Немецкое Рождество: дни счастья

20.12.2024 13:25

Немецкое Рождество: дни счастья

Лёйкен рассказывает, что он вырос в Шотландии и имел ограниченную связь со своим немецким наследием. Единственное время года, когда это менялось, было Рождество, которое было волшебным. Вот как он повествует об этих днях. Немецкое Рождество: дни счастья и селедочный салат.

Я вырос в маленькой деревушке на северо-западе Шотландии. Большую часть времени в начальной школе я был единственным ребенком в классе. Сказать, что мы были изолированы от внешнего мира, — это еще мягко сказано.

Ни я, ни мои братья и сестры не учили немецкий. Вместо этого нас воспитывали на пении гэльских песен. Вместо того, чтобы слушать Баха и Бетховена, мы играли на волынках. И нас никогда не интересовал немецкий футбол, для нас имело значение только шотландское регби.

Но все изменялось в декабре, когда замечательные герои немецких рождественских традиций отправились в путешествие по Северному морю.

Внезапно все менялось

Все начиналось вечером 5 декабря, когда мы начищали наши ботинки и выставляли их на улицу в честь святого Николая. На следующее утро мы просыпались и обнаруживали, что они полны мандаринов и орехов. Другие дети в нашей начальной школе не могли понять, почему к нам в глубине ночи приходит этот веселый старик, поэтому некоторые из них тоже начали выставлять ботинки. (Насколько я помню, в первый год их подарком был ботинок, полный дождевой воды, пока их родители не сообразили кое-что на следующий год.)

Мои немецкие бабушка и дедушка также помогали издалека. Огромная коробка, облепленная марками, приходила в дни, предшествующие Рождеству. Мы распаковывали ее, чтобы найти лучший марципан из Любека, восхитительный штоллен из Дрездена и лебкухен из Баварии.

К употреблению штоллена относились особенно серьезно — у нас был специальный нож, хранившийся в отдельном футляре, который доставали только на Рождество, чтобы разрезать сладкий хлеб.

В то время как дома других детей были освещены волшебными огнями и светящимися рождественскими елками гораздо раньше в декабре, наш все еще был темен в день 24-го числа. Ни одно украшение не должно было быть установлено до прибытия Christkind. К тому времени нас всех уже отправили в наши спальни, где мы с нетерпением ждали звука колокольчика, знака того, что этот таинственный немецкий мужчина-ребенок закончил свою работу и исчез.

Когда мы спустились по лестнице, в углу гостиной стояло дерево, покрытое красными розами из гофрированной бумаги — еще одна немецкая традиция, которая передавалась в нашей семье из поколения в поколение.

Christkind оставил каждому из нас кучу подарков. Это был пик рождественских праздников. Но это был также момент, когда в моем животе начало формироваться странное чувство. Тошнотворное ощущение, которое только усиливалось с открытием каждого нового подарка. К тому времени, как на полу не осталось ничего, кроме аккуратно сложенной бумаги (готовой к использованию в следующем году), мое лицо стало бледно-зеленым.

Селедочный салат все портил

Я знал, что следующим делом меня ждет неизбежная, самая ужасная из немецких рождественских традиций — селедочный салат. Немецкое Рождество – это и он тоже.

Посреди кухонного стола нас ждала большая миска, наполненная смесью крутых яиц, свеклы, картофеля и маринованной селедки. Не было ни гарнира, ни хлеба, которые могли бы что-то микшировать. У меня не было выбора, кроме как впихнуть в себя столько этого садомазохистского балтийского «деликатеса», сколько утихомирило бы гневные, лающие голоса в моем животе.

Только после того, как я переехал в Германию, будучи взрослым, я понял, что маринованная селедка — это всего лишь одно из нескольких традиционных немецких рождественских блюд, которые могли бы выбрать мои родители.

Мы могли бы с таким же успехом съесть карпа или набить себя раклетом.

Десерт в канун Рождества был единственным проявлением британскости. Дымящийся рождественский пудинг следовал за селедочным салатом. Ничто не заставляло меня чувствовать себя более счастливым, что я вырос в Британии, а не в Германии. Может быть, это был психологический трюк моих родителей.