Единство – в борьбе
О скором наступлении конца света заговорили очень давно. Как сказал один из персонажей знаменитого «Облачного атласа», «Предвкушать конец света – самое древнее развлечение человечества». В христианской ойкумене ждать его стали чуть ли не на следующий день после Вознесения. А если копнуть глубже…
Но не будем ворошить прошлое. Картины скорого апокалипсиса человечество наблюдает в каждом своём поколении, в них и мор, и глад, и война, и у каждого своя звезда Полынь. Речь о другом. Как-никак уже третий десяток пошёл, как закончились громкие предсказания. Настало время писать не о конце конца света, а о том, что нас ждёт за ним? «То, что произошло, так или иначе должно было случиться. Иного пути не было».
«Уроборос» – книга-парадокс, где сходятся параллельные прямые, «слетают с катушек» пространство и время, что уж говорить о людях. Кто-то оказывается в раю – Гимиле, а кто-то в Тофете, в Хиноме, созвучном названию местности, отведённой для наказания людей, позднее транскрибировавшейся в геенну, в полном дерьме, иногда в прямом смысле, где даже у сильных этого мира случаются не только «шикарные сигареты и стильный плащик». Вот только где же оказались в результате праведники, а где грешники? Или нет таких понятий на самом деле, потому что с каждым годом рай и ад сходятся, чтобы промчаться на встречных курсах. «По сравнению с тем, что здесь творилось всего несколько лет назад, это самый настоящий рай».
Интересен сам способ построения романа (да-да, романа, поскольку текст, несмотря на небольшой объём, содержит все его признаки) – каждая глава несёт в себе смену не только места, но и времени. Герои перемещаются скачками, что добавляет произведению особый нерв. А Уроборос – как будто мало в нём закольцованности – вдруг превращается в ленту Мёбиуса.
Автор щедр на аллюзии, порой весьма тонкие: «2-13-85-06» – набирает телефонный номер герой. Одна цифра – а какая разница! Дюжина становится чертовой, божественное – дьявольским. Вот радиопозывной «Тофет» – и тут же сцена, подчёркивающая назначение этого слова. Или стинкарды – что это за банда, поймёт любой мало-мальски ориентирующийся в английском.
В тексте то угадывается страна («огромная и могучая»), то мир снова становится космополитичным (может, из-за наднациональных имён героев, да и проблем, пожалуй?) Где мы, в ремарковском прошлом или в лазарчуковском будущем? В белоусовском настоящем?
Но любой новый мир, даже с «принципиально новым общественным строем» – это первый шаг к концу света. И, как писал великий мастер и король ужасов, «Конец света маловероятен. Но всегда остаётся надежда».
Юрий Иванов