«Крестить — это обязанность священника, и я буду ее исполнять, что бы власти со мной не сделали», – священномученик Бориc (Боголепов)

— Cледствию известно, — сказал сотрудник НКВД отцу Борису, — что вы сознательно не выполняли распоряжений местных властей — райисполкома, сельсовета, — стараясь опорочить их, говоря: «ваша советская агитация — болтовня» и прочее.

— Я руководствовался свободой совести, — ответил отец Борис, — если меня приглашали на квартиры и в населенные пункты для совершения религиозных обрядов, я шел, для меня всё равно, были ли там эпидемии или нет, указания райисполкома по данному вопросу я считал идущими вразрез с Конституцией. Да, я говорил, что безбожие идет против религии и агитация против религии является «болтовней» для человека верующего.

* * *

Священномученик Борис родился 18 июня 1889 года в городе Москве в семье псаломщика храма святителя Николая в Хамовниках Ивана Алексеевича Боголепова и его супруги Марии Ивановны, дочери служившего в том же храме псаломщика Ивана Зимина. В 1905 году Иван Алексеевич перешел служить в храм Воскресения Словущего за Калужской заставой при Андреевской, Московского купеческого общества, богадельне, а в 1912 году вышел за штат.

В 1905 году Борис окончил Заиконоспасское духовное училище, в 1911 году — Московскую духовную семинарию и был назначен учителем Власковской церковноприходской школы, находившейся в Петровской волости Клинского уезда Московской губернии. Вскоре Борис обвенчался с девицей Екатериной, родители которой Алексей Андреевич и Екатерина Федоровна Андреевы были прихожанами храма Воскресения Словущего.

По рукоположении в сан священника он 21 августа 1912 года был назначен в Троицкий храм в селе Воловниково того же уезда; кроме жителей села в приход входили деревни Копылово, Крюково и Корость, в которых было 250 дворов. В Троицком храме отец Борис прослужил до начала 1920-х годов.

С июля 1936 года он стал служить в Троицком храме села Коробино Зубцовского района Калининской области. У священника и его супруги было пятеро детей. Старшие дети в это время жили самостоятельно, а с ними жили сын Андрей тринадцати лет, дочь Евгения восьми лет и семидесятилетняя мать священника.

В январе 1937 года сельсовет потребовал от отца Бориса уплаты налогов за предыдущий год — ста шестидесяти рублей культналога, ста шестидесяти рублей подоходного налога, ста шестидесяти рублей налога по самообложению и сдачи пятидесяти килограммов мяса. Священник отказался платить налоги и объясняться по этому поводу, и дело было передано в суд. Отца Бориса обвинили в том, что, не сдав «ни одного килограмма мяса, он тем самым поставил под угрозу срыва сбор средств и мясопоставок». На допросе священник виновным себя не признал и пояснил, что он не мог выплатить налоги и сдать мясо, так как не имеет для этого ни материальных средств, чтобы его купить, ни живности в виде скота или птицы.

Суд приговорил священника к полутора годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Справедливо посчитав приговор неправомерным, отец Борис подал кассационную жалобу, на которую не получил ответа. И приговор не вступил в силу.

22 апреля 1937 года состоялось новое судебное разбирательство. На этот раз суд Зубцовского района в составе председателя Мальпо, народных заседателей Сучкова и Смирновой, при секретаре Булгаковой обвинил священника в том, что он на основании имеющихся у него церковных документов выдал прихожанину справку о рождении, с которой тот отправился в сельсовет, а также совершил отпевание и участвовал в погребении своей прихожанки до того, как ее муж получил в сельсовете свидетельство о смерти, а также в том, что крестил младенцев без регистрации в загсе, сказав прихожанам, что для крещения не нужна справка из загса, крестить — это обязанность священника, и он будет ее исполнять, что бы с ним ни сделали власти.

Вызванный в суд в качестве обвиняемого отец Борис виновным себя не признал и заявил, что положение о загсе он знает и знает, что крестить без справок сельсовета о рождении ребенка власти запрещают, однако он это положение нарушал и нарушать будет, так как крестить — это первейшая его обязанность, которую он и раньше исполнял, и впредь будет исполнять. На вопрос судьи, почему он похоронил почившую женщину без регистрации сельсовета, отец Борис ответил: «По новой Конституции вероисповедание не притесняется и, если у родственников умерших нет справок о регистрации умершего, религиозные обряды можно совершать в церкви без справок». Суд приговорил священника к шести месяцам исправительно-трудовых работ в колонии на общих основаниях, но отец Борис не согласился с приговором и снова подал кассационную жалобу.

19 апреля община Троицкой церкви подала прошение в Зубцовский райис­полком с просьбой разъяснить, разрешаются ли советскими законами крестные ходы на Пасху, а также крестные ходы с иконами по деревням и молебны в домах верующих. На это прошение председатель Зубцовского райисполкома 23 апреля ответил, что «инструкция ВЦИК, предусматривающая право хождения с иконами и служение молебнов, остается в силе, не отменена, но разрешение на право хождения от местной власти требуется».

7 мая тот же председатель райисполкома написал: «На поданное вами ходатайство о разрешении хождения по домам граждан в дни праздника Пасхи для отправления молебнов Зубцовский райисполком, ввиду наличия эпидемии скарлатины в районе, хождение по домам не разрешает».

Священник счел для себя невозможным подчиниться запрету, тем более что знал, что причина запрета надуманна, и стал по просьбе прихожан служить в их домах молебны.

В июле Бюро исправительных работ при районном отделении НКВД Погорельского района прислало отцу Борису повестку с требованием «явиться 27 июля 1937 года к 10 часам в Бюро исправительных работ при районном отделе НКВД по адресу: здание НКВД, комната 7, для направления <…> на исправительные работы, согласно приговора Погорельского нарсуда». Воспользовавшись тем, что приговоривший его суд был Зубцовский, а не Погорельский, священник по этой повестке не пошел, а когда узнал, что к нему домой направился сотрудник Бюро исправительных работ, на какое-то время ушел из дома.

Но то, что было не под силу местным гонителям, довершило постановление Политбюро ЦК ВКП(б) во главе с И. В. Сталиным, распорядившимся начать 5 августа 1937 года операцию по проведению массовых арестов на всей территории Советского Союза, которая закончилась расстрелами сотен тысяч ни в чем неповинных людей. Сразу после ее начала отец Борис был арестован.

8 августа председатель Коробинского сельсовета подал в районный отдел НКВД справку. В ней он написал, что священник без разрешения ходил по дворам крестьян с иконами, и в результате в одной деревне вся семья заболела животом, за что на священника было наложено семьдесят пять рублей штрафа, но от его уплаты он категорически отказался. На требование председателя сельсовета, чтобы священник прекратил ходить по дворам с иконами, он ответил: «ваша советская пропаганда есть пустая болтовня». В день религиозного праздника он пришел в одну деревню с иконами и сорвал с уборки урожая рабочую смену, в результате была расшатана трудовая дисциплина, а священник заявил колхозникам, что всё равно им не убрать урожай, если не поможет Господь. Обойдя крестьянские дворы, священник организовал сбор средств на ремонт церкви. Председатель сельсовета пожаловался в НКВД, что священник служит не только в большие религиозные праздники, но значительно чаще, и устраивает крестные ходы с хоругвями вокруг храма.

В тот же день отец Борис был допрошен.

— Расскажите, когда, за что и сколько раз вы судились, — спросил его следователь.

— Первый раз я был судим в 1937 году в январе за невыполнение мясопоставок и финансовых платежей, за что осужден на один год и шесть месяцев лишения свободы. Срок не отбывал, а обжаловал в кассацию и до сего времени ответа не имею. Второй раз судим также в 1937 году за крещение новорожденных и похороны без справок загса, за что приговорен к шести месяцам исправительно-трудовых работ, что также мной было обжаловано в Кассационную коллегию, но ответа не имею. Срок также не отбывал, хотя имел вызов Погорельского бюро исправительных работ. Всё это дело я обжаловал областному прокурору.

— Вы отлично знали советские законы, почему допускали до суда невыполнение их, почему вы сознательно это допускали?

— До перемещения меня в Коробинский сельсовет я не платил мясопоставок и финансовых платежей в силу отсутствия средств.

— Следствие располагает материалом о вашей агитационной контрреволюционной работе среди верующих прихожан, расскажите конкретней об этом.

— Никакой контрреволюционной агитацией я не занимался и не занимаюсь.

27 сентября тройка УНКВД по Калининской области приговорила священника Бориса Боголепова к расстрелу, он был расстрелян через несколько дней, 1 октября 1937 года, и погребен в общей безвестной могиле.