Татьяна Волошко. Театральные истории в «Класс-Центре» Сергея Казарновского

Фото Натальи Шорох 3.02.2025 Театр – это особое место, где оживает большая история и оживляются личные, биографии тех, кто жил в той большой. Через сцену в форме сопереживания героям зритель может попасть туда, где никогда не был и не мог быть. Тем самым уже ребёнок открывает для себя тот пласт человеческих мыслей и чувств, в которых и взрослые не всегда могут разобраться. Сценическое действо становится для зрителя собственным приключением, которое объединяет его с людьми разных возрастов, профессий, интересов, культур, времен. У нас многие восхищаются традиционным японским театром Кабуки, а в Японии любят Чехова, больше того, японские постановки Чехова считаются лучшими за рубежом. А еще у театра есть своя история, по которой можно – пусть не во всем – воссоздать историю человеческой культуры. Наконец, бывают театры с историей. Зритель невольно попадает в хитросплетение этих историй, к чему его нужно подготовить. Должна ли заниматься этим школа? Должна! По крайней мере, в «Класс-Центре» Сергея Казарновского это делают. Натуральная метапредметность Мы часто говорим о том, что в школьной программе предметы преподаются изолированно друг от друга, и дети могут даже не подозревать, насколько тесно связаны события и явления, происходящие, например, в литературе и истории. «Зачем мне во всё это вникать, если оно не пригодится в жизни?» – спрашивают они, не понимая, как теоретические знания соотносятся с реальным опытом. В «Класс-Центре» Сергея Казарновского есть уникальный курс под названием «История про театр», который преподаётся с первого по девятый класс. Это не просто курс о театре, это большой проект, который рассматривает мир в целом и помогает увидеть взаимосвязь вещей. Представьте, что ребёнок проявляет равный интерес к физике, математике и театру. В рамках этого курса он может придумать и создать творческий исследовательский проект, сочетающий в себе науку и искусство, и представить его широкой аудитории и профессиональному жюри. Разговор об искусстве на примере театра Курс «История про театр» направлен прежде всего на то, чтобы воспитать в детях театрального зрителя, привить им любовь к театру, получать удовольствие от него, помочь раскрыть их творческие способности, создать условия для развития воображения и креативного мышления. А ещё научить отличать хороший театр от плохого. Это разговор об искусстве на примере театра. Поскольку театр объединяет разные творческие направления, программа знакомит детей с мировой художественной культурой, даёт базовые знания о ней и учит творчески подходить к любой деятельности, независимо от будущей профессии. Курс начинается с изучения кукольного, драматического и музыкального театра в начальной школе. В средней школе дети узнают об истории западноевропейского и русского театра. Темы по истории театра в пятом классе совпадают с программой по истории в школе, что позволяет детям лучше понимать культуру разных времен. Он состоит из тематических разделов: практическое знакомство с современным театром (просмотр спектаклей как репертуарного театра, так и в рамках фестивальных программ); теория театра; история русского и зарубежного театра; начала театральной критики (рецензии, аннотации, анонсы, проблемные статьи, интервью и т.д.); творческие и проектные работы (эскизы костюмов, декораций, создание масок и театральных кукол из различных материалов, написание авторских текстов и тематических статей, изготовление афиш, программок, театральных билетов, создание макетов собственных театров, рождественских вертепов, сценографического решения спектакля). Итоговый экзамен ребята сдают в девятом классе. Тема и форма экзаменационного творческого продукта выбирается ими самостоятельно и утверждается педагогом по предмету «История про театр». Темой может стать проект собственного театра или авторского спектакля, оригинальная пьеса или инсценировка, самостоятельное театроведческое исследование и т.п. К выступлению обязательно прилагается презентация и какой-либо наглядный материал в случае необходимости. Его важно не просто красиво представить, но и ответить на сложные вопросы экспертного жюри и в буквальном смысле слова «защитить» свой проект. Вопросы членов жюри, как и содержание проекта, могут прямо или косвенно касаться любой из изучаемых и обсуждаемых в течение девяти лет тем: мирового театра, древнегреческого театра, комедий в античном театре, принципов классицизма, традиций комедии дель арте, биографий театральных деятелей, организации работы и финансирования театра и многих других. Немного о жюри (тот случай, когда звания и регалии экспертов нельзя не назвать) В этом году я вошла в жюри «Историй про театр» и была единственным человеком, не имеющим прямого отношения к театральной сфере среди профессионалов. В составе жюри – председатель, победитель первого конкурса «Лидер образования России», лауреат премии президента РФ, заслуженный учитель России, создатель школы «Класс-Центр» Сергей Казарновский, российский театральный режиссёр и сценограф, заслуженный артист России Николай Рощин, преподаватель по танцу, хореограф Наталья Сомонова, театровед, член профессиональной Ассоциации театральных критиков, организатор и куратор творческих резиденций, мастер-классов, семинаров по режиссуре, театральной педагогике, театральному менеджменту, драматургии Ирина Кузьмина, заместитель директора, кандидат философских наук, культуролог, преподаватель истории и методист, специалист по истории русской философии и культуры Александр Гиринский и выпускник «Класс-Центра», актер театра и кино, музыкант Михаил Шкловский. От замысла – к защите На суд жюри было представлено 18 непохожих друг на друга проектов. Среди них – макеты театра «Зверский детектив», «Театр-корабль», «Естественно театр», «Театр джунглей» Маугли; буклет для начинающих «Как создать ужас в театре», проект настольной игры по истории театра, книга с иллюстрациями для детей «Самый маленький Станиславский», театроведческие исследование о театральном гриме и бутафории и многие другие. А участникам предстояло не только красиво презентовать основную идею и описать процесс разработки и внедрения проекта, но и рассказать о возможных рисках и перспективах его реализации. Я выделила для себя несколько проектов, которые показались мне не только интересными, но и нужными зрителю. Особенно понравились те, в которых была заметна и творческая, и исследовательская деятельность. Как журналист я обращала внимание на содержание презентации, культуру речи и отмечала эрудицию, находчивость, обаяние и артистизм ребят. На мой взгляд, проекты, которые привлекали внимание подробными деталями и эстетикой, но страдали от отсутствия чётко сформулированной цели, были слабее. Словно их авторы, продумывая этапы реализации, не очень хорошо себе представляли, что должно получиться в итоге, а главное, зачем. Вопросы от профессионального жюри, безусловно, вызывали волнение у ребят, но в то же время позволяли им раскрыть идею проекта подробнее и досказать то, что не было сказано во время презентации. Наибольшее количество баллов получили те ребята, чей проект был не только креативным и содержательным, но и убедительным; проектом, за которым стояла история и большой творческий и исследовательский путь. Кроме того, учитывались результаты работы ребят в ходе всего курса. *** Театр это всегда студия – штудия – школа. Школа переживания того, что в повседневной жизни пережить пока (или вообще!) невозможно. Но ведь и наука в школе начинается с того, что ты вдруг подумал о том, чего никогда не видел, чего не видели другие, а то и вовсе нельзя увидеть. «Быть зрителем не менее почетно, чем актером» Послесловие-комментарий профессора психологии, заместителя главного редактора журнала «Культурно-историческая психология» Владимира Кудрявцева Психолог Лев Выготский, как известно, начинал с театра, с общения в театральных кругах Гомеля, с раздумий над Гамлетом. Его учитель театровед Юлий Айхенвальд писал: «Гамлет – в толпе». Может, точнее в публике. Но после спектакля публика может влиться в уличную толпу. Исчезнет ли в ней Гамлет? Мы сейчас живем в гамлетовскую эпоху, но, кажется, что без Гамлета, без его мучительных вопросов, который, по словам Выготского, задавал себя каждый, даже не подозревая о его существовании. А театр заведомо подозревает. Он со сцены ищет Гамлета в публике, в толпе, в мире. Ученик Выготского, великий исследователь детства Александр Запорожец (его 120-летие отмечается в этом году), до психологии актер Театра Леся Курбаса, а еще раньше – клоун, более 70 лет назад изучал, как дети в садике воспринимают детский спектакль. В какой-то момент они уже не могут усидеть на стульчиках, вскакивают, вбегают на «сцену» и начинают участвовать в спектакле – содействовать, сопереживать хорошим героям и препятствовать плохим. С психологической точки зрения, это и есть простейший эффект искусства. Когда герои действуют на сцене «по всем правилам», а маленькие дети прикованы к своим местам – еще не искусство. Между ними должно возникнуть общее «смысловое поле», «напряжение» которого не позволяет сидеть на месте. «Место» гораздо шире – это искусство, театр – место для создания такого поля, питающегося энергией жизни во всем диапазоне ее значимых переживаний Здесь быть зрителем не менее почетно, чем актёром. Да и можно ли стать актёром, не побывав зрителем? Зритель видит в герое, в образе что-то важное для себя, чего порой может не разглядеть актер. Поэтому мне импонирует установка проекта на воспитание зрителя, в котором возможно «дремлет» Гамлет. Если актер его «найдет» «разбудит», он вскоре сам встанет и взойдет на сцену. Очень важно переходить из позиции зрителя в позиции актера, режиссера, драматурга, художника… Никогда не забуду решение великого художника-постановщика Тетра на Таганке Давида Боровского: в спектакле «Гамлет» играл… занавес, усиливая накал переживаний героя Высоцкого. Занавес, как бешенный, носился туда-сюда. «Взбесилось время», «быть – не быть», туда-сюда (в прошлое – в будущее). Один раз он даже упал. А зрители первых рядов буквально ощущали ветер «взбесившегося времени»… Только так можно «выявить» Гамлета в зрителе, явив ему то значимое, что уже вызрело в ней. Но без зрителя никак. К.С. Станиславский вспоминал о самом благодарном зрителе, который пришел в Художественный театр «из народа» в первые годы после революции и еще не приобщился к высокой культуре: «Этот зритель оказался чрезвычайно театральным: он приходил в театр не мимоходом, а с трепетом и ожиданием чего-то важного, невиданного. Он относился к актеру с каким-то трогательным чувством». В чем-то это было «детское чувство», хотя испытывали его взрослые люди в условиях одного из самых драматичных переломов своей исторической судьбы. «Детское чувство театра» – сегодня его нужно поддерживать не только у детей. Понимаю, как это трудно по многим причинам. От гиперпресыщенности человеческого мира развлечениями (частью индустрии которых давно стал театр, вначале из стремления выжить, а теперь и «по умолчанию») – до его превращения в «Общество спектакля», которое еще в конце 1960-х годов констатировал французский философ режиссер Ги Дебор. Словом, изменилась «сцена – весь мир», где мы, по Шекспиру, играем на протяжении всей жизни разные роли*. Но, похоже, у создателей «Истории про театр» это получилось. Театр начинается с вешалки, т.е. со всего (коль скоро он не сколок с жизни, а сама жизнь): и с афиши, и с программки, и с рецензии… Школьники серьезно осваивают столько далеких от них премудростей ради приобщения к таинству театрального творчества. И тогда вся эта «кухня» становится близкой, ибо наполнена смыслом. Это дорого стоит. Электронная газета "Вести" образования *Смысл монолога Жака из шекспировской комедии «Как вам понравится?» не в уподоблении мира театру (в оригинале не theatre, а stage, т.е. сцена: ‘All the world's a stage’ – «Все в мире сцена»), а людей - актерам, а в аналогии жизненного пути пьесе со сменой ролей): Весь мир театр. В нем женщины, мужчины — все актеры. У них свои есть выходы, уходы, И каждый не одну играет роль. Семь действий в пьесе той. Сперва младенец, Ревущий громко на руках у мамки... Потом плаксивый школьник с книжкой сумкой, С лицом румяным, нехотя, улиткой Ползущий в школу. А затем любовник, Вздыхающий, как печь, с балладой грустной В честь брови милой. А затем солдат, Чья речь всегда проклятьями полна, Обросший бородой, как леопард, Ревнивый к чести, забияка в ссоре, Готовый славу бренную искать Хоть в пушечном жерле. Затем судья С брюшком округлым, где каплун запрятан, Со строгим взором, стриженой бородкой, Шаблонных правил и сентенций кладезь,— Так он играет роль. Шестой же возраст — Уж это будет тощий Панталоне, В очках, в туфлях, у пояса — кошель, В штанах, что с юности берег, широких Для ног иссохших; мужественный голос Сменяется опять дискантом детским: Пищит, как флейта... А последний акт, Конец всей этой странной, сложной пьесы — Второе детство, полузабытье: Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего. Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник Для сравнения оригинал: All the world’s a stage, And all the men and women merely players: They have their exits and their entrances; And one man in his time plays many parts, His acts being seven ages. At first the infant, Mewling and puking in the nurse’s arms. And then the whining school-boy, with his satchel, And shining morning face, creeping like snail Unwillingly to school. And then the lover, Sighing like furnace, with a woful ballad Made to his mistress’ eyebrow. Then a soldier, Full of strange oaths, and bearded like the pard, Jealous in honour, sudden and quick in quarrel, Seeking the bobble reputation. Even in the cannon’s mouth. And then the justice, In fair round belly with good capon lin’d, With eyes severe, and beard of formal cut, Full of wise saws and modern instances; And so he plays his part. The sixth age shifts Into the lean and slipper’d pantaloon With spectacles on nose well and pouch on side, His youthful hose well sav’d a world too wide For his shrunk shank; and his big manly voice, Turning again toward childish treble, pipes And whistles in his sound. Last scene of all, That ends his strange eventful history, In second childishness and mere oblivion Sans teeth, sans eyes, sans taste, sans everything.