У трех богатырей: Третьяковка показала работы династии Васнецовых

«Иван Царевич на сером волке», «Ковер-самолет», «Витязь на распутье» и, конечно, «Богатыри». Именно эти картины всплывают в памяти любого человека, как только речь заходит о Викторе Васнецове. С ними же в первую очередь встречается посетитель крупной ретроспективы, открывшейся в Новой Третьяковке. Но не менее важную часть экспозиции составляют работы брата Виктора — пейзажиста Аполлинария — и внука Андрея, представителя советского «сурового стиля». В итоге получилась не просто панорама творчества классика, но путешествие по эпохам и зримая связь поколений. «Известия» в числе первых приобщились к прекрасному.

В сказку попали

Начиная с 2015 года, когда Третьяковка открыла в самом большом зале на Крымском валу выставку Серова, массовый зритель ждет от музея прежде всего аналогичных монографических блокбастеров. И галерея раз за разом удовлетворяет запрос. С тех пор мы увидели в том же самом пространстве ретроспективы Айвазовского, Верещагина, Поленова, Репина, Врубеля, наконец, Рериха. Все они были по-своему разными, но в какой-то момент стало понятно, что ГТГ выработала уже определенную формулу подобных проектов.

Во-первых, юбилейный повод (175 лет со дня рождения Виктора Васнецова). Во-вторых, это всегда попытка по-новому, свежим взглядом окинуть хрестоматийное национальное наследие. Во-третьих, количество работ и концентрация среди них ключевых, известных всем чуть ли не со школьной скамьи — максимально возможные. И в-четвертых, обязательно должно быть какое-то полотно, особенно впечатляющее размерами: оно размещается на дальней стене, вид на которую открывается не только снизу, но и с балкона.

Формально выставка Васнецовых всем этим требованиям соответствует. Действительно, едва войдя в зал, мы видим «Богатырей» (хотя размещены они вдали — эффектный драматургический ход, подчеркивающий пространство, ведь Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович осматривают бескрайние русские просторы). По соседству — другие сказочные и былинные сюжеты Виктора Михайловича, один другого роднее. Зрителям, захотевшим посмотреть на миллион раз виденное в школьных учебниках, на коробках конфет, в интернет-мемах, не придется ничего искать. Всё как на ладони.

Свет и восхождение

Но стоит немного пройти вперед — и начинаются сюрпризы. Виктор Васнецов представлен не только как сказочник (кстати, отдельный зал посвящен эскизам к опере «Снегурочка» Римского-Корсакова, и это вдвойне ценно, потому что графику в постоянной экспозиции не увидишь), но и как мастер религиозной живописи. Много лет он расписывал Владимирский собор в Киеве, соединяя черты византийской традиции и современные художественные приемы. И в процессе работы создал сотни эскизов — полотен, картонов, рисунков на бумаге. Их-то мы сегодня и можем увидеть в Третьяковке, оценив своеобразие и глубину интерпретации религиозных сюжетов, от райской жизни Адама и Евы до Апокалипсиса.

Центральный экспонат здесь — триптих «Радость праведных о Господе. Преддверие Рая». Три горизонтальных картона, размещенных как раз на той дальней стене, вид на которую открывается с балкона, современному человеку могут напомнить широкоэкранное кино, и не только из-за формата, но и из-за динамики и насыщенности изображенных событий. Здесь множество персонажей, эмоций, а еще — удивительный цветовой эффект. На центральной части позади трех архангелов изображен райский город, и золотые его купола как будто светятся.

Если это результат правильно подобного освещения — честь и хвала кураторам. Но стоит оценить также экспозиционное решение. Ведь чтобы увидеть триптих во всем великолепии, надо сделать над собой усилие: подняться наверх. И такое восхождение приобретает несомненный символизм.

Религиозная живопись Васнецова вообще примечательна. В ней как будто спрессовались эпохи. Иконописные традиции у него удивительно сочетаются с реализмом конца XIX века, хотя и иного свойства, чем, скажем, у Ивана Крамского или Николая Ге. Библейских персонажей Васнецов не переносит в реальный мир, оставляет в пространстве символическом. Однако их лица, глаза — живые, настоящие, а не условно-обобщенные. Поражает рисунок углем Богоматери с младенцем. Невольно вспоминается «Сикстинская Мадонна», но вместо безупречной рафаэлевской гармонии и красоты у Васнецова — трогательный, почти детский лик Марии и бездонный, полный мудрого трагизма взгляд младенца.

Ну а ряд других религиозных образов Васнецова сегодня воспринимаются чуть ли не как иллюстрации фэнтези: драконы, молнии, всадники-скелеты. Кстати, для школьников-подростков, которых притащат на выставку родители или учителя, это может оказаться даже интереснее, созвучнее, чем «Богатыри» да «Аленушка».

Москва не сразу строилась

А может, новое поколение и вовсе больше привлечет не Виктор, а Аполлинарий Васнецов. Если старший брат был погружен в былины, сказки и религию, то младший увлекся историей Москвы. Со скрупулезностью археолога он воссоздавал на своих полотнах и рисунках виды Кремля — от деревянных строений княжеского периода до величественных панорам белокаменных палат и башен. Но это, конечно, не просто архитектурные наброски или иллюстрации к учебнику, а полные обаяния и правдивости картины жизни русского народа.

Само творчество и Виктора, и Аполлинария можно назвать машиной времени, прокладыванием мостиков между Древней Русью и современностью. Но о том же — выставка в целом. Поэтому столь уместным (хотя и неожиданным) оказалось решение представить здесь произведения Андрея Васнецова, дожившего до XXI века (живописца не стало в 2009 году) и пока еще не закрепившегося в статусе классика. О нем вспоминают куда реже, чем о великих предках. Но так получилось, что и на фоне своих ровесников, представителей «сурового стиля» и нонконформистов, его искусство как-то затерялось.

Он не был подпольщиком и диссидентом, активно работал над монументальным и декоративным искусством. В частности, ему принадлежат мозаики на фасаде кинотеатра «Октябрь» и в здании «Известий» на Пушкинской площади. Однако живопись Андрея Васнецова оказалась мало востребована. Возможно, дело в политике.

Одним из поворотных моментов в его карьере стало участие в скандальной манежной выставке 1962 года, которую разгромил Никита Хрущева (досталось тогда и Васнецову). Картина, вызвавшая гнев генсека — «Завтрак» — есть в экспозиции Третьяковки, и сегодня мы в ней не видим ничего крамольного. За столом сидит молодой человек, о чем-то задумавшись, но образ его обобщенный, лишенный конкретики, а геометрия искажена, пространство будто двухмерное. Важна еще и цветовая гамма: сдержанная, приглушенная, будто выцветшая.

Вероятно, этот отход от привычных представлений о живописной красоте и отнюдь не ликующее настроение руководство страны считало как проявления чуждых веяний. Васнецов, однако, не стал угождать чужим вкусам, но и не погрузился в абстракцию или какие-то совсем экспериментальные вещи, как некоторые его коллеги. Напротив, продолжил двигаться по найденному пути: фигуры людей уступили место силуэтам, палитра стала практически монохромной.

Другие миры

Глядя на эти странные, будто находящиеся по другую сторону реальности образы, невольно задумываешься, что при всей стилевой, эстетической дистанции между творчеством Андрея, Виктора и Аполлинария Васнецовых кое-что объединяет искусство всей династии: стремление показать другой, нездешний мир, будь то мифологизированная Русь из сказок и былин, княжеская Москва, небесное царство или — метафизическое пространство, практически оторванное от быта и советской повседневности.

На входе в экспозицию зритель оказывается в окружении портретов детей Виктора Михайловича — сугубо реалистических, нежных, светлых. А в самом конце пути нас провожает автопортрет Андрея Васнецова: из темного марева проступает силуэт седого старика, будто выглядывающего из небытия. Между ними — целая жизнь, но не одного человека, а целой династии. Да и, пожалуй, всей страны, которая за эти полтора века не раз оказывалась на распутье, как тот самый витязь.