О трагедии в советском Заполярье в мае 1942 года

К 80-летию Победы в Великой Отечественной войне(из воспоминаний Кудрякова Василия Антоновича бывшего Гвардии старшего сержанта, участника Великой Отечественной войны)

«В Красноуфимске была сформирована 152-я стрелковая дивизия. Днем рождения ее считается 18 января 1942 года. Формирование её происходило за счет близ расположенных районов Свердловской области. Нас из Артинского района села Суханки было четверо: Вилисов Николай Григорьевич, Гостевских Павел Павлович (были они в ПВО), Устюгов Тихон Иванович (заведующий сапожной мастерской) и я Кудряков Василий Антонович – командир минометного расчета 646-го стрелкового полка.

В феврале 1942 года стрелковые полки: 480, 544, 646 и 333 артполк из города Красноуфимска двинулись в боевой путь. Первого мая 1942 года погода была по-весеннему теплой. Нас обмундировали в летнюю одежду. На станции города Кемь погрузились в вагоны, в честь праздника нам выдали по 100 грамм водки, хорошо накормили и эшелоны двинулись в город Мурманск.

152-ю стрелковую дивизию включили в состав 14-й армии Карельского фронта и был приказ: с ходу вступить в бой. Но, мы, солдаты, этого не знали тогда. Ехали радостные, с песнями, но не все. Приехали в город Мурманск, выгрузились. Город встретил нас по суровому, по-фронтовому. Шел снег, было холодно, частые воздушные тревоги, город бомбили днем и ночью.

Началась погрузка транспорта, боеприпасов на пароход. В ночь на 3 мая переправились через залив, на противоположный берег. Нас поразила погода: лежал не тронутый снег, сильные ветры и метели. Все притихли не из-за погоды, а из-за того, что мы были одеты по-летнему. Транспорт был на колесах и встал без движения. Мы почти двое суток работали без отдыха и сна, без пищи. Ждали обед и отдых. Но нам скомандовали взять минометы, боеприпасы, приготовиться в поход. Бойцы просили выдать плащ-палатки и неприкосновенный запас продуктов. Ответ был таков: «Мы приехали сюда не митинговать, как в колхозе, а воевать. Кухня будет на привале!».

Навьючив на себя минометы, лотки с минами, в полной боевой готовности двинулись в путь. Дорога увал за увалом, прикрытая коркой льда, было скользко, часто падали, а сильный порывистый ветер пронизывал нас до костей, сбивал с ног. Ноги становились как ледяшки. Мишуковская дорога петляла по горам. Идти было трудно. Дошли до привала, а кухни нет. Обман сильно обеспокоил нас недоверием к командирам и неопределенной обстановкой. От ветра зарывались в снег, многих одолевала дремота, слабость.

— А где обещанная кухня? – спрашивали бойцы.

— Прекратить разговоры! Трибунала захотели! Встать! Шагом марш!

Шли мы по мишуковской дороге к передовой, без артиллерии, без обозов, без запаса боеприпасов, голодные, без сна, измученные. Заполярье – это суровый край, в мае свирепствуют метели и сильные порывистые ветры. Кругом голые горы, лесов и населенных пунктов нет. Одно спасение – в снегу, но приказ идти дальше, ближе к передовой. С нами шли командиры взводов и помощник командира роты, старшего командования с нами не было. Но они были одеты лучше нас и шли налегке, даже без оружия. С большим трудом дошли до 25-го километра. Здесь наш ночлег. Разошлись по разрушенным землянкам, где можно спастись только от ветра. Кухни не было и здесь. Хотели разжечь печки, но кроме дыма ничего не получалось. Снег тает, под ногами образовались лужи, а сверху течет вода и метет снег. Всем хочется спать, но сон – это смерть. И весь ночной отдых топтались на ногах.

4-го мая голодные, усталые, окоченевшие мы двинулись в путь. А куда? Мы ничего не знали. Если на передовую, разве мы боеспособны? Наш минометный батальон растянулся на 2-3 километра, очень много было слабых, самостоятельно идти не могли. Как могли помогали слабым. Шли вперед. Дотянулись до 44-го километра, где были землянки. Когда-то здесь располагалась часть, но землянки, как и на 25 –ом километре, были разрушены. И вторая ночь прошла так, как и первая, но больше было слабых и валились в лужи воды. Больных и слабых поднимали, спать не давали, а глаза слипались, от дыма задыхались, кашляли. У многих появилась сильная одышка.

5 мая. Старшина приехал! — радостно кричали бойцы, надеясь на спасение. Старшина приехал верхом на лошади и привез на всю роту не полный бумажный мешок сухарей. Каждому обошлось по половине сухаря.

— И больше ничего не обещают, — сказал он. А у вас все живые?- поинтересовался старшина.

— Пока все, но очень много слабых.

— В 480 стрелковом полку несколько человек умерло, застыли сонные.

— Ты что старшина, распускаешь ложные слухи, дезорганизуешь бойцов, трибунала захотел? – пригрозили его командиры. Но бойцы, не боясь, закричали на них.

— Угрозами боевого духа не сломить! Сами все испытываем и знаем! Надо тех отдать под трибунал, кто гонит нас на смерть без сна, без продуктов!».

…И снова приказ двигаться дальше. Это же безумие и мучительная смерть!

Ветер угомонился и дул с колючим снегом, а порою с дождем, со стороны литовского залива. И с 5 мая началась трагедия и в нашем 646-ом стрелковом полку. Душила одышка, многие ослепли, ноги обморожены и воле человека не подчинялись, а шинели намокли и обледенели. И бойцы начали падать, как мухи. Подвод нет. Бойцы падают, а мы были бессильны чем-либо помочь и … они умирали на наших глазах. Они умирали спокойно, без жалоб и стона, лица желтели, а глаза смотрели как у живых. Другие просили написать жене или матери о их смерти, чтобы не ждали их домой.

…Наша помощь была многим уже не нужна. Необходимо было тепло, питание и сон, а этого всем нам не было. Жутко, что творилось. Командиры куда-то исчезли. Видимо ближе к теплу, к продуктам подались. Мы видели только пожилого батальонного комиссара 646-го стрелкового полка товарища Рябкова, который ехал на лошади верхом, возглавляя полк в походе. Озверелые бойцы ожесточились на него.

— Куда нас ведете? Разве не видите, что творится? Давай нам пожрать!!!

— Я тоже подчиненный и выполняю приказ командования. О том, что происходит, я доложил. Сам слез с коня, снял седло и бросил в сторону.

— Убивайте коня! Вот все, чем могу я помочь! И сам пошел пешком.

Коня забили и в драку мясо разорвали по кусочкам, глодали кости с сырым мясом. Хуже дикарей…

Нам сказали, что нужно крепиться до 63 (73) километра, где обещали нам питание, тепло и отдых.
6 мая к утру пришли на большую долину и у меня от ужаса дыбом встали волосы. В стороне стояли штабеля из мертвецов, как бараки и вся долина усеяна трупами. Кое-кто еще был жив и шевелился.
Ужас! Кошмар! Неужели об этом не знает командование? Куда нас ведут? До нас здесь побывали 480-й и 544-й полки, пришел сюда и наш 646-й полк, чтобы еще более пополнить долину трупами бойцов. Днем комиссар т. Рябов раздобыл вермишель и сварили ее на весь полк.

В основном, поддерживали тех, кто лежал, не мог двигаться. Здесь провели и ночь на 7 мая, которая была самой жуткой и не случайно ее окрестили «Варфоломеевской ночью». С вечера, когда горели костры, многие заснули, а на утро стали уже трупами. Штабеля пополнились новыми трупами, а родные никогда не увидят их.

Нас всю дорогу стращали Военным трибуналом за то, что просили плащ-палатки, продуктов, отдыха и тепла. А встанет ли кто перед Трибуналом за бессмысленные, преступные жертвы солдат? Много происходило событий. Всего не опишешь. Долину эту впоследствии назвали «долиной смерти» и очень справедливо, здесь умерло более тысячи бойцов по преступности командования.
7 мая дали приказ двигаться обратно на 44-й километр, где обещали нам питание, тепло и отдых. А зачем нас вели сюда? Обратно шли через трупы своих боевых друзей, на умирающих уже никто не обращал внимание. Все были очень слабы и кое-как передвигались.

…Шли весь день, а некоторые пришли утром 8 мая, а остальные остались на дороге. В ночь на 8 мая раскопали под снегом двух павших лошадей и трудились над ней кто как мог: ножом, лопатками, штыком моментом разделали тушу. Ели все с жадностью, умирать с голоду не хотелось никому. И многим это спасло жизнь.

8 мая обещанное сбылось. Всем выдали по немного супа, выдали плащ-палатки, затопили печи и стало тепло. Весь день кормили супом, кашей, сухарями. Открыли санитарные палатки и стали всех осматривать. Тяжелобольных, слабых с сильно обмороженными ногами отправили в Архангельские госпитали. Некоторых оставили лечиться при МСБ.

Питание постепенно улучшили, и бойцы начали чувствовать себя веселее, а через 2-3 дня послышались уже песни, но песни были грустные. Многим не верилось, что они остались живы и выдержали жуткую трагедию.

Итог трагедии: более двух тысяч умерло и не менее этого осталось тяжелобольных на всю жизнь. Начальника штаба дивизии полковника Каверина и дивизионного интенданта Обертеньева сняли с должности и хотели передать их под трибунал. Но как стало известно позже, их оправдали, ибо они не знали капризов сурового Заполярья. Надо было судить командование 14-й Армии. Они знали погодные условия Заполярья, но не сообщили. А, кто же их будет судить? Командира 152-й стрелковой дивизии полковника Вехина, кроме бойцов, никто не обвинял.

…Трагедия Заполярья сказывается жестоко, с коварством на весь организм, не говоря уже о ранениях и контузиях».

Воспоминания Кудряковым Василием Антоновичем участником Великой Отечественной войны, бывшим Гвардии старшим сержантом, инвалидом 2-й группы написаны в марте 1985 года, проживавшим в то время в городе Верхний Уфалей Челябинской области.