Что ответить Стиве Облонскому: проблемы критики ксенофобии

Константин Фрумкин - Футуролог.

Книга немецкого публициста Каролин Эмке «Против ненависти» посвящена критике ксенофобии, главными мишенями автора являются антимигрантские настроения в Германии и расизм в США, чуть меньше — гомофобия и трансфобия, а также исламские радикалы. Конечно, все мы, люди доброй воли, на стороне автора, и все сказанные им слова — более или менее правильные, но нельзя не видеть, чего в этой книге, а также во множестве других образцов подобной риторики, не хватает.  У ксенофобии, как и любого сложного социального явления, есть невидимые корни, между тем как ее критики «ищут под фонарем» - смотрят на внешние проявления и, прежде всего, на высказывания в публичном пространстве.

Критиковать ультраправую политическую аргументацию всегда легко - во-первых, потому что вообще чужая аргументация не кажется убедительной, если не разделяешь исходных посылок, во-вторых, потому что в политике чаще имеешь дело не с полемическими сочинениями, а с пропагандой, рассчитанной на своих же сторонников, и в-третьих — этому нас учил Маркс, — потому что идеология и политическая риторика часто являются превращенной — то есть искаженной — формой проявления материальных интересов.

Вот тут и содержится ключевой момент. Левые — в широком смысле, сторонники абстрактно понимаемых всеобщих благ — являются королями дискурса, они выдрессировали всех настолько, что в публичном пространстве стало неприлично защищать свои узкоэгоистические интересы, не подпирая их какими-нибудь ценностями, вроде справедливости. Те, кто смеют говорит о них, получают ярлыки популистов, но и популисты, как правило, не живут без украшений речи и патетических абстракций. Эта фигура умолчания приводит к тому, например, что когда Каролин Эмке пытается говорить о глубинных корнях ксенофобии, она становится довольно бессодержательной и артикулирует две мысли: что на ксенофобских настроениях играют определенные политики и что эти настроения опираются на давнюю историческую традицию. И то и другое правда, и то и другое неважно, потому что играть на настроениях — не значит их порождать, а историческая традиция ослабла бы и стала пустой формой, если бы не поддерживалась актуальными мотивациями. 

Но если об узкоэгоистических интересах можно заставить молчать, от них очень трудно заставить отступиться.

Содержательный разговор о ксенофобии должен начинаться с разговора об интересах, которые ее поддерживают. Прежде всего с того, что, в случае с антимигрантскими настроениями и расизмом, люди опасаются, во-первых, конкуренции (это всегда; в России 18 века требовали запретить крепостным торговать), во-вторых, бытовых неудобств и повышения уровня преступности. В известной американской процедуре “check your privilege” не продумана ее самая последняя стадия, протекающая в молчании, в головах и в подсознании участников. Ибо когда привилегии определены, появляется Стива Облонский, который говорит: надо «признаваться, что пользуешься несправедливыми преимуществами, как я и делаю, и пользоваться ими с удовольствием». Может быть, главный вопрос о ксенофобии надо назвать «вопросом о Стиве Облонском».

Но истоком ксенофобии, конечно, являются не только материальные интересы, но и некоторые психологические явления, спонтанные психические рефлексы, иногда фундаментальные, находящиеся по ту сторону любой политической идеологии, однако подпитывающие эти идеологии в той или иной сфере. Страх перед чужаками — глубоко укоренен в человеческой натуре и едва ли не врожден. И — вопреки Эмке — не нужно никакого расчеловечивания там, где боятся другого человека.

С другой стороны, в литературе о робототехнике упоминается эффект «зловещей долины», суть которого заключается в том, что робот или другой объект, выглядящий или действующий примерно как человек (но не точно так, как настоящий), вызывает неприязнь и отвращение у людей-наблюдателей. Увы, этот же эффект может влиять на восприятие людей другой расы или трансгендеров. Несомненно, важным фактором, порождающим гомофобию и трансфобию, является спонтанное чувство отвращения, брезгливость.

Все это не оправдывает ксенофобию. Если дать волю спонтанным эмоциям, то люди начнут убивать непослушных детей, докучливых соседей и престарелых родителей. Но понимать это нужно, иначе слишком многое в политических противниках предстает загадочным и иррациональным. Именно поэтому в книге Каролин Эмке автор очень часто демонстрирует удивление: она не понимает, как так можно. Например, она не понимает, как исламский радикализм легко толкает людей на убийство. И тут, наряду со всем прочим, надо разобраться, нет ли фундаментальной психологической привлекательности в самом убийстве как таковом, например как проявлении свой власти и силы. Здесь важно помнить, как привлекательно для многих владение оружием, игры с оружием, пользование оружием — хотя бы в тире или компьютерной игре. Как любят дети подкладывать канцелярскую кнопку на стул учителю, что-то поджигать, что-то взрывать, кидать патроны в костер — просто, чтобы почувствовать свою возможность влиять на этот мир. Это все подспудно ищет выхода, и иногда находит.

Отдельная и очень интересная поднятая Эмке тема — иллюзия прежней культурной и языковой однородности нации, по которой страдают националисты европейских стран. Эмке восклицает: этой однородности никогда не было. Да, но что же было? Был проект, был процесс унификации языка и культуры, который достиг определенных результатов, иначе и разговор бы о культурной однородности не мог начаться. И мигранты не только разрушают культурную однородность, но затрудняют работу процесса унификации — того самого «плавильного котла».  И националисты, таким образом, забоятся не о прошлой однородности, но об актуальной унификации как идущего процесса. 

В полемиках о миграции (как и в других поднятых тут вопросах) есть еще одна сторона, которую редко обсуждают в публичном пространстве, поскольку она деморализует обе противоборствующие стороны. Дело в том, что миграция на Запад (равно как и сосуществование с людьми других рас и нетрадиционных сексуальных ориентаций) — дело, по-видимому, неизбежное, это, видимо, невозможно предотвратить. Мигранты просачиваются несмотря на запреты, а нужда в рабочих руках заставляет экономическую систему миграцию поощрять. Но и на этот аспект надо смотреть с открытыми глазами.