение к тому застолью и тамаде.

Высоцкий слегка шутит, не без этого. Мол, услышал тосты «За Родину» и «За Сталина» и ощутил себя фронтовиком. А теперь вспомните, что Высоцкий говорил про фронтовиков. Да это же высшая похвала!

Демонстративно разбить бокал при тосте за Сталина – то же самое, что разбить его в тосте за Родину. Не оторвать одно от другого. И это сам Высоцкий нам поёт!

Либералам мало. Вот же, польский артист Даниэль Ольбрыхский целую книгу накатал «Поминая Высоцкого». Там ещё забористее.

Мол, ехали с Высоцким и группой польских артистов мимо дачи Сталина. И вдруг Владимир Семёнович говорит:

«Тут сдох Сталин, – сказал Володя. – На этой даче умер Сталин, – перевёл я. – Ты переводи как следует! – взорвался Высоцкий. – Я сказал: сдох!»

Высоцкий был фигурой противоречивой, но в такое верится с трудом. Опять же никаких иных свидетельств такого отношения артиста к вождю мы не имеем.

Сдаётся мне, малость привирает пан Ольбрыхский. Актёр был в молодые годы любопытный, но сегодня позиция его вполне определённая. Антисоветчик и враг всего, что делает Россия, вполне открытый. Ещё и всякие излишества нехорошие в отношениях пропагандирует.

Есть у меня и ещё один мемуар о Высоцком. От его школьного товарища Акимова. О том, где ребята были восьмого марта 1953 года:

«Особой доблестью среди ребят считалось пройти в Колонный зал. Мы с Володей были дважды – через все оцепления, где прося, где хитря; по крышам, по чердакам, пожарным лестницам; чужим квартирам, выходившими чёрными ходами на другие улицы или в проходные дворы; под грузовиками; под животами лошадей; опять вверх-вниз, выкручиваясь из разнообразнейших неприятностей, пробирались, пролезали, пробегали, ныряли, прыгали, проползали. Так и попрощались с вождём».

Ну да, Высоцкий – комсомолец. И пятнадцать лет – возраст вполне сознательный. Вот Вам и подлинное отношение к товарищу Сталину.

Вернувшись после прощания с вождём Высоцкий написал первое в жизни стихотворение. Стих понравился и мама даже отнесла его в редакцию заводской газеты.

Если хотите понять подлинное отношение Высоцкого к вождю, достаточно прочитать «Мою клятву». Там всё предельно прямо написано.

И это точно не лицемерный панегирик. Зачем бы это было школьнику Володе? Да ещё в адрес уже ушедшего вождя. Нет, это подлинное чувство и подлинное отношения сына фронтового офицера гвардии полковника Высоцкого к Верховному. Слово барду:

«Опоясана трауром лент,
Погрузилась в молчанье Москва,
Глубока её скорбь о вожде,
Сердце болью сжимает тоска.

Я иду средь потока людей,
Горе сердце сковало моё,
Я иду, чтоб взглянуть поскорей
На вождя дорогого чело…

Жжёт глаза мои страшный огонь,
И не верю я чёрной беде,
Давит грудь несмолкаемый стон,
Плачет сердце о мудром вожде.

Разливается траурный марш,
Стонут скрипки и стонут сердца,
Я у гроба клянусь не забыть
Дорогого вождя и отца.

Я клянусь: буду в ногу идти
С дружной, крепкой и братской семьёй,
Буду светлое знамя нести,
Что вручил ты нам, Сталин родной.

В эти скорбно-тяжёлые дни
Поклянусь у могилы твоей
Не щадить молодых своих сил
Для великой Отчизны моей.

Имя Сталин в веках будет жить,
Будет реять оно над землёй,
Имя Сталин нам будет светить
Вечным солнцем и вечной звездой».