Асель Мусабекова, молекулярный биолог: «Во время пандемии я столкнулась с выгоранием»
Как и многие журналисты я узнала об Асель Мусабековой во время пандемии. Тогда все мы дружно называли ее вирусолог.
- Хотя, - шутит сейчас, - вирусологом она никогда не была и не представлялась.
Биолог, консультант по вопросам иммунизации. Для многих (уверена, начнет сопротивляться, но я все равно напишу) один из главных экспертов, благодаря которым общество во времена ковидной инфодемии получало достоверную информацию о вакцинах и вирусах. Почти никто тогда не мог говорить о сложном на простом и понятном языке. А Асель это делала. Причем, как выясняется сейчас, практически круглосуточно.
Асель Мусабекова, ее супруг инженер-исследователь, специалист по солнечной энергетике Олжас Ибрайкулов и четверо их детей (старшей дочери 11 лет, младшему сыну два года) почти 11 лет живут во Франции, сейчас в Страсбурге. В Казахстан приезжают при первой возможности, но выпадает она не так часто.
После двухлетнего перерыва Асель прилетала на родину, чтобы выступить на TEDxAstana, и заодно развиртуализироваться с людьми, с которыми последние несколько лет общалась онлайн. Наш случай: человек тебе как родной, а вживую никогда не виделись. Исправились, как только появилась возможность.
«Слово «эксперт» меня бесит…»- У меня будто две параллельные жизни. Первая - работа онлайн в разных проектах в Казахстане и общение с подписчиками в соцсетях. Вторая – мой дом и быт во Франции, где я в первую очередь жена и мама, которая водит детей в школу и на секции, любит ходить в горы и отдыхать на природе, - начинаем за жизнь. - Я, как любая женщина, все время живу с ощущением жонглирования разными социальными ролями.
- Чего не хватает казахам во Франции? – не хочется сразу про серьезное.
- В этот приезд в Казахстан, я поняла, что мы отвыкли от мяса. Несколько дней подряд ходила в гости и на физическом уровне ощутила передоз мяса. Не могу сказать, что мне его не хватает, наоборот, поняла, что у меня закончился период ломки – теперь могу жить и без конины.
А если говорить серьезно, наверное, не хватает общения. Хочется увидеть людей, с которыми ты все время на связи, лично поговорить. Я как раз до отъезда во Францию стараюсь напитаться этими эмоциями. Мне вообще очень важно не выпадать из потока.
- Не устаете от информации?
- Я абсолютный аддикт поглощения информации. Мне плохо от механического скроллинга ленты или роликов в ютубе, но я практически постоянно слушаю курсы и подкасты про инфекции - обычно они идут фоном.
Я поступила на биофак КазГУ в 2005 году, базовую иммунологию изучала 17 лет назад – с тех пор произошли колоссальные изменения. Если я не буду обновлять свои знания, грош цена мне как эксперту. Хотя, честно говоря, слово «эксперт» меня бесит…
- Почему?
- Как человек сам про себя может сказать: «Я эксперт!»? Это ненормально. Я ученый. Мы копаем в своей сфере, в какой-то узкой области, и говорить – я эксперт...
- … в вирусологии.
- Я вообще не вирусолог, - смеется. – Меня так начали называть журналисты во время пандемии. Тогда я работала с вирусами в одной из французских лабораторий, но никогда не осмелилась бы называть себя вирусологом - в научной среде меня бы на смех подняли. Я молекулярный биолог, специализирующийся на определенной теме. Наверное, синдром самозванца не позволяет ученым позиционировать себя как экспертов в широких сферах.
- Пока ученые не называют себя экспертами, их место благополучно занимают люди, которые вообще ничего не смыслят ни в вирусологии, ни в биологии, ни в медицине. Они спокойно рассуждают про вакцинацию, вспышки инфекции и дают прогнозы по будущим пандемиям. Так что синдром самозванца ученых полезен только беззастенчивым псевдо-экспертам.
- Мы живем в эпоху инфляции званий и должностей. Человек может приписать себе любые степени, дипломы, специальности, которых не существует. Он идет на двухнедельные курсы массажистов, а потом называет себя специалистом по лечению аутизма. Поэтому и слово «эксперт» девальвировалось, не хочется, чтобы тебя так называли. Люди сами должны стать более разборчивыми. Мозг – не помойка, не засоряйте его всем, что в него пытаются впихнуть.
- Я бы еще и просветителем вас назвала…
- Ой, ужасное слово…
- Может, оно и ужасное, но смысл передает: вы человек, который делится знаниями. Вы сами свою деятельность как определяете?
- Можно издалека начну отвечать? Мне не нравится, когда говорят «мракобес» и «антиваксер». Хотя я сама раньше использовала эти слова. Потом поняла, что настоящие антиваксеры (их единицы) осознанно, чаще всего за деньги, продвигают свои идеи.
Но большинство родителей, которые отказываются ставить своим детям прививки, не антиваксеры, а сомневающиеся. При нынешнем уровне медицинской помощи и системе вакцинации в Казахстане, очень странно не оказаться в их числе.Я считаю, что вспышки вакциноуправляемых инфекций, которые все чаще фиксируют в нашей стране, возникают не по вине родителей, отказывающихся от вакцинации. Большинство детей не привиты из-за ложных медотводов, которые выдают сами врачи. Порой родители вынуждены бороться за право ребенка получить вакцину.
Я проводила исследование в медвузах и убедилась, что знания будущих докторов о вакцинации очень низкие. 50 процентов студентов, которых я опрашивала, ответили, что детей до трех лет нельзя вакцинировать из-за риска аутизма. Я была шокирована, когда увидела эти цифры.
Однажды, это меня очень удивило, я получила лавину хейта в соцсетях от врачей - молодых представителей медицинских династий. Я всего лишь написала, что основная проблема, провоцирующая вспышки инфекций в Казахстане - медотводы.
- Что писали: «Возомнила себя самой умной!»?
- «У тебя нет медобразования! Куда ты лезешь, «эксперт» по всем вопросам!» Любой адекватный врач понимает: ученые помогают медикам. Мы должны двигаться в одной связке, а не наоборот.
- Поэтому вам не нравится слово просветитель?
- Оно будто навешивает ярлыки: «Они активаксеры» - «Я просветитель». Я выступаю как адвокат родителей, а подобные противопоставления лишь разводят нас по разные стороны баррикад и вызывают раздражение. Нужно не обвинять кого-то, а попытаться понять, почему рождается страх перед вакцинами. И постараться объяснить людям, как все устроено.
Помимо медотводов, возникают проблемы со своевременной закупкой вакцин и отсутствием достоверной информации о количестве детей на участке в поликлинике. Это административные и медицинские причины. Родители в них не виноваты.
«Почему не монетизируешь свой Инстаграм?»- Давайте про соцсети. Вы активно ведете страничку в Инстаграм, и меня изумляет количество энергии, которую вы готовы отдавать, снова и снова рассказывая о вакцинации, вирусах и инфекциях. Эфиры и посты в соцсетях, общение с родителями, комментарии журналистам, и это помимо работы и, кажется, немыслимого количества проектов.
- Сразу скажу: во время пандемии я столкнулась с выгоранием. Сейчас понимаю, тогда сошлось несколько фактов. В 2020-2021 году я давала интервью о вакцинации разным медиа, и в мой адрес лилось немыслимое количество негатива. В комментариях меня проклинали, писали, что я чья-то токал.
Мне казалось, что я нормально воспринимаю хейт до тех пор, пока не начали задевать моих родителей. Папы нет в живых уже 15 лет. Это человек, который посвятил свою жизнь энергетике Казахстана. Моя мама - учитель. Говорить плохо о них – это чересчур.
В тот период я работала в знаменитой лаборатории во Франции, ученые которой выиграли Нобелевскую премию. Это очень высокие, но совершенно нечеловеческие стандарты. Шефы, к сожалению, иногда проявляли шовинизм и сексизм… Надо сказать, что не только во Франции, во всем мире академическая среда достаточно токсична. Наука – благодатная среда для естественного отбора нарциссов.
- Неожиданно слышать это от ученого! - смеюсь.
- Это реальность. Представьте, вам дают деньги (часто немаленькие) на вашу идею. Большинство ваших экспериментов не сработают – и вы об этом знаете заранее. Поэтому, чтобы заниматься наукой, нужно иметь достаточно высокую самооценку. Отсюда высокая конкуренция и, как следствие, токсичная среда.
На хейт в соцсетях и период после защиты PhD наложилась послеродовая депрессия. Несколько факторов совпали, что привело меня в психотерапию. Я поняла, что у меня выгорание.
- Не возникало мыслей перестать тратить время и силы на соцсети?
- Я несколько раз удаляла Инстаграм, но потом восстанавливала. Хотя, если посмотреть со стороны, я получаю от него не так много практической пользы. Меня иногда спрашивают: «Асель, почему ты не монетизируешь свой аккаунт?». Потому что не умею продавать.
Я не врач, не ставлю диагнозы и не комментирую анализы – хотя меня регулярно просят это сделать. Объясняю логику течения болезни и принципы действия вакцинации. Я не могу брать за это деньги (хотя кто-то именно так и делает) и у меня нет платных консультаций.
- В чем польза от соцсетей – узнаваемость?
- Мои знания о вакцинах – результат поиска информации, отвечающей на вопросы, которые мне задают. Пока мы кому-то что-то не объясним, мы сами этого не знаем. Я купила учебник Стэнли Плоткина – он создатель одной из главных детских вакцин. Толстенный фолиант, который весит, наверное, килограммов пять (когда мои девочки хотят высушить листья для гербария, берут этот учебник).
В соцсетях мне задают самые неожиданные вопросы, невозможно знать ответы на все. Я открываю учебник, читаю и объясняю нужную информацию другому человеку. И эти знания остаются со мной. Разбуди меня посреди ночи и спроси про вакцины – я отвечу. Обновлять знания и быть в контакте с людьми - это для меня очень важно. Во время недавней вспышки кори я получала в личку около 200 вопросов в день.
- 200 вопросов с день! С ума сойти!
- Ладно, наверное, не 200 (столько во время пандемии было), но примерно под сто. В относительно спокойное время – 20-30 вопросов. И люди пишут разные. И реакции можно ждать какой угодно.
Во время ковида мне в личку каждый день писал дедушка. Он не мог решить, делать ли ему вакцину от коронавируса, они недавно появились. Я подробно отвечала, отправляла ссылки на научные статьи, комментарии. Дедушка в итоге вакцинировался, и у него, как это бывает, в первый день поднялась температура. В горячке он мне писал и писал сообщения: «Сволочь такая! Зачем я тебя послушал?! Вот если я умру…». А у меня ночь. И я все это читаю. Потом он отошел, извинялся, но осадок остался.
Я понимаю, почему тогда попала в выгорание. Потому что день и ночь отвечала на вопросы. Пожалуйста, никогда так не делайте.
«Семья – абсолютный приоритет»- Асель, у вас с мужем есть планы вернуться в Казахстан?
- Мой супруг тоже ученый, и несколько лет назад мы пробовали найти работу в Казахстане, потому что хотели и хотим приносить пользу науке на родине. Я узнала, что в алматинском научном институте (не будем уточнять, в каком именно) вакантна одна из руководящих должностей. И от дирекции шел запрос: мы готовы меняться, ждем в своих рядах молодежь.
Решила попробовать, но предварительно поговорила с людьми, которые объявили конкурс. Я задала единственный вопрос: «Вы дадите мне свободу увольнять плагиаторов?». Бюджет на науку в Казахстане – это пирог, довольно внушительную часть которого скармливают людям, не имеющим ничего общего с научной этикой.
- Что вам ответили по поводу плагиаторов?
- «Зачем вы опять усложняете? Вам лишь бы скандалить! Вот вы пишите в своих фейсбуках, а от этого ничего не меняется»? (собственно, тогда я и ушла из Фейсбука: правда ведь, пишешь, а ничего не меняется).
И еще меня предупредили: «Мы вас возьмем, но вы имейте в виду: зарплата средняя, а работать придется сутками - детей своих вы не увидите». В смысле? Наука - это работа. Такая же, как все остальные. Пора перестать ее романтизировать. Представлять бедного ученого с куском хлеба без масла, который готов умереть за науку, как Мария Кюри. Человек – это баланс. Ему нужен нормальный рабочий график и полноценные выходные.
Что в итоге? Даже на руководящей должности я не смогла бы делать то, что считаю нужным – я про плагиаторов. Зарплату мне пообещали из серии: выжить можно, но не больше. Еще и сидеть в кабинете с утра до ночи.
Как говорил один министр: “Гореть за науку!”. Совершенно не нужно это делать. Хорошо выполняй свою работу. Стань экспертом в своей сфере. Обновляй и передавай свои знания. В этом суть. Гореть - значит выгорать. Кому от этого лучше?
- Где вы сейчас работаете?
- Веду несколько онлайн проектов в Казахстане (с момента нашей беседы прошло несколько месяцев, и сейчас Асель работает в проекте ЮНИСЕФ в странах Центральной Азии - В.). Так сложились обстоятельства, что из науки после защиты PhD я ушла, но это не значит, что никогда в нее не вернусь. Хотя сделать это не так просто. Есть прямая линия, классическая траектория карьеры: бакалавриат, магистратура, Phd, постдок и т.д. От студента ты постепенно двигаешься к степени профессора.
Но дело в том, что очень много молодых ученых получают Phd, а профессорами становятся всего два процента из них. Куда они деваются? В силу разных причин (рожают детей, пробуют себя в других сферах) они сворачивают с этого пути. Так произошло и в моем случае - я занялась проектами на стыке науки и коммуникации. Но, как я сказала, проблема в том, что в академическую среду очень сложно вернуться.
Почему, например, мы до сих пор не принимаем тот факт, что это нормально, когда женщина на какой-то период останавливается и занимается только ребенком? Не нужно считать это дыркой в резюме. Это тоже опыт.Я за то, чтобы люди принимали разные периоды жизни с разными приоритетами в этот конкретный момент. Можно успеть сделать все (родить детей, совершить открытие, стать известным в своей области), но не в одно время. В таком случае и система должна стать гибкой. Видеть в человеке человека, а не только специалиста. А в мире как происходит? Ты три года сидела в декрете? Все, пока-пока.
- Не будем скрывать, что мы общаемся и вне работы, и я знаю, что ваша семья в последнее время проживала непростой период, когда одному из детей поставили онкологический диагноз. Мы можем обсуждать эту тему?
- Мы с мужем решили, что я могу говорить об этом, не вдаваясь в детали. Здоровье одного из детей стало приоритетом для нашей семьи. Мой муж ради того, чтобы полностью посвятить себя этому, на год приостановил карьеру. Ему пришлось отказаться от работы мечты: он выиграл конкурс, в котором принимали участие более 200 человек, а параллельно мы узнали про диагноз ребенка. Сейчас муж говорит: “Это самый важный год, я провел его рядом с вами!“
- Когда вы узнали о болезни ребенка, вам тоже пришлось отказаться от всех проектов или, наоборот, было важно оставаться в обойме и в какой-то степени это помогало преодолеть тяжелые моменты?
- Инстаграм помогал мне оставаться еще кем-то, кроме мамы. Я думаю, любой женщине это очень важно. Нам сложно вырваться из круглосуточной мамской рутины, особенно в непростые периоды. Конечно, я работала меньше, потому что лечение совпало с рождением четвертого ребенка. Но все равно старалась полностью не выпадать из профессиональной среды.
Повторю, женщине важно осознавать себя не только мамой, женой, келин. Иначе самооценка начинает падать, и мы сами раньше времени списываем себя со счетов. Вовсе не значит, что нужно успевать все и везде - это невозможно. Я уже говорила: признавайте разные роли, разные периоды своей жизни и меняющиеся приоритеты. Это нормально.
- В тот момент, да и сейчас, откуда вы черпали внутренние ресурсы?
- Во-первых, я верю в бога. Думаю, об этом важно сказать. Во-вторых, всегда представляю, что мой папа рядом, и сама себя спрашиваю, как бы он поступил. Родители, вообще родные – точка моей опоры. И муж у меня прекрасный. Он умеет делать все, и разделяет со мной все обязанности.
Семья – абсолютный приоритет. Тяжелые моменты всегда подсвечивают, что важно, и что она для тебя значит. Многие вещи в тот период мы переоценили. И, конечно, здоровье. Сон, питание, движение – основа, о которой я постоянно говорю, но сама при этом не сформировала рутинную привычку заботы о себе. Мне сейчас 35 лет - самое время это сделать. Начала с того, что записалась на латинские танцы и пилатес.
- А мечта?
- Чтобы все были живы и здоровы – банально, но очень важно. И еще я бы хотела чаще видеться с родными. Сделать все, чтобы у моих детей не прерывалась связь с близкими.
- Это личное, а профессиональное?
- Я очень хочу, чтобы страны Центральной Азии взаимодействовали как единый регион в рамках профилактики и борьбы с инфекционными заболеваниям. На территории наших государств есть очаги чумы, сибирской язвы, бруцеллеза. Кори в нашем регионе больше всего в мире, наравне с беднейшими странами, такими как Йемен.
Почему так много детей болеет именно в Центральной Азии? Ответ на этот вопрос мы должны найти сообща. Одна из моих амбиций – стать дипломатом общественного здравоохранения. Человеком, который представляет интересы государства в сфере здоровья на межстрановом уровне - это и доступ к чистой воде, и опасность эпидемий, и проблемы неравенства. У нас пока таких специалистов немного. Но ведь все когда-то начинается…
… Кажется, Асель потихоньку начала реализовывать профессиональную мечту. Она как консультант ЮНИСЕФ в Центральной Азии недавно летала в командировку в Бишкек, надеется, скоро состоится поездка в Таджикистан. Асель помогает проектам о здоровье детей и инфекциям в нашем регионе. Действительно, все когда-то начинается.