На Восточном фронте без перемен: неизвестная история «русского Вердена»
Сто десять лет назад, 15 сентября 1915 года, началась оборона Сморгони. Здесь на второй год Первой мировой войны — и впервые после Великого отступления русской армии — наши солдаты сумели остановить продвижение врага.
Противостояние российских и германских войск стало самой «долгоиграющей» операцией на Восточном фронте, она длилась 810 дней. Белорусское местечко вошло в историю как «русский Верден», однако героическая оборона Сморгони в годы Первой мировой впоследствии даже не упоминалась в советских учебниках истории.
«Ахтунг, Гарнье!»
Начало осени 1915-го для нашей армии складывалось несчастливо. 31 августа пала крепость Ковно. Затем немцы ударили севернее Вильно, 9 сентября их 10-я армия начала наступление на стыке двух русских фронтов — Северного и Западного, стремясь окружить мощную группировку, оборонявшую будущую столицу Литовской ССР.
Фронт был прорван, и в образовавшуюся дыру хлынула неприятельская кавалерия: четыре конные дивизии (вскоре к ним добавилась пятая — в совокупности целая конная армия!) оказались в нашем оперативном тылу.
Кайзеровская армия славилась отличными кавалеристами. Сводным конным корпусом командовал генерал Отто фон Гарнье, уже успевший отличиться на Западном фронте: поучаствовал в осаде и взятии Льежа, в походе на Париж, битве на Сомме и боях под Аррасом.
Антон Гоффман. «Немецкая гусарская батарея под огнем»
14 сентября германские войска заняли Вилейку и подошли к Молодечно. Передовые конные разъезды немцев перерезали железнодорожную линию Минск — Москва. Вражеские кавалеристы едва не взяли Борисов. 23 русские дивизии были отрезаны от линий снабжения. В общем, сложилась обстановка, чрезвычайно похожая на ту, что возникла в тех же местах спустя четверть века, в июне 1941-го, только вместо танковых клиньев вермахта были конные клинья Германской императорской армии.
Николай Борисов. «Русская кавалерия, атакующая немецкую артиллерию в 1915 году»
Утром 15 сентября немецкий кавалерийский полк с артиллерией и пулеметами атаковал Сморгонь — небольшое местечко (с населением 16 тысяч человек, занимавшихся преимущественно кожевенным промыслом), но через него проходила железная дорога, связывавшая Вильну с Минском (расстояние от Сморгони до Минска, где находился штаб русского Западного фронта, составляло всего 110 километров — три дневных перехода).
Русских войск в городке не было, квартировали лишь несколько маршевых рот пополнения. Однако с наскока взять его «фрицам» не удалось. Новобранцы держались 8 часов, отошли только после того, как у них закончились патроны. Тем временем на выручку уже спешили части только что переформированной 2-й армии Западного фронта. Решительной атакой, переходящей в штыковой бой, наши бойцы отбили город.
Гвардия умирает, но не сдается
Вскоре вместо выбитых из Сморгони немецких кавалеристов корпуса Гарнье сюда подступила свежая германская пехота. Главнокомандующий немецкими армиями на Востоке генерал Пауль фон Гинденбург требовал от подчиненных решительных действий, обещая «четыре корпуса пленных и скорое заключение мира».
Планы вражеского командования нарушили подошедшие из-под Вильны подразделения Гвардейского корпуса. Лучшие в русской армии полки — лейб-гвардии Литовский, Петроградский, Кексгольмский и Волынский (3-я гвардейская пехотная дивизия) вновь отбросили неприятеля. Тот подтянул новые резервы, а с нашей стороны на передовую выдвинулись гвардейцы Преображенского и Гренадерского полков. Один из батальонов преображенцев повел в контратаку капитан Александр Кутепов. Будущий герой Гражданской войны командовал тогда элитным подразделением — Царской ротой. Под шквальным огнем неприятеля русская лейб-гвардия шла в штыковую атаку в парадном строю, смыкая ряды, обращая врага раз за разом в бегство. (Это напоминало психическую атаку каппелевцев из фильма «Чапаев», но дело тут было не в молодечестве или гвардейском шике, а в том, что даже гвардии в 1915-м катастрофически не хватало патронов.)
«Штыковая атака русских солдат»
Наконец германцы начали выдыхаться и выбросили белый флаг, означавший готовность к перемирию на один день. Стали собирать раненых и убитых. Выяснилось: только за одни сутки, 25 сентября, в штыковых атаках погибли 5,5 тысячи немцев и 3,5 тысячи солдат русской армии.
Вскоре битва за Сморгонь разгорелась с новой силой. В течение десяти дней германская артиллерия ровняла городок с землей, а вражеская пехота старалась сбить с позиций гвардейцев — тщетно, русские стояли насмерть. Об ожесточенности боев свидетельствуют цифры потерь. 1-я гвардейская дивизия (лейб-гвардии Преображенский, Семеновский, Измайловский, Егерский полки) потеряла треть личного состава. 3-я гвардейская дивизия из 7 388 солдат лишилась 2 512 человек.
Так началось Великое противостояние, которое завершилось лишь в 1918 году.
Продвижение германцев на Восточном фронте обошлось кайзеру Вильгельму большой кровью: только за 1915 год они потеряли на Востоке миллион солдат! Это максимальный уровень потерь для германской армии. Гитлеровский генерал Гюнтер Блюментрит, воевавший на Восточном фронте в 1914–1917 годах в чине лейтенанта, адъютанта батальона, признавался: «Наши потери на Восточном фронте были значительно больше потерь, понесенных нами на Западном фронте с 1914 по 1918 год... русская армия отличалась значительной стойкостью... Способность (русского солдата), не дрогнув, выносить лишения, вызывает истинное удивление. Таков русский солдат, которого мы узнали и к которому прониклись уважением».
Желтый туман
«Уважение к русскому солдату» привело к тому, что противник начал усиленно зарываться в землю, рыл окопы полного профиля и «лисьи норы», заливал бетоном блиндажи и долговременные огневые точки. Минировал подходы, устанавливал фугасы. Началась позиционная война.
Реконструкторы событий Первой мировой войны после церемонии открытия мемориала в Сморгони. 2014. Фото: Максим Блинов/РИА «Новости»
«У немцев появились меткие стрелки, которые «ловили» головы русских солдат не только над окопами, но даже в бойницах, и неосторожные падали на дно окопа с простреленными лбами. Пулеметчики выслеживали снайперов и снимали немцев короткими очередями», — пишет белорусский военный историк Владимир Лигута.
Тогдашние будни русских солдат описала младшая дочь Льва Толстого Александра, добровольно отправившаяся на фронт и получившая «в заведование» госпиталь под Сморгонью (он расположился в Залесье, бывшей усадьбе польского композитора Михала Огиньского).
«Старый сосновый лес, за ним лощина, гора. По этой стороне горы — наши позиции, по другую — немецкие. У подножия горы — наш блиндаж. Разместились. Ждем. Изредка вокруг нас разрываются немецкие шестидюймовые снаряды. Когда снаряды попадают в реку Вилию и брызги летят во все стороны — солдаты довольны:
— Ишь, немчура фонталы пускает!
А когда снаряды не разрываются: «Клевок! — радостно гогочут солдаты. — Видно, у немчуры снаряды подмокли!»...
В два часа утра мы заметили, что, разрываясь, немецкие снаряды выпускали желтый дымок. Он расстилался по лощине, и от него шел запах хлора.
— Маски! Маски надевайте!
Прошло с полчаса. Снаряды, начиненные газом, продолжали разрываться в лощине, которая постепенно покрылась густым желтоватым туманом...
Уже не слышно было раздельных разрывов снарядов, все смешалось в сплошной гул. Дрожала земля, дрожало все кругом».
Будучи не в силах преодолеть сопротивление защитников Сморгони, немцы 12 октября 1915 года предприняли против 3-й Гвардейской пехотной дивизии газовую атаку (первый случай применения хлора на Восточном фронте был зафиксирован еще в августе — против гарнизона русской крепости Осовец).
Впоследствии газовые атаки повторялись неоднократно. Их жертвами стали десятки тысяч солдат и офицеров. Вот только одно свидетельство преступлений германской армии: «Здесь 19 июня 1916 года на позициях 253-го Перекопского и 254-го Николаевского пехотных полков 26 армейского корпуса российской армии в результате газовых атак германских войск были отравлены 33 офицера и 1584 солдата», — такая надпись выбита на одном из гранитных валунов, ныне окружающих мемориал памяти героев и жертв Первой мировой войны в Сморгони.
Пострадал от «немецкой вонючки» и поручик 16-го гренадерского Мингрельского полка Михаил Зощенко. Вот — несколько строк из его рассказа «Двадцатое июля» о боях под Сморгонью летом 1916 года: «Вижу, как они из баллонов выпускают газ. Это зрелище отвратительно. Бешенство охватывает меня, когда я вижу, как методично и хладнокровно они это делают. Я приказываю открыть огонь по этим мерзавцам... И вдруг вижу, что многие солдаты лежат мертвыми. Их — большинство».
«Госпиталь переполнен. Отравленные лежат на полу, на дворе... Я ничего не испытала более страшного, бесчеловечного в своей жизни, как отравление этим смертельным ядом сотен, тысяч людей», — возмущалась графиня Александра Толстая.
Мертвый город и живые легенды
Сморгонь не просто так назвали «мертвым городом». «Город разбит вдребезги. Повсюду из груды мусора и обгорелых балок выглядывают где уцелевшая стена с обоями, где высокая кирпичная труба. Тишина вокруг поразительная. Тишина небытия. А сады благоухают так, что с ума можно сойти. Одурманивают», — писал канонир 1-й батареи 64-й артиллерийской бригады Валентин Катаев, проведший в здешних окопах несколько месяцев в 1916 году.
Разрушенный железнодорожный вокзал в Сморгони. 1916
Среди российских солдат ходила поговорка: «Кто под Сморгонью не бывал, тот войны не видал». Неизвестно, слышал ли эту присказку верховный главнокомандующий русской армией Николай II, но в 1916-м государь тут побывал. В десяти километрах от вражеских позиций он провел высочайший смотр Волынского полка, причем взял с собой наследника престола Алексея. За этот «подвиг» царь получил орден св. Георгия IV степени, цесаревича наградили Георгиевской медалью.
«Боевое крещение» Сморгонью прошли многие будущие полководцы. Здесь воевал Михаил Дроздовский, впоследствии генерал и один из вождей Белого движения на юге России. Осенью 1915-го первый георгиевский крест получил в этих местах будущий маршал Советского Союза Родион Малиновский. Борис Шапошников, в будущем советский военачальник, начальник Генерального штаба РККА, маршал, в 1917 году под Сморгонью командовал 16-м гренадерским Менгрельским полком. Заместитель начальника Генштаба РККА комкор Владимир Триандафиллов, которого называли «отцом советского оперативного искусства», в годы Первой мировой также тут побывал — как командир роты 6-го Финляндского стрелкового полка.
4 декабря 1917 года в местечке Солы, в десяти километрах от Сморгони, немцы заключили с нашим Западным фронтом перемирие. Но только после подписания в 1918 году в Брест-Литовске «похабного» (определение Ленина) мира, они смогли войти в полностью разрушенный артиллерией «мертвый город».
По завершении боевых действий, после заключения Версальского договора Сморгонь оказалась в составе Польши. Про героическую оборону городка и подвиги русских гвардейцев «панове» предпочли не вспоминать...
Бои не местного значения
Спустя сто лет, в 2014-м, в Сморгони появился Мемориал памяти героев и жертв Первой мировой войны — самый большой в Белоруссии. Он воздвигнут на линии противостояния российских и германских войск в 1915-1917 годах.
Аллея Памяти в парке Победы ведет к высокой белой часовне, за которой стоит центральный монумент — «Крылатый гений солдатской славы».
Мемориал памяти героев и жертв Первой мировой войны. Фото: Александр Курганов
Мемориал в первую очередь напоминает нам о подвигах защитников Сморгони. Только одна цифра: 847 солдат и офицеров стали георгиевскими кавалерами. Но о проявлениях массового героизма долгое время старались говорить, отделываясь «занятными» подробностями: например, рассказывали, что именно здесь в начале июля 1917-го приняла боевое крещение «Первая женская военная команда смерти Марии Бочкаревой», подвиги которой были изрядно мифологизированы правительством Александра Керенского. Или например, напоминали о том, что здесь, под Сморгонью, героически сражалась (и понесла тяжелые потери) эскадрилья русских тяжелых бомбардировщиков «Илья Муромец».
Начало созданию мемориального комплекса в Сморгони было положено еще в 2006 году. В конкурсе проектов приняли участие девять творческих коллективов, лучшим был признан проект профессора Академии художеств РБ Анатолия Артимовича и скульптора Владимира Теребуна. Но мемориал стал самым «долгим» долгостроем Союзного государства: работы начались только осенью 2012-го. Через два года, к 100-летию вступления России в Первую мировую войну, комплекс открыли для посещения. Но только в 2023 году строительство было завершено — не хватало средств (зато в это десятилетие в Беларуси один за другим с немыслимой быстротой появлялись памятники князьям Великого княжества Литовского и польским королям — Витовту, Ольгерду и Гедимину; отрадно, что правильный выбор все-таки был сделан — и хочется верить, что навсегда).
Петр Карягин. «Ужас войны. Дошли!». 1918