Николай Яременко: О чем думал Николай II перед расстрелом?

Кто-то способен рефлексировать больше, кто-то меньше. Наверное, те, у кого в руках судьбы больших держав, без рефлексии не могут по определению. Но если задуматься об этом… Знаете, меня мучает один вопрос — с тех пор, как почти три десятка лет назад в день расстрела царской семьи императора-самодержца вместе с близкими хоронили. Пока коллеги переключали каналы в телевизоре (похороны царской семьи показывали абсолютно все — и везде шли разные комментарии), я думал вот о чем. Вне всякого сомнения то, что произошло в 1918 году, — не просто очередное преступление большевиков, а огромная трагедия. И казнь экс-главы государства всегда ужасна. Как и любая другая казнь. Никто никогда — даже из соображений общественной пользы — не может никого лишать жизни. Ни государство, ни люди не должны убивать. Мне одинаково мерзко зрелище Муамара Каддафи в стеклянном холодильнике одного из торговых центров в Ливии и расстрелянных по решению псевдосуда Николаэ Чаушеску с супругой у какой-то грязной, пыльной стены. В этом ряду — как ни относись к Николаю II — омерзительно все, что было сделано в Екатеринбурге в 1918 году. Точно так же не понимаю, отчего в Москве до сих пор есть Войковский район и станция метро «Войковская». Хранить память о цареубийце путем увековечивания этого выродка — жуткая история. Помню, как в Москве люди без чувства историзма и краеведческой любви к родным местам начали в 90-х переименовывать районы — Коровино-Фуниково назвали в Дмитровским районом. Видите ли, Коровино-Фуниково для них неблагозвучно! А вот Войковский — ничего, норм. Но я, простите, отвлекся. Расстрел царской семьи, доктора и прислуги — это мерзость и преступление, которому нет оправдания. И то, что я напишу ниже, — не игра в слова в жанре «все не так однозначно». Царь, не исключаю, получил то, против чего совсем не протестовал, когда «радел» о вверенном его попечению народе. Ведь какую систему отношений с властью имела Россия конца XIX — начала XX века? Что делали с мирными демонстрациями рабочих? Расстреливали. Как реагировали на крестьянские волнения? Жестко гасили, в том числе при помощи тех же расстрелов. Как поступали на фронте? Ну, о практике военно-полевых судов наслышаны, наверное, даже самые горячие приверженцы царизма. Как относились к многочисленным погромам? Снисходительно. Могли ли не влезать не в свою войну? Могли, но влезли. Так что бывшие подданные порешили Николая при помощи тех же методов, которыми насквозь пронизаны были все последние годы его правления… И вот вопрос: у него же было достаточно времени, чтобы осмысливать ситуацию, анализировать — год и четыре месяца с небольшим. В последние месяцы своей жизни, в последние недели или дни, ну или хотя бы прямо перед тем, как все свершилось, — о чем чем размышлял, о чем жалел? Может, приходил к выводу, что лучше было бы просто даровать своей стране свободы, конституцию, равные гражданские права… Всем лидерам свойственна рефлексия. И те, кто у власти, у кого в руках все рычаги — опираются ли на негативный опыт предшественников и «коллег»? Николай Яременко, главный редактор ИА «Росбалт»