Как измерить счастье

Деградировать всем человечеством, погружаясь от безделья во все более глубокую депрессию, принимая горстями антидепрессанты, – это один из вполне реальных вариантов будущего. Или же можно преодолеть себя и пойти другим путем. В сторону счастья. Валовый внутренний продукт – показатель, которым уже 80 лет активно пользуются в разных изводах не только экономисты, но и политики. Он тесно связан с системой национальных счетов, инициатором создания которой выступили США в 1944 году на Бреттон-Вудской конференции. Частью миропорядка, установившегося в ходе этой конференции, ВВП и является. Этот мир не без сопротивления, но прямо сейчас уходит в небытие. Так что неудивительно, что ВВП все чаще ругают. Спектр обвинений широкий. От довольно мягкой критики, вроде той, что мы услышали в январе от Владимира Путина в Хабаровске, где он сказал, что нужно помнить – «не население для ВВП, а ВВП для населения». И до весьма жестких исследований, раскрывающих эффект быстрого исчерпания природных ресурсов в гонке за валовым продуктом. Если для сравнительно бедных стран рост ВВП практически всегда сопровождается явным улучшением качества жизни, то после преодоления определенного порога попытки нарастить ВВП стимулируют лишь бездумное перепотребление. Фактически нынешние поколения в так называемых развитых странах обкрадывают поколения завтрашние – и гонка ВВП тут один из ключевых факторов, подхлестывающих этот тренд. Нельзя сказать, что проблема не осознается. Отказ от ВВП как главного экономического показателя обсуждался даже в ООН. Какая предлагается альтернатива? Очевидного ответа нет, человечество в поиске. В основном все крутится вокруг понимания, что растить надо не некую абстрактную цифру – это неизбежно превращается в самоцель. Растить надо счастье людей. Но вот вопрос: как счастье измерить и как сравнить? Пока даже внятно не описано, что это, собственно, такое. Все наверняка читали об опросах, показывающих, что по самоощущениям индийцы счастливее швейцарцев. И видели антирейтинги государств по числу самоубийств на сто тысяч населения, косвенно отражающие уровень несчастья в странах и уж точно не коррелирующие со списками стран по показателю ВВП. Так что же такое счастье (и несчастье как его антоним)? Ряд экономистов начинает городить крайне сложные интегральные показатели, состоящие из ожидаемой продолжительности жизни, уровня образования… В общем, из длинного списка всего хорошего, что может в жизни случиться. Но таким экспертам опять же напоминают, что, допустим, образованный человек далеко не всегда счастливый. Но если спросить о счастье нейрофизиолога, он с тезисом о размытости и субъективности счастья не согласится. Он-то точно знает, что это такое. Когда смотришь на предмет с ракурса именно этой науки, понимаешь, что счастье – это выброс одного из нейромедиаторов в синаптические щели между нейронами. Дофамин, серотонин, норадреналин, окситоцин… В зависимости от того, о какой молекуле речь, восприятие меняется. Дофаминовое счастье – это одно, окситоциновое – другое, а ацетилхолиновое – третье. Что вызывает такие выбросы нейромедиаторов, ученые также довольно хорошо уже изучили. Впрочем, у биологов есть одна крайне неприятная ремарка. Дело в том, что нервная система устроена так, чтобы мы были систематически не то чтобы прямо несчастны, но точно оставались не вполне удовлетворены. От одиночного выброса дофамина мы испытываем удовольствие. Но если дофамин вбрасывается постоянно, число усваивающих его рецепторов в клетках сокращается. И в следующий раз этого самого дофамина, чтобы испытывать то же удовлетворение, требуется больше. Природой не предусмотрено, чтобы счастье являлось нашим нормальным состоянием. Отдельные моменты – пожалуйста. Но не ежедневно и не ежечасно. Мы как тот осел, у которого маячит морковка у носа, но достать ее он не может. И так, двигаясь за этой предположительно крайне вкусной морковью, осел крутит колесо сансары. Буддисты с позиции нейрофизиолога правы – любая наша активность в конечном итоге порождает страдания. В других мировых религиях это не проговорено так четко, но суть та же – на этом свете нельзя быть до конца счастливым. Постоянное ощущение неудовлетворенности, конечно, легко объяснить эволюционно. Отдельная особь недовольна, но выживаемость вида растет, ген передается. Ген всегда превыше всего. К чему приводят попытки быть перманентно счастливым, хорошо известно наркоманам. Мы так запрограммированы, что эйфория сегодня приводит к глубокой подавленности завтра. Это не только про собственно наркозависимых. Этот механизм – базовый для мозга. Много какое социальное поведение, например, вознаграждается. Но мы не становимся от этого действительно счастливыми в конце концов. Взбираясь на следующую ступень по лестнице какой-то иерархии, мы получаем удовольствие. Когда кого-то называют академиком, маршалом, олимпийским чемпионом или он возглавляет список «Форбс» – этот гомо сапиенс действительно счастлив. Целых два дня. А потом мозг сообщает ему, что теперь это норма, и чтобы получить новую дозу нейромедиатора, надо идти штурмовать следующую ступень. Если следующей ступени не существует, это нередко вгоняет в депрессию. Количество кортизола – маркера стресса – самое большое и у тех, кто оказался в самом низу социальной пирамиды, и у тех, кто на самом ее верху. Так во всем. Так что же, счастье не подходит для замены фетиша ВВП? Это ложная цель? Не совсем. В биохимических механизмах имеются исключения. К счастью. Первое – окситоцин, вырабатывающийся при человеческом взаимодействии. Все эти высокопарные слова: любовь, дружба, отцовство, материнство, сотрудничество… Это все про окситоцин. Больше всего вырабатывается окситоцина от контакта с детьми, особенно у женщин. Я не буду развивать дальше эту мысль, но стоит хорошенько запомнить, что, удаляясь с помощью тех же технологий от человеческой близости, мы делаем себя несчастнее. У окситоцина, правда, есть очень и очень странный побочный эффект – он отшибает память. Мы не очень хорошо помним наши самые счастливые моменты, связанные с близкими. И есть второе исключение. Мы получаем выброс дофамина без выраженного наркотического эффекта, требующего дальнейшего повышения дозы, от узнавания нового и от творчества. У большинства млекопитающих вознаграждение такого рода характерно для детского и подросткового возраста – когда особь учится выживать. У высших приматов же, особенно людей, произошел какой-то сбой, благодаря чему мы продолжаем радоваться новому даже в 80 лет. То же и с творчеством. Не очень понятно, как это связано с выживанием, скорее всего все началось с моделирования потенциальных угроз, однако позже ушло очень далеко… Как бы то ни было, но в результате какой-то мутации мы любим творить и получать новую информацию. Да, одни из нас с рождения получают большее удовлетворение от новых знаний и созидания, другие – меньшее. Но так или иначе все мы в той или иной степени становимся от этого счастливее. И это надо использовать. Что касается остальных наших особенностей как вида – большой любви к иерархиям, к преодолению трудностей, к состязаниям, к свободе и так далее – это все также, безусловно, важно. Не надо пытаться плыть против течения, идти против человеческой природы – это пустая трата времени. Но все эти механизмы нашей психики, хотя их и надо, безусловно, брать в оборот, уже вторичны по сравнению с двумя названными выше. А может, и не двумя – нужно искать биохимические источники счастья. Вернемся в начало, к поиску замены ВВП. Получается, что все же можно «хакнуть» систему, создать счастливое общество. По крайней мере, возможен социум, в котором наибольшее число людей счастливы настолько, насколько это позволяет их генетика. Для этого надо поощрять рождение детей, дружбу, товарищество – все эти здоровые вещи. И поворот в эту сторону если не общества, то государства нельзя не приветствовать. И второе – необходимо сформировать условия, чтобы каждый всю свою жизнь изучал новое и творил. Нужно общество исследователей и творцов. Под творчеством тут понимается вовсе не живопись и музицирование, хотя и они тоже. Творит инженер. Творит предприниматель, создавая компанию. Творчество – это создание нового. Чего-то не было – и вот оно появилось. Вообще не важно, о чем речь. И главное здесь – перестройка образования. Советская система просвещения, выросшая из прусской, была очень и очень по-своему неплоха. Но в конечном итоге она выдавала на-гора человекодетали для заводов, на выходе получались люди-функции. Нужно же образование и воспитание, которое будет формировать из каждого творца и исследователя. И нужно общество, поощряющее человеческую близость. Так получаются счастливые люди. Чисто биохимически. Понятно, что сделать это, мягко говоря, непросто. Но еще совсем недавно это было и вовсе невозможно. Однако мы подошли к точке, когда это принципиально реализуемо. Роботизация, автоматизация, использование нейросетей в ближайшие 50 лет создадут – если на это, конечно, человечеству хватит энергии – ситуацию, когда основные потребности будут удовлетворены. И это станет настоящим вызовом для нашего вида. Деградировать всем человечеством, погружаясь от безделья во все более глубокую депрессию, принимая (как это уже случилось в Штатах) горстями антидепрессанты, – это один из вполне реальных вариантов будущего. Или же можно преодолеть себя и пойти другим путем. В сторону счастья. Источник